= литературная зарисовка ВИННЫЕ СРАЖЕНИЯ АЛЕКСАНДРА ВЕЛИКОГО

ВИННЫЕ СРАЖЕНИЯ АЛЕКСАНДРА ВЕЛИКОГО
из книги А. Ильяхова
«Поклонение Бахусу. У истоков виноделия»

Из великих имён правителей древней Эллады молодой царь македонян Александр III (IV в. до н.э.) по прозвищу Великий отмечен в мировой истории не только как «Покоритель Мира». В короткой, но бурной военными деяниями биографии имели место «винные сражения», где он был не только победителем…
В юности Александр, наблюдавший пьяные выходки отца, царя Филиппа II, сторонился шумных пирушек. В девятнадцать лет он занял престол Македонии, и в начальные годы царствования тоже вёл себя пристойно. Сказывалось влияние мудрого воспитателя Аристотеля, который не раз ему говорил, что трезвый человек рассудком здрав, и потому трезвый ум оценивает окружающее в соответствии с действительностью. У напившегося человека воображение ещё остается в силе, но мыслительная способность сильно расстроена – потому он и судит, и дурно судит, следуя своему воображению.
Через год царь Александр собрал 50-тысячное войско единомышленников и отправился в свой легендарный поход против миллионной армии царя персов Дария III Кодомана. С первого сражения ему сопутствовал феноменальный успех, появилась богатая военная добыча. Скоро он приобщился к восточноазиатской роскоши пиров с обилием экзотических блюд, вин и порочных развлечений. Многими его поступками теперь руководила вседозволенность и распущенность нравов. Эвмен из Кардии, историограф царя Александра, сопровождавший его в походе, осмеливался делать такие записи: «…на пиру царь был хвастлив не в меру, особенно когда пьян, … с наслаждением слушал здравицы в свою честь от гостей из местной знати», «…царь долго спал после пирушки с друзьями,… и ещё спал на следующий день».
Царь Александр с удовольствием находил любой повод устраивать весёлые застолья с друзьями детства, теперь его отважными полководцами. После каждого удачного сражения организовывал приёмы отличившихся военачальников, когда торжественные ужины нередко превращались в многодневные пирушки с разнузданным весельем. На них нетрезвый царь предлагал сотрапезникам произносить нескончаемые заздравные тосты, запивая их несметным количеством вина, явно во вред своего и чужого здоровья. Возлюбив на чужой земле низкопоклонство и лесть, он ставил в затруднительное положение свободолюбивых македонян из своего окружения, не приемлющих подобные проявления любви к царям, отчего между ними возникали разногласия. Ведь по македонским обычаям, царь для них был всего лишь «первый из равных»!

СОСТЯЗАНИЯ ВЫПИВОХ. В Индии был случай. Местный гимнософист («голый мудрец») Калан решил для себя, что прожил достаточно много лет, отчего известил о добровольном уходе из мира людей. Попросил Александра, который считал его близким другом, устроить священный погребальный костёр. Ранее царь проводил с Каланом свободное время в разговорах, слушая советы, поэтому для него решение мудреца было неожиданным и нежелательным. Он долго уговаривал отказаться от самосожжения. Но старый гимнософист остался непреклонен.
Когда погас костёр, и пепел от тела, что раньше называлось Каланом, был развеян, царь Александр устроил в честь него пир, а на нём… «состязание выпивох»; в награду обещал целый талант серебра – более двадцати шести килограммов! Отказаться от участия никто не посмел! Победителем оказался военачальник Промах, выпивший подряд четыре «Кубка Геракла», вмещавший около пяти литров вина! Александр вручил Промаху золотой венок, означавший «за победу и доблесть», а через три дня знатный полководец помер, как доложили царю, «от сильнейшего озноба и недомоганий». После того памятного «состязания» в мир иной отошли всего сорок участников, все храбрые соратники царя. Но столь печальный итог не охладил Александра в его желании периодически развлекаться подобным образом.
Он и дальше организовывал не менее громкие и печальные последствиями винные сражения. И горе тому, кто отказывался или пытался уберечься от последствий злоупотребления вином! Придворный историк Каллисфен, считавшийся другом царя, к тому же родной племянник Аристотеля, однажды впал в немилость из-за того, что отказался от царского подношения «Кубка Геракла». Он сказал:
- Царь, если я буду пить столь много за твоё здоровье, мне потом придётся обращаться к Асклепию (богу врачевания) по поводу своего собственного здоровья!

Слова придворного летописца показались царю дерзкими, но он тогда смолчал, и не стал настаивать. Вскоре у Александра нашелся повод отстранить Каллисфена от себя, огульно обвинив в измене и заговоре. Так и закончил жизнь несчастный Каллисфен, словно дикий зверь, в клетке, которую возил за собой в Александр в походе, запаршивевший и смертельно больной.

ЧТО ДОЗВОЛЕНО ЦАРЮ. В сердце Центральной Азии, в городе Мараканде (Самарканд) состоялась пирушка для военачальников, назавтра выступавших в поход. Как всегда, принимал царь. Было достаточно жарко, поэтому участникам застолья всё время хотелось пить, но поскольку в здешних краях воду пить греки остерегались – она была жёлтого цвета и с запахом, – жажду утоляли разбавленным вином. На пир к царю уже давно шли с опаской даже близкие друзья, знали, что «сын Зевса» возражений не терпит, отказа не принимает. Среди самых близких друзей был Клит по прозвищу Черный, служивший ещё его отцу Филиппу; брат бывшей кормилицы царя Ланики. В битве при Гранике Клит спас жизнь царю: стремительно вынесся вперёд на коне и ударом меча отрубил уже занесенную над царем руку врага.
Во время застолья все много пили и ели, а когда отстранились от опустошённых блюд, и пока шла замена столов, стали вспоминать недавние сражения. Льстецы, зная, что Александр всегда прислушивается к разговорам, что ведутся застольниками, старательно громко высказывались, как между собой, о личных заслугах царя, сравнивали его с Гераклом и отважными легендарными братьями Диоскурами. К их хору вскоре присоединились другие, стали наперебой хвалить царя уже не стесняясь, открыто. И тогда Клит резким криком прервал очередного льстеца. Александр услышал, но виду не подал. Через некоторое время один из греческих полководцев стал подшучивать над начальником македонского отряда, по делу, за временное отступление в разгар сражения при Политамете. И вдруг Александр, царь македонский, поддержал грека, тоже плохо высказался по этому поводу. Подобное его поведение было не внове, так как Александр давно уже не чувствовал себя македонянином! Но Клит решил защищать честь и достоинство земляков, высказался с обидой в голосе:
- Александр, тебе должно быть недостойно во вражеской стране среди варваров смеяться над своими македонянами, которые и в беде выше греческих шутов!

Александру даже будучи трезвым давно уже не воспринимал ничьих возражений. Сейчас он был жутко пьян. Он язвительно отпарировал:
- Сам себя изобличает тот, кто называет трусость бедой!

Это уже было обвинение в трусости Клита, чего тот вынести не мог:
- Гордый отпрыск богов, – вскричал возмущённый Клит, – не этой ли трусости обязан ты своим спасением в тот час, когда сам уже повернулся спиной к персидским мечам? Только кровь македонян и эти вот рубцы сделали тебя, Александр, тем, чем ты являешься сейчас! Помни о том, когда напрашиваешься в сыновья Зевсу и отрекаешься от своего великого отца Филиппа!

Злой ответ Клита задел Александра – они оба уже не могли остановиться в обидных друг для друга выражениях:
- Ты, Клит, негодяй, если думаешь, что твоему царю нравится, когда ему в лицо бросаешь ты такие речи. Ты призываешь македонян к неповиновению царю? Мне надоела твоя безнаказанность!
- За свои усилия сделать Александра царём македоняне и без того достаточно наказаны! Счастливы мёртвые македоняне, им сейчас позавидуешь, так как они погибли раньше, чем их стали наказывать по приказу македонского царя персидскими розгами! Ты сделал побеждённых персов своими приближёнными, и теперь персы не допускают македонян к своему царю. А знаешь ли ты, сколько берут с нас твои новые советники за доступ к тебе?

А вот этого Клиту говорить не следовало: кто стоял рядом из сотрапезников немедленно окружили его, заслонив от взглядов разгневанного царя. Но Клита невозможно было остановить, его обострённое чувство обиды давно кипело в нём, просилось наружу. Он кричал в бледное лицо Александра, не контролируя себя:
- Царю незачем стеснять себя в выражениях, царь всегда говорит, что ему вздумается. Но пусть знает царь македонян, что впредь не стоит ему приглашать к своему столу свободных и привыкших к свободным речам людей, которые считали его другом македонян. Такому царю лучше жить среди варваров и рабов, которые будут счастливы падать ниц перед его персидским шелковым поясом и ярким персидским одеянием!

Александр, едва сдерживаясь от ярости, запустил вдруг в Клита тем, что было у него в руке – яблоком и стал лихорадочно искать на поясе свой кинжал. Телохранители, заметив это, тотчас окружили его, оттесняя от беснующегося Клита. В этот момент царю почудилось, что всё, случившееся сейчас – заранее спланированный заговор! Ведь заговор давно зрел в македонской среде военных, он это чувствовал! Нет, не зря его сейчас окружили… Александра вдруг охватил панический страх, впервые в его героической жизни! Он резко оттолкнул стоящего рядом военачальника и призвал громким голосом своих гвардейцев, а когда они вбежали в зал, не ведая, что здесь случилось, велел подать сигнал большой тревоги…
Трубач, высокий воин в блестящих серебряных доспехах, наверно, от волнения, промедлил, и царь ещё больше испугался. Затем, рассвирепев, стал избивать трубача; вырвал из его рук трубу и попытался сам издать сигнал. Послышались непонятные сиплые звуки… Присутствующие настолько растерялись, что не знали, как себя вести дальше. Кто-то попытался рассмеяться из-за действительно неожиданной комичной обстановки. Но никто не знал, что делать с неуправляемым царём. Затем одни бросились успокаивать его, другие – выводить Клита из зала…
Но физически сильный и сильно пьяный Клит упорствовал, не собирался выходить. Он выкрикивал нечто сумбурное до тех пор, пока не менее сильный друг Птолемей уверенно потащил его во двор. Ночное небо, усыпанное яркими звёздами, оглушительный треск цикад, освежающее дуновение ветерка немного охладила нездоровый пыл Клита. Птолемей почти уже успокоил друга, но тот вдруг вспомнил стихи Еврипида, они показались ему уместными для данного случая. Неожиданно он с пьяным упрямством вырвался из тесных объятий Птолемея и побежал назад в пиршественный зал, где гости начали успокаиваться.
Клит, заметив Александра в дальнем углу зала, упрямо пошёл на него, кривя в ухмылке рот. Во весь голос он декламировал стихи из «Андромахи», в которых, он вспомнил, есть намёк, что «властители присваивают себе заслуги верного им народа, их победы»… Услышав эти дерзкие слова, Александр, не владея собой, выхватил у гвардейца копьё и метнул в грудь приближавшегося Клита. Копье с глухим стуком воткнулось, остановив Клита совсем рядом. Клит упал, а брызги тёплой крови окропили лицо Александра… И тогда, ужаснувшись содеянному, Александр подбежал к лежащему Клиту, машинально выдернул копьё и вдруг, в отчаянии, направил острие в собственную грудь. Он хотел убить себя. Копье отняли силой, рыдающего царя увели прочь… Александр три дня не выходил из шатра – рыдал и кричал от горя, никого не хотел видеть, не принимал пищи и пытался ещё раз покончить с собой. По просьбе друзей царя, философ Анаксарх, сопровождавший его в походе, появился в шатре. Понаблюдал за лежащим на кровати Александром, отметил беспомощное состояние. Вдруг закричал (так пишет Плутарх):
- И это царь Александр Великий, на которого смотрят все народы? Нет, это кто-то другой лежит, рыдая, словно раб, страшась закона и порицания людей, хотя он сам должен быть для них и законом и мерою справедливости. А если это царь Александр Великий, он должен помнить, что победил он народы для того, чтобы править и повелевать ими, а не для того, чтобы стать прислужником пустой молвы! Разве ты не знаешь, – продолжал Анаксарх, – что Зевс для того посадил с собой рядом Дике (богиня Справедливости) и Немесиду (богиня Правосудия), чтобы всё, что ни совершается повелителем, было правым и справедливым?

Услышав его слова, Александр несколько успокоился; спросил тихим голосом:
- Так ты считаешь, друг Анаксарх, что на мне нет вины за Клита?
- Александр! – воскликнул Анаксарх. – Царь не должен чувствовать себя виноватым, ни в чём! Всё, что делает царь, для остальных людей есть закон! Каждое слово царя — закон, а значит, ни одно твое действие нельзя считать беззаконным.
- Но я убил друга! Боги не простят!
- Александр, зря так страдаешь! Ты подумай, – а если этого хотели боги? Если смерть Клита угодна богам, разве будешь ты, сын Зевса, перечить отцу своему?
- Так ты говоришь, так хотели боги… — тихо повторил Александр, и вдруг он осознал: «Я – царь! Царю дозволено всё, что он делает, даже пренебрежение дружбы и законов!»

С этого дня молодой царь ещё более привязался к старику Анаксарху. Ободренный его увещеваниями, Александр в дальнейшем часто, без видимой причине проявлял дикую вспыльчивость, бывал жестоким и беспощадным по отношению ко многим – врагам и близким своим. Но никогда не каялся и не винил себя, ни в чем! И дело было не столько в количестве выпитого вина обеими сторонами в ту страшную ночь, Александром и Клитом, а в том, что прежняя простота в общении друзей и открытость больше не были нужны македонскому царю. Потому что задумал он собственное грандиозное дело – создать огромную Империю, от Европы до Индии, в которой будет жить единый народ с верой в нового бога, имя которому Александр Великий. Это поняли вскоре все придворные из его окружения, а так называемый, «заговор пажей» и то, что произошло с Каллисфеном, и другими «заговорщиками» тому подтверждение!

ПЕРСЕПОЛЬ В ОГНЕ. В сильно опьяненном состоянии царь Александр однажды поддался уговорам знаменитой афинской гетеры Таис, предложившей поджечь дворец персидских царей в Персеполе, изумительной красоты и невиданной эллинами роскоши. После захвата города Александр пировал в нём с военачальниками, приглашены были несколько гетер, свободных жриц любви. Поначалу они с торжествующим чувством победителей разглядывали резные колонны, словно летящие вверх (греки насчитали их во дворце сто штук), богатые интерьеры, убранство залов и помещений, ценнейшие старинные ковры, шёлковые занавеси, парадные одежды и драгоценную столовую утварь. Но после продолжительного застолья веселья не получилось – непонятный трепет охватил души отважных воинов, чуждая им робость стала пробираться в сердца, незваных гостей дворца персидских царей. Только вином можно было залить эти непрошенные чувства…
Далеко за полночь, когда участники пира победителей изрядно выпили, и царь, в не меньшей мере, афинская подруга полководца Птолемея Таис, игриво прижавшись к Александру, прошептала:
- Великий царь, ты можешь сделать мне подарок?
- Таис, ты же знаешь, что я всё могу. Проси!

Гетера заглянула в глаза Александра, при этом в её глазах будто вспыхнул пламень:
- Царь персов Ксеркс поднял руку на эллинские святилища, безжалостно сжег Афины и мой дом. Сегодня эллины в Персополе, и я хочу увидеть, как горит город персидских царей. Пусть всё, всё, всё здесь сгорит в жарком пламени моей мести!

Дикая идея неожиданно понравилась скучающему царю. Он вдруг вспомнил встреченных у стен Персеполя изувеченных персами греческих наёмников, их было восемьсот человек, которые раньше служили в персидской армии, до похода Александра. Их призвали воевать против своих единоверцев, эллинов, а они отказались. По приказу Ксеркса у кого-то отрубили руки или ноги, у кого отрезали уши, носы или выкололи глаза. Александр вскочил с ложа, выкрикнул:
- Факел!

Ему подали жаркий факел, снятый со стены. Пирующие притихли, с интересом наблюдая за действиями царя – кто понял, а кто – ещё не догадался, что будет дальше. А он, нетвердо ступая, двинулся к окну, занавешенному огромной занавесью. Подал факел Таис. Гетера решительно поднесла огонь к драгоценной ткани, затем с торжествующей улыбкой наблюдала, как пламя начало осторожно лизать тяжёлую расшитую золотом ткань… Проследив, как в безжалостном огне исчезают узоры на занавесе, царь поднял руку, приглашая остальных гостей пира принять участие в огненной потехе. И они с пьяными выкриками восторга разбежались с факелами в руках по замершим от страха коридорам и помещениям дворца…
Когда огонь угрожающе забушевал, накрыл стены, проливая сверху на людей пламенные струи, оставаться внутри стало опасным. Царь и сотрапезники спешно покинули дворец. Вскоре краса-дворец заполыхал чудовищным костром, с грохотом обрушивались перекрытия, стены, колонны. За ночь Персеполь сгорел весь дотла: когда загорелся царский дворец, воины Александра, пировавшие у костров невдалеке, зная, что во дворце пирует царь, вначале бросились тушить огонь, кто как мог. Но потом, узнав о поведении Александра, наоборот, кинулись поджигать то, что еще не горело, и грабить, что осталось ещё ценного в домах богатых вельмож…
Римский историк Курций подтверждает факт сожжения Александром Персеполя: «… все разгорячились от вина и бросились, хмельные, поджигать город, ранее им же пощаженный. Первым дворец поджег царь, за ним – гости, слуги, наложницы. Огромный дворец выстроен был из кедра, он быстро загорелся, и пожар распространился дальше на остальной город»…
На следующий день Александр, говорят, откровенно сожалел о своём необдуманном поступке.

ПИР НА МАРШЕ. Ещё яркий эпизод из жизни царя и полководца Александра. В результате неудачной военной кампании в Индии пришлось ему согласиться с мнением армии, командиров и простых воинов, что пора возвращаться домой, в Македонию.

Над греко-македонской армией взвивались пыльные смерчи. Это с надрывным скрипом ползли неисчислимые обозы, набитые несметными сокровищами, отобранными у персидских царей и индийских магараджей. Ловкие погонщики гнали тысячные гурты скота, плелись толпы рабов. Шли и ехали люди, составлявшие вспомогательные службы любой армии: строительные рабочие с инструментами, торговцы со своим товаром, фуражиры и ремонтники, музыканты и гулящие женщины, верные подруги воинов. Царь ехал в колеснице, отягченный нерадостными думами. Заметив это, друзья предложили ему устроить пир, чтобы отвлечься. Александр отказался останавливаться в малознакомой и к тому же безрадостной полупустынной местности, но предложил пировать… на ходу, не останавливая походного марша. Узнав такую новость, воины Александра были счастливы.
Александр удобно ехал в своей колеснице, которую тянула конная восьмерка, редкой белой масти; рядом ехали старшие командиры, полководцы. Для пиршественного стола царя соорудили лёгкий настил, сам Александр сидел на высоко поднятом походном троне, – чтобы войско могло видеть любимого царя. Виночерпий подливал в кубок драгоценные вина, обнаруженные в подвалах персепольского дворца; вина благоухали восточными пряностями и цветами.
Александр долго не пьянел, с упоением слушал здравицы со всех сторон: «Великий Александр, сын Зевса, тебе слава!» – и бдительно следил, чтобы все вокруг пили и славословили его. Кувшины опустошались и скоро менялись на полные, и снова опустошались – в этом не было ничего удивительного, потому что пирушка шла на свежем воздухе, под хорошую закуску – мясо, птицу, и дорога всё время вела в сторону дома, в Македонию. Все блюда для царя и его сотрапезников готовились поварами в царском обозе на передвижных походных кухнях, немедленно подвозились конными «курьерами» по команде главного распорядителя стола – симпосиарха, передвигавшегося на коне рядом с царской колесницей. Придворное окружение Александра и его боевые товарищи в этом необыкновенном передвижном застолье старались не отставать от своего любимого царя – тоже пили и ели в походном марше, оживленно обсуждая происходящее вокруг.
Пешие воины, не сбавляя шага, ловко распивали вино из походных кувшинчиков, радуясь неожиданному послаблению. Когда своё вино у них закончилось, им подвезли амфоры – дар от царя. Пей, сколько влезет, но походного шага не сбивай! Не каждый справлялся с такой нагрузкой: кто-то быстро пьянел от усталости или некрепкого здоровья, а кто вовсе не рассчитал своих физических сил, обрадовавшись дармовому вину. Но всё равно крепились и шли вперёд, иногда поддерживая друг друга на неровной дороге. Войсковые музыканты не отставали от других воинов, успевали исполнять свои обязанности между глотками вина. Оттого вскоре вместо дружной походной мелодии нестройно завизжали медные и роговые трубы и дудки, им вторили печальные флейты и даже арфы. Комедианты – их было достаточно при армии Александра – веселили и без того развеселившихся воинов скабрезными шуточками и непотребными плясками. Гулящие женщины, обитавшие во время похода в обозе, сбежали оттуда и теперь игриво теснились рядом с возбуждёнными от вина мужчинами. Их щедро угощали хмельным вином, делились хлебом и мясом, требуя в ответ мимолетные ласки, объятия и поцелуи, доступные в такой необычной ситуации.
Эта «пирушка на ходу», от горизонта до горизонта, напоминала безумный карнавал, на котором его участники только и заняты тем, чтобы влить в себя как можно больше вина. Но не все воины, столь выносливые в лютых сражениях, достойно справлялись с приказом доброго царя. Переступив предел собственных возможностей винопития, они приземлялись для отдыха. Крепко засыпали пьяным сном без всяких забот и огорчений по этому поводу. Мимо шли их товарищи, кто ещё держался на ногах, они с шуточками обходили недвижные «трупы». Никто никого не тревожил, поскольку командиры были уверены – полегшие от вина воины проснутся и догонят…
Семь дней и ночей продолжался «пир на марше». Если бы кто в тот момент охватил трезвым взором дорогу, по которой прошло войско, узрел бы картину жестокого сражения – столько полегло в пьяном угаре доблестных воинов Александра…
***
За десять лет беспрерывных сражений и походов македонский царь Александр положил к своим ногам огромную территорию, населённую разными народами Европы, Африки, Азии, Индии. 29 мая 323 года до н.э. неожиданно для врачей и друзей он заболел и через двенадцать дней умер. Вот как сообщает об этом событии историк Диодор, древнегреческий историк и мифограф из Сицилии, живший в конце I века до н.э.:
«… В этот день Александр много пил у себя во дворце на приёме, устроенный им в честь своего флотоводца Неарха, который вернулся с частью войска из Индии морским путём. Вскоре царь намеревался отправить Неарха в новое плавание – вокруг Аравийского полуострова, чтобы разведать путь для очередной военной экспедиции против арабов, не признавших власть Александра. Когда царь возвращался, чтобы отдыхать к себе в павильон на берегу прохладного водоема, он встретил фессалийца Мидия, который созывал на свою пирушку близких друзей. Увидев Александра, Мидий обрадовался и пригласил его к себе, просил не отказываться. Царь тоже был рад встрече, забыв о намерении отдыхать после обильной трапезы с Неархом, повернул к дому Мидия, где с удовольствием присоединился еще в одном дружеском застолье, обильном на выпивку. Он просидел с Мидием и его друзьями до утра и весь следующий день… Царь всё это время осушал чашу за чашей, пил за здоровье каждого из двенадцати гостей… В завершении пирушки, обильно наливая сам себе неразбавленного вина, царь выпил большой Гераклов кубок… Вдруг, словно пораженный сильным ударом, он громко воскликнул и застонал»…

Присутствующие переполошились, прибежал лекарь. Пробыв у Мидия до вечера, Александр возвратился во дворец, где принял прохладную ванну – «и вновь попросил вина, выпил кубок»… Самочувствие царя снова ухудшилось, его лихорадило; к великому огорчению друзей и армии, он слёг в постель под надзор обезумевших от страха врачей.… «На шестой день царю стало совсем плохо, болезнь его совсем измучила»…

Когда Александр Македонский отошёл в мир иной, ему исполнилось тридцать три года, из которых царствовал двенадцать лет и восемь месяцев. С тех пор биографы легендарного царя гадают о причине его смерти, а греческие мудрецы говорили:
«Царь Македонии Александр не заслужил права носить второе имя – «Великий», поскольку пьянство и гнев не подобают разумному правителю, как не подобает быть никому во власти даже одного из этих великих пороков!»