Анатолий Ильяхов

О ЧЕМ МОЛЧИТ ЧЁРНОЕ МОРЕ

АНАМСЕСИС ИЛИ ПУТЕШЕСТВИЕ В ПРОШЛОЕ

Термин «anamnesis» впервые встречается у Платона* в диалогах «Менон» и «Федон». С тех пор понятие анамнесиса закрепилось в философии как «припоминание скрытого знания, которым душа обладала до вселения в материальное тело»…

О чем молчит Чёрное море

Кто ты, эллин?

Клад аргонавтов

Путь Ясона

Миф или не миф?

По курсу «Арго»

Человек по имени Скиф

Небесный глас Анахарсиса

Без карт и даже не по звездам

Страна Гиппанис и другие

Сказание о царе Левконе

Кредиторы поневоле

Тираны Боспорского царства

Последняя чаша Митридата

Римляне на Понте Эвксинском

Плач матери

Город у моря

Кровь Диониса

Место гражданского единения

Биение сердца городского

Пространство, посвященное богам

Боги и люди

Бремя свободы и демократии

Песни козлов

600 ступней Геракла

Хочу учиться в голышарне

Панэллинское летоисчисление

Все дороги ведут в Олимпию

Где Море и Горы живут в согласии

Прометеев Огонь

О ЧЕМ МОЛЧИТ ЧЁРНОЕ МОРЕ

Десятки миллионов лет назад планету Земля омывал Мировой Океан, а очертания современных морей ещё не существовали. На месте Средиземного, Мраморного, Чёрного, Азовского, Каспийского и Аральского морей простирался залив древнейшего моря Тетис. В результате гигантского тектонического подъёма в районе будущих Альпийских гор вместо Тетиса образовались два суперморя – на Западе и на Востоке. Спустя миллионы лет в результате эволюционных изменений океанская акватория значительно уменьшилась, а восемь миллионов лет назад образовался древний Понт. Он объединил поверхности современных морей – Чёрного и Каспийского, – где Кавказ и Крым выглядели островами внушительных размеров. Поскольку Понт долгое время находился в изолированном от соленого Мирового Океана состоянии, он принимал воду рек с тающих ледников, оставаясь опреснённым водоёмом.

Природные катаклизмы заставили Кавказские горы восстать из земных недр, отчего Понт исчез, оставив после себя две большие «лужи» – Чёрное и Каспийское моря. Их воды оставались пресными до той поры, пока не произошло очередное сильнейшее землетрясение. Это случилось «всего» 8 000 лет назад. Там, где находится Стамбул, образовался разрыв берега километровый ширины, через который из Мраморного моря хлынула соленая вода. Когда всё успокоились, остался известный нам пролив Босфор, соединивший Чёрное море через Дарданеллы со Средиземным морем и дальше с Мировым Океаном. А Каспийское море так и осталось замкнутым водным пространством.

Именно эти события некоторые ученые считают виновником так называемого Всемирного Потопа, описанного в Библии, после которого «ковчег» Ноя со спутниками «пришвартовался» к Арарату (территория древнего царства Урарту, Армении и совр. Турции), возвышавшегося над горными грядами Кавказа средь разбушевавшейся морской стихии…

Но была ли эта гора современным Араратом – вопрос открытый! У каждого народа, чьи представители, по легендам, пережили Потоп, есть своя «правдоподобная» версия. Например, древние греки верили, что из всего рода человеческого спаслись двое «угодных Зевсу» — благочестивый муж Девкалион и его жена Пирра. Их «ковчег» носился по волнам беспредельного моря девять дней и девять ночей — столько назначил Зевс проливаться небесным потокам, – а поутру десятого дня Девкалион увидел, что судно зацепилось за вершину «двуглавой горы Парнас», у подножья которого эллины устроили потом Дельфийское святилище Аполлона. Но самое удивительное, что Парнасом называется и горный массив Большого и Малого Араратов в Армении! Когда вода начала спадать и обнажилось подножие Парнаса, Девкалион сошёл на землю и велел то же самое сделать Пирре. Затем он, «возжегши алтарь и принеся жертву Зевсу, обратился к нему, чтобы на земле вновь возродилась жизнь и появились люди, и бог повелел Девкалиону бросать камни через голову: из тех камней из земли проросли мужчины, а из камней, что бросала Пирра — женщины»…

От излишней солености воды, проникшей в Чёрное море через Босфор и ставшей враждебной средой для миллионов её обитателей, стали погибать те из них, кто не смог приспособиться к новым условиям обитания – животные, рыбы, ракообразные, моллюски и растения. Их мёртвые тела и останки оседали на дно, разлагались, образуя огромный объём сероводорода. Эта проблема существует до сих пор (см. в приложении – статью «Есть ли проблемы у Чёрного моря).

Известно объяснение древнегреческого историка Страбона* относительно причин образования пролива Босфор. Основываясь на высказываниях античных ученых, он предположил:

«…Реки, впадающие в Понт, наполнили его доверху и прорвали проход. Вода устремилась в Пропонтиду (совр. Мраморное море) и Геллеспонт (совр. Дарданеллы), поскольку уровень дна Атлантического океана и Средиземного моря оказались глубже, следовательно, ниже черноморского… В этом причина того явления, почему Понтийское море самое пресноводное и его течение направлено в сторону наклона дна»…

Страбон сообщает интересные и довольно точные сведения о конфигурации Чёрного моря, его длине, ширине, окружности, особенностях береговой линии:

«Эгейское море и Геллеспонт изливаются к северу в другое море, которое называют Пропонтидой. Оно состоит как бы из двух морей: почти посредине его выдвигаются два мыса, один из Европы, с северной стороны, а другой, противоположный этому,— из Азии; они суживают находящийся между ними пролив и образуют два больших моря. Европейский мыс называется Бараний лоб, азиатский — Карамбис; они отстоят друг от друга приблизительно на 2500 стадиев (1 стадий – ок.180 м).

Море к западу от них имеет в длину, от Византия до устьев Борисфена 3800 стадиев, а в ширину – 2800; в нём есть остров Белый. Восточное море имеет продолговатую форму и оканчивается узким заливом у Диоскуриады, имея в длину 5000 стадиев или немного больше, а в ширину — около 3000. Окружность всего моря равняется приблизительно 25000 стадиев. Выше восточного залива к северу лежит Меотийское озеро (совр. Азовское море), имеющее в окружности 9000 стадиев, или даже немного больше. Изливается оно в Понт через, так называемый Киммерийский Боспор, а Понт — в Пропонтиду через Боспор Фракийский».

Другой историк, Полибий*, объяснил накопление осадков в Чёрном и Азовском морях их обмелением за счёт того, что реки, впадавшие в них, приносят огромное количество горных взвесей. Он предположил, что Понт и Меотида (Азовское море) могут быть совершенно занесены илом, что оказалось недалеко от реальности:

«Поэтому не следует удивляться тому, что столь многие и столь огромные реки, постоянно текущие, производят вышеописанные явления и могут, наконец, занести Понт… Что это действительно случится, доказывается следующим явлением: насколько ныне Меотида преснее Понтийского моря (совр. Чёрное море) настолько же Понтийское отличается от нашего. Отсюда ясно, что, когда пройдет времени во столько раз больше того, в которое произошло занесение Меотиды, во сколько один водоем больше другого, тогда и Понт сделается мелководным, пресноводным и болотистым подобно Меотийскому озеру. Впрочем, нужно думать, что это случится тем скорее, чем сильнее и многочисленнее течения впадающих в него рек»…

Аристотель* в труде «Метеорология» записал:

«Даже побережье Меотийского озера вследствие речных наносов настолько увеличилось, что ныне входят туда для работы суда гораздо меньшей величины, нежели 60 лет тому назад; из этого легко сообразить, что и оно, подобно многим озерам, первоначально обязано своим происхождением рекам и что, в конце концов, ему суждено всему высохнуть».

Как видим, в Античности мудрейшие головы пытались понять важнейшие вопросы геологической истории Чёрного моря. Их интересовали причины течений и возникающих бурь, появления облаков и прибрежных мелей и т. п. Не обладая достаточными знаниями, древние пришли к совершенно правильному выводу о зависимости подъёма и опускания уровня моря от тектонических проявлений земли. Они пришли к выводу, что не только реки формировали состояние Чёрного моря. Во второй половине I тысячелетия до н. э. его побережье оказалось сильно заиленным, обмелели лиманы и Азовское море. Но на эти события. Оказывается, уже влиял Мировой Океан, «сам по себе вдруг обмелевший», с которым теперь Чёрное море было накрепко связано. Правда, мы не знаем – надолго ли…

***

Невольно возникает вопрос: «Откуда в Мировом Океане взялось столько соли, когда реки пресные?» Ответ неоднозначен…

Возможно, Океан еще до появления жизни на Земле стал соленым и с той поры его соленость по существу не менялась. По другой версии, поначалу Океан был пресным, а соль приносили реки, в водах которых всегда имеются растворенные соли: дождевая вода просачивается сквозь почву и камни, она растворяет мельчайшие частички минералов, в том числе соли и входящие в их состав химические элементы; водные потоки уносят их в море. Глина и другие наземные горные породы тоже попадают туда благодаря водным потокам, смыву поверхности и выпадению вулканических осадков, и все они содержат некоторые соли. Речная вода смешивается с морской, часть её испаряется, а соли остаются в море. Подсчитано, что ежегодно реки континентов несут в Океан более двух миллиардов тонн всевозможных веществ! И это при условии, что реки приносят в море свой соляной груз без перерыва уже два миллиарда лет! Если всю морскую соль, выпавшую на дно, равномерно распределить по поверхности суши, получится слой толщиной более 150 метров!

Есть ещё гипотезы об осолонении морей Всемирного Океана. По одной, вещества, растворенные в морской воде, были вымыты текучими водами из магматических пород – так и образовался своеобразный «рассол». Другой источник — вода просачивается сквозь трещины в коре на дне, сильно нагревается и выбрасывается обратно, насыщенная растворенными в ней минералами. Такую картину сегодня наблюдают исследователи, когда у глубоководных гидротермальных источников образуются гейзеры, извергающие смесь. Подводные вулканы в таком виде выбрасывают огромное количество расплавленной породы вместе с химическими элементами, солями. Но самая распространенная соль в морской воде — хлористый натрий (обычная поваренная соль), до восьмидесяти пяти процентов всех растворенных солей. Вот почему вода в морях и океанах горько-солёная!

Остаётся некоторый вопрос с озёрами: «Почему озёра по большей части пресные?» Но это уже вне нашей темы, а вот, почему Чёрное море назвали «Чёрным», – узнать следует. Ведь в древности наше море называли по-разному. Страбон, к примеру, пишет:

«Это море было недоступно для плавания и называлось Аксинским («Негостеприимным») из-за зимних бурь и дикости окрестных племен, особенно скифов, так как последние приносили в жертву чужестранцев, поедали их мясо, а черепа употребляли вместо кубков. Впоследствии, после основания ионянами городов на побережье, это море было названо Эвксинским («Гостеприимным»).

А когда иранские племена стали насильственно осваивать южное Причерноморье, они прозвали его «Ахшайна», что дословно означает «Непрозрачное, темное». После греков и римлян сюда пришли турецкие завоеватели, встречавшие яростное сопротивление аборигенов. Скорее всего, именно по этой причине местное море показалось им негостеприимным, или Кара – Тенгиз, иначе «Чёрное море». Следом многие мореплаватели, посещавшие берега Черного моря, называли его, каждый по-своему: Маври-Таласса, Темарун, Киммерийское, Скифское, Синее, Таврическое, Океан, Сурожское (от Сурож, совр. Судак), Святое, Крымское, Славянское, Греческое, Грузинское и Армянское, и даже Росское (от индоарийского, «рос» – «белый»; наверно, от белой морской пены во время шторма). На картах итальянских мореходов Чёрное море до XVI века обозначалось как «Белое море», а путешественник Марко Поло называл его «Великим морем».

Есть и совсем вольные объяснения, будто современное название Черного моря появилось по причине того, что «во время сильного шторма его поверхность темнеет, а плавание по нему становится опасным, то есть, «чёрным». Хотя так бывает в каждом море во время непогоды. Или даже море названо «Чёрным» из-за того, что металлические предметы, опущенные на большую глубину, где имеется сильная концентрация сероводорода, поднимаются на поверхность сильно потемневшими…

Но, как бы наше любимое море ни называлось, пусть оно остаётся всегда добрым по отношению ко всем, кто его любит и бережёт!

КТО ТЫ, ЭЛЛИН?

Вполне обосновано называть «греками» жителей материковой Греции, принадлежащих ей островов и зарубежных колоний. Традиция допускает называть греков также эллинами. А что считается правильным?

Общего названия коренного населения для всей тогдашней Греции не существовало. Её заселяли кавконы, кары и лелеги (Акарнания, Лакония, Локрида, Мессения, Фокида, Эвбея, Элида, Этолия), также гианты, абанты и аоны (Беотия, Фокида, Эвбея), многие из которых принадлежали к историческому иллирийскому племени. Кроме того, для обозначения древнейших жителей почти во всех частях Греции и за пределами её, в Италии и Малой Азии, встречается мифическое имя пеласгов. Оно сохранилось впоследствии в названии Пеласгиотиды (Фессалия) и на северных берегах Эгейского моря в обозначении тирренских пеласгов.

Название же Греция (Graecia) стало употребительным у римлян, у которых греками (Graikoi) назывались первоначально только представители племен, проживавших в Эпире вокруг Додоны. Сама же страна Греция, как римская провинция, называлась Ахайя (Achaia).

Имя Эллада первоначально обозначало только один город в Фессалии, затем южную часть Фессалии, далее – территорию Средней Греции. Впервые обозначение «эллин» встречается у Гомера* в «Илиаде». После покорения греческих городов македонскими царями, начиная с Александра Македонского (конец IV в. до н.э.), так назывались все земли, где жили эллины. В результате миграции племена эллинов оказались на юге, после чего родственные с ними племена – дорийцы (спартанцы), аркадяне, ахейцы – переняли это название. Тогда же появилось понятие «панэллины» («все греки») и «Эллада» («Элл – ада», или «Страна эллинов».

Обозначение представителей греческих племен как «эллины» произошло не менее чем за 1,5 тысячи лет до н.э. – срок, подтвержденный находкой знаменитой каменной стелы на о-ве Парос, на которой имелись надписи на древнегреческом языке с упоминанием «эллинов».

В мифологии имя «Эллин» связано с Девкалионом и Пиррой, которые спаслись после Потопа: «и первым сыном у них был Эллин… Эллин дал имя потомкам, и с тех пор греки называют себя эллинами»... У Эллина было три сына: Дор, Ксуф и Эол – от Дора произошли дорийцы, От Ксуфа – ионийцы и ахейцы, От Эола – эолийцы. В «послепотопный» период Грецию заселили четыре основных народа: эолийцы, дорийцы, ионяне и ахейцы. Среди потомков Девкалиона был ещё Беот – от него пошло племя беотийцев, а от них – государство Беотия с центром в Фивах.

Учёные подтверждают мифологическую версию, что «эллинизация» Греции началась с приходом на её земли дорийских племён, примерно, с 1900 года до н.э. Дорийцы, родословная которых скрывается в отдельной индоевропейской группе народов, продвигались с территории современной Венгрии в сторону юга Балканского полуострова, чтобы через 700 лет закончить миграцию на берегах Средиземноморья. Ещё через 400 лет им стало тесно на материке, после чего начался период «Великой греческой колонизации», продолжавшийся до VI века до н.э. во всех направлениях – Италия, Сицилия. Кипр и другие острова Средиземноморья, Африка, Азия и Чёрное море.

Но есть ещё версия Платона* и Геродота*, которые утверждали, что в Грецию эллины пришли… из Ливии (Сев. Африка). Многие религиозные обычаи, наличие совместных богов и бытовые обряды народов оказываются схожими. В истории Древнейшего Египта существует упоминание о племени пеласгов ( «рожденные из земли»), что когда-то проживали в плодородной долине Нила по соседству с жаркой Ливийской пустыней. Переселение произошло в царствование фараона Сесостриса, или Сенусерта I (ок. 2000 г. до н.э.), притеснявшего пеласгов. Пеласги добрались до о. Крит, открыв миру блистательную Минойскую цивилизацию, затем переселились на материк, продолжив своё «культурное засилье». Благодаря пеласгам из далёкой Ливии,

расцветали ремесла, строились дворцы, общественные здания и монументальные объекты культового поклонения. Появилась греческая письменность (слоговое и пиктографическое письмо) и… греческая колонизация, о чём пойдет дальше речь в нашем повествовании.

КЛАД АРГОНАВТОВ

В 1997 году по Сочи пошли слухи, что в ущелье реки Мзымта по дороге на Красную Поляну «черные копатели» обнаружили античное захоронение с богатейшим кладом. Поскольку подобный интерес к краеведению признается полукриминальным, представители Федеральной Службы Безопасности (ФСБ) немедленно приступили к исполнению своих обязанностей. В итоге счастливого «археолога» быстро вычислили, а найденные предметы обрели покой в Сочинском художественном музее.

Как выяснилось, практичный житель одного из сел многие годы занимался поисками древних захоронений, на которые указывали местные сказания. Им руководили страсть к кладоискательству, врожденная интуиция и хорошее знание окрестных гор. Ненастным осенним утром он шел по исхоженной им тропе вдоль вздувшейся после ливней реки, примечая всякого рода отклонения на местности. Он хаживал здесь уже несколько лет, кружил и кружил как заколдованный вокруг только ему ведомого места, согреваемый одной лишь мыслью: «Найти и разбогатеть!»

И вот – дикое везенье, – ночной оползень обнажил едва приметную в земле полость, веками скрывавшую древнее захоронение от злого умысла …

Не будем описывать бурную радость человека, в миг получившего долгожданное сокровище. Мы не узнаем, сколько бессонных ночей провел он, решая важнейший для себя вопрос: «Как поступить с кладом?» Не узнаем, потому что этот «счастливец» вскоре умер, неожиданно и без видимых на то причин… Мистика? Возможно! Так как в кладоискательстве, как в особом виде «чёрного промысла», существует немало подобных историй с печальным концом.

***

Случай с «Мзымтинским кладом» для науки завершился успешно, поскольку его бесценные предметы не успели разойтись по частным коллекциям. Хотя первые шаги в этом направлении местный житель уже сделал. «Мзымтинскую» находку по значимости сопоставили с открытием сокровищ легендарной Трои немецким археологом-любителем Генрихом Шлиманом! С той лишь разницей, что Шлиман с помощниками работал на раскопках профессионально (хотя и к нему были претензии от археологов с мировыми именам), в отличие от «горе-копателя»: как ночной грабитель, он второпях так всё перекопал, что ученым после него пришлось лишь строить догадки, восстанавливая историю захоронения и происхождения клада.

Высокий профессионализм работников ФСБ и Сочинского музея позволяет теперь всем желающим восхищаться уникальными образцами античного декоративно-прикладного искусства, как определили ученые из Москвы и Санкт-Петербурга. В захоронении находились останки древнегреческого воина, а вместе с ним – ювелирные и прочие изделия античного искусства V-IV веков до н.э.: три серебряные чаши, фигурки зверей, два круглых декоративных украшения для щитов, золотые пластины с тонкой чеканкой (детали украшения одежды), мечи и наконечники копий и дротиков, медный шлем, элементы конской упряжи из железа, предметы быта из бронзы. Всего двадцать шесть предметов, оценённых в 1 000 000 долларов США страховой стоимости!

Некоторые учёные посчитали сенсационную находку «Кладом аргонавтов». Другие же возразили: «Откуда в реке Сочи быть золоту?»…

До 1935 года в пойме реки Сочи работали полторы сотни золотодобытчиков, промывавших речную гальку и песок старательским способом, можно сказать, вручную. Они находили золотые песчинки и некрупные самородки, до тридцати пяти грамм, которые сдавали в казну, получая премию. В 1937 году был случай, когда на строительной площадке Зимнего театра рабочий обнаружил в речном песке… небольшой золотой самородок. Песок брали с ближайшего от стройки пляжа неподалеку от речного устья. Дали команду на взятие проб с тридцатикилометровой пляжной полосы, от устья реки в направлении Адлера, – везде обнаружили следы самородного золота! Перед войной золотодобычу свернули из-за низкой рентабельности.

ПУТЬ ЯСОНА

Прежде чем отправиться в плавание Ясон разослал глашатаев в города Греции, чтобы они звали героев, разделить с ним опасности в плавании по неизвестному морю. Никто ещё не хаживал в этом направлении, не ведал определённо, где находится Кавказ. У мореходов не было морских карт и навигационных приборов, они не знали направлений ветров (попутные они или противные) и морских течений, не представляли, где их ожидают подводные рифы, опасные скалы да водовороты, и есть ли там удобные гавани для их корабля. И, главное, какие племена и народы проживают в неизведанных землях – дружественные или враждебные.

На призыв Ясона откликнулись многие молодые люди, сильные духом, крепкие телом – воины, охотники и атлеты. Но Ясон пожелал отобрать из них самых достойных. Он подвергал кандидатов трудным агонам, состязаниям, в беге наперегонки, прыжкам в длину, метанию тяжелого копья и каменного диска, заставлял во всю силу и мощь бороться друг с другом.

Существует мнение, что пентатл (от. «пента» – пять), или греческое атлетическое пятиборье, в котором есть все эти виды состязаний, придумал Ясон.

В результате определились сорок восемь спутников царевича Ясона – никогда раньше или позже на одном корабле не собиралась такая достойная компания:

Авгий, сын царя Элиды; Адмет, сын царя Фер; Акаcт, сын царя Пелия; Актор из Фокиды; Амфиарай, прорицатель из Аргоса; Анкей Большой из Тегеи, сын бога морей Посейдона; Анкей Малый с о.Самоc; Арг из Феспия, строитель «Арго»; Аскалаф из Орхомена, сын бога войны Ареса; Астерий из земли Пелопа; Аталанта из Калидона, дева-охотница; Бут из Афин; Геракл из Тиринфа, позже, бог; Гилас, оруженосец Геракла; Зет, крылатый сын бога ветра Борея; Идас из Мессены; Идмон из Аргоса, сын Аполлона; Ификл из Этолии; Ифит, брат царя Эврисфея из Микен; Калаид, брат Зета; сын Борея; Канф из Эвбеи; Кастор Диоскур из Спарты; Кеней, «лапиф, который побывал женщиной»; Кефей из Аркадии; Крон из Фессалии; Лаэрт из Аргоса; Линкей, «впередсмотрящий», брат Идаса; Меламп из Пилоса, сын Посейдона; Мелеагр из Калидона; Мопс, лапиф; Навилий из Аргоса, сын Посейдона; Оилей из Локриды, отец Аякса; Орфей, фракийский поэт; Палемон из Этолии, сын Гефеста; Пелей, мирмидонянин; Пенелей из Беотии, сын Гиппалкима; Периклимен из Пилоса, «обладающий даром преображения», сын Посейдона; Пеант из Магнесии; Полидевк Диоскур из Спарты; Полифем из Аркадии; Стафил, брат Фана; Тифис, кормчий из беотийских Сиф; Фалер, афинский лучник; Фан, критянин, сын Диониса; Эвриал, сын Мекистея, один из эпигонов; Эвридамант, долоп, с озера Ксиниада; Эвфем из Тенара, пловец; Эргин из Милета; Эхион, сын Гермеса, глашатай; Ясон, предводитель аргонавтов.

Ясон поручил Аргу, сыну Арестора, изготовить корабль, чтобы на нём разместились пятьдесят воинов, и был бы он легким, но прочным, маневренным и быстрым. Существуют несколько версий относительно происхождения названия «Арго». Во-первых, от имени строителя корабля – Арга. Во-вторых, с древнегреческого «аргос» означает «быстрый, стремительный» – подходит для данного случая. А если принять соображения исследователей, что с финикийского (близкого по языку с греческим) «арко» означает «длинный», представим корабль аргонавтов не похожим на те, что строили греки в то время (они имели круглую форму).

У «Арго» имелся небольшой парус – для случаев, когда путешественникам будут сопутствовать благоприятные ветры. В то же время на корабле было весёльное снаряжение, как у многих греческих кораблей. Лишь о количестве весёл на «Арго» в разных источниках имеются противоречивые сведения (10, 25 или даже 50). Чтобы сделать вывод, соответствующий истине, нам следует порассуждать…

Десять тяжелых весел. Эта версия подходит, если предположим, что с каждым веслом будут управляться по двое гребцов. Из всей команды занято двадцать человек, еще двадцать отдыхают, а семеро находят другие дела. В сказании есть эпизод, произошедший в Мизии с Гераклом:

«Геракл пошел в лес, чтобы сделать весло, взамен сломавшегося; нашел высокую пихту, обхватил её могучими руками и вырвал с корнем. Взвалил Геракл на плечо пихту и пошел на берег».

Зачем Гераклу лишние усилия, вырывать с корнем огромное дерево, чтобы из него выстрогать всего одно весло? Можно предположить, что Геракл был могучим героем, поэтому ему по силам и такое весло. Но другие аргонавты не были столь могучими, но у них имелись иные преимущества даже перед Гераклом. И если для управления кораблём «Арго» понадобились тяжелые весла, то управлялись ими, по крайней мере, двумя гребцами. К тому же в легенде есть слова: «когда корабль спустили на воду, бросали жребий, кому и в какой паре сидеть на веслах»…

По другой версии предполагается, что «Арго» управлялся двадцатью пятью веслами, то есть, по одному гребцу на весло. Всего пятьдесят гребцов, вынужденных грести без передыху день подряд. В таком случае не будет смены из отдохнувших гребцов – у Ясона ведь было всего сорок восемь спутников! А на «командирской» палубе должны оставаться ещё «впередсмотрящий» Линкей, Ясон и кормчий Тифис. К тому же среди аргонавтов по пути следования происходили численные потери: выбыли Геракл, Полифем и Гилас, затем Тифис. Нет, не получается арифметика с двадцатью пятью веслами! Такие же рассуждения оставим и для пятидесятивесельного корабля. Итак, «Арго» был десятивесельным кораблем!

И ещё несколько соображений по этому поводу. Гомер во всех подробностях описывает корабли своего времени, похожие на современные рыбачьи баркасы. Они имели низкую посадку и густо смоленые борта, без палубы. Ещё у них были носы, изображающие морских животных или божеств, ярко разукрашенные. Возможно, по внешнему виду «Арго» от них здорово не отличался. В длину такие корабли достигали двенадцати и двадцати семи метров. В мифе об аргонавтах описан эпизод, когда на пути из Колхиды вихрь занес «Арго» на берег Ливии, в Африку. По подсказке богов, они «подняли «Арго» на плечи и двенадцать дней несли его через безводную пустыню, изнемогая от жары и жажды»… Как вы думаете, корабль какой длины можно было так нести – в двенадцать метров или двадцать семь?

***

Аргонавты далеко в море не заплывали, так как ни один мореход не плавал на таких кораблях прямо через море – с волнами шутки плохи! Шли вдоль берега в пределах видимых ориентиров. Для пополнения запасов воды и съестного приближались к берегу, но осторожничали; бросали якорь*, наблюдая, нет ли врагов.

К вечеру, когда солнце только намеревалось коснуться горизонта, искали удобную бухточку, неприметную с моря, да и с берега. Вытаскивали «Арго» на берег, устраивались здесь же, зажигая сторожевые костры, отдыхали. Один бодрствовал, оберегая сон товарищей.

Были случаи, когда местные племена после осторожных приветствий, неплохо привечали аргонавтов, радуясь возможности пообщаться с незнакомцами, устраивали праздничные ужины; утром провожали с добрыми напутствиями, указывая верное направление для дальнейшего плавания. Но аргонавты чаще рисковали жизнями, ибо на них могли напасть аборигены, не гнушавшиеся завладеть чужим имуществом. Иногда «Арго» принимали за пиратский корабль, и тогда местные жители, вооружившись смелостью, опасаясь за свои дома, имущество и жизни, могли убить незваных гостей во время отдыха, сна.

Средиземноморские пираты (греч. peirates - морской разбойник) грабили беззащитные корабли, загруженные товаром, не гнушались заниматься работорговлей, захватывая команды и пассажиров. Они нападали на малонаселенные города, не имеющие укреплений и военного охранения, разоряли их, уводили здоровое население в рабство. Согласно легенде, с ними столкнулся даже Дионис, когда отдыхал на берегу Тирренского моря. Тогда насильники пострадали от мести бога, но в реальности пиратство представляло собой ужасный бич Средиземноморья.

Изрезанный берег со скрытыми бухтами и многочисленными малоприметными островами способствовали успеху морских разбойников. Они прятались там целыми флотилиями, чтобы на быстрых судах, немногим больше рыбацкой лодки, внезапно появиться перед жертвой, ограбить и потопить торговый корабль, убить людей, кто защищался, оставшихся в живых с собой забрать в плен, и также быстро скрыться, растворившись в лабиринте скал и бухточек. Население многих прибрежных городов не могли справиться с ними – по той лишь причине, что ради наживы сами прибегали к грабежам на море, охотно пособничали пиратству, имея в богатой добыче свою долю.

После нескольких дней плавания «Арго» пристал к острову Лемнос, где, оказалось, жили одни женщины, молодые, пожилые и совсем старые. Как выяснилось, «они убили своих мужчин за измены». Много лун прошло с тех дней, и теперь лемносийки горько сожалели о том, что сделали они со своими мужчинами. Поэтому было не удивительно, какой они оказали тёплый приём чужестранцам, устроив для них пиршество и славный отдых. Такой, что наутро Ясону пришлось уговаривать товарищей, чтобы они покинули уютные постели. Аргонавты нехотя взошли на «Арго» и, «чтобы не видеть слез полюбивших их женщин, дружно налегли на весла: вспенились волны под ударом весел могучих гребцов, и, как птица, понесся «Арго» в морской простор…»

Лемнос (совр. Сталимене, остров вулканического происхождения) находится в северной части Эгейского моря. Согласно выводам ученых-мифологов, убийство мужчин говорит о том, что на острове до появления аргонавтов сохранялась форма общества, где властвовали жрицы, поклоняющиеся островной богине Мирине (Ай-мари, Мариамнеа; по-шумерски, «высокая плодоносная мать небес»), что было характерно для некоторых ливийских племен, прародителей греков. Об этом говорил Геродот в «Истории».

Ясон и его спутники приплыли к городу, который его жители называли Киоск. В поисках вина и съестных припасов аргонавты разошлись в разные стороны, а когда вернулись на корабль, обнаружилось, что Геракла, Полифема и юного Гиласа с ними нет. Как выяснилось позже, красавца Гиласа речные нимфы утащили в воду. Геракла призвал Зевс, чтобы герой продолжил свои подвиги самостоятельно, покинув «Арго». Полифем остался в городе по своей воле.

Рассказ о пропаже Гиласа мог возникнуть как объяснение мисийских обрядов, и касались ритуального «оплакивания Адониса». Адонис (от греч. «мой бог, владыка) символизировал жизнь природы, пробуждающейся весной и угасающей осенью. Основная цель этого жертвоприношения – обеспечить выпадение осенних дождей.

На другой день аргонавты посетили страну бебриков, где царем был Амик. Всякого, кто посещал страну, царь заставлял биться с ним на кулаках. Амик многих убил таким образом. Поллукс, кулачный боец и олимпионик, принял вызов, несмотря на то, что «на перчатках Амика были нашиты бронзовые шипы, а мускулы на его волосатых руках выдавались, словно подводные камни, поросшие водорослями». «…Стук кулаков раздается по челюстям, пот по их телу льется ручьями…» – так бились бойцы насмерть, и Амик пропустил страшный удар Поллукса, и «череп его раздробился»…

Описание кулачного боя в сказании аргонавтов очень ярко и правдиво раскрывает все стороны этого жестокого вида состязания, включенного, кстати, в программу Олимпийских игр. Авторы хотели показать силу и непревзойденное мастерство Поллукса, судя по всему, реального победителя Олимпийских игр.

Искусство греческого кулачного боя имеет корни с древнейшей Критской цивилизации (XV в. до н.э.), а на Крит эта мужская «забава» пришла из Египта, где к занятию таким видом досуга допускалась только высшая военная каста. Сами же египтяне впервые познали бои на кулаках от эфиопов, завевавших Египет в IV тысячелетии до н. э.

Обматывание кулаков полосами бычьей кожи дало повод изобрести бойцовые перчатки из мягкой кожи, достигавшие предплечья. В IV веке до н.э. перчатки представляли собой заранее свернутые по форме кисти руки кожаные ленты, похожие на современные боксерские перчатки. Мягкие перчатки просуществовали вплоть до времени, когда Греция вошла в состав Римской империи (ІІ в. до н.э.); тогда в обществе заметно ожесточились нравы, отношение к соперничеству на Играх изменилось в ту же сторону. У бойцов появились перчатки-кастеты, с металлическими вкладышами. Для кулачных бойцов цена победы была столь высокой, что поражение нередко рассматривалось не меньше, чем позорное бегство воина с поля сражения. Были случаи, когда побеждённого на Играх бойца, по возвращении домой, сограждане предавали смерти, как преступника. И всё-таки при всей жестокости кулачный бой был одним из любимейших видов состязаний на Играх, им восторгались многие философы и мудрецы.

Всю ночь пировали аргонавты, отмечая успех Поллукса, наслаждаясь игрой Орфея. На следующее утро отправились в сторону Фракии.

Недалеко от берега «Арго» окружили дельфины; их хорошо было наблюдать в прозрачнейшей голубой воде. Они резвились, ловко выпрыгивая из воды, дружно разбегались в стороны, словно рыбьи мальки, подныривали и вдруг оказывались впереди корабля. Дельфины искоса поглядывали на людей дружелюбными глазками и будто улыбались. Наверно, у них была удачная охота на жирную кефаль, от огромных косяков которой иногда, буквально, кипела вода. Это был хороший знак, приободривший Ясона и его товарищей после неожиданного приключения в стране бебриков.

Некрупные и юркие обитатели моря, дельфины, с древнейших времен являлись его здоровым символом. Они покровительствовали мореплаванию и морской торговле, их появление рядом с кораблем предвещало благоприятные условия пребывания на воде. На греческих военных кораблях делали массивное изображение дельфина, вроде тарана, из свинца или железа, который при необходимости поднимали на блоках повыше и бросали его на неприятельские корабли, произведя сильные разрушения. В Афинах праздновали Дельфиний; это был шестой день месяца Мунихиона – праздник открытия навигации, когда девушки в белых одеждах с молельными ветвями в руках приходили в храм Аполлона, исполняя ритуальные песнопения и танцы.

Дельфин мог предупредить моряков об опасности, надвигающейся буре и прочих неприятностях в морских странствованиях. Однажды они спасли от смерти Ариона (VI в. до н.э.), замечательного поэта и музыканта из Метимна.

Он возвращался на корабле из Сицилии в Коринф; матросы задумали убить его и завладеть имуществом. Арион выпросил у них позволение исполнить перед смертью последнюю песню. Привлеченная звуками песни и лиры, неожиданно к кораблю приблизилась дельфинья стая. После того, как прозвучал последний аккорд лиры, Арион бросился в воду. И тут его подхватил один дельфин. Удерживая у себя на спине, он принес Ариона к Тенарскому мысу, недалеко от Коринфа.

Надо было видеть изумление на лицах матросов, когда они, прибыв во дворец правителя Коринфа, увидели своего пассажира, живым и невредимым! Разбойники понесли заслуженное наказание, а Арион поставил на мысе Тенар бронзовое изваяние человека, под ним дельфина.

***

Достигнув фракийского берега, аргонавты пошли в лес в поисках ручья. Обнаружили небольшой ветхий дом. Здесь жил старик Финей. Когда-то он был царем фракийцев и обладал божественным даром прорицания; Аполлон наказал его слепотой за то, что он рассказал людям планы Зевса. Ужасные большие птицы Гарпии летали возле дома Финея, уносили всё со стола, когда он собирался поесть; марали вокруг нечистотами, делая воздух зловонным. Старик совсем обессилел от голода и уже почти не двигался. Аргонавты разогнали зловредных птиц и дали возможность Финею утолить голод, а когда старик пришел в себя, он предсказал им судьбу плавания. «Встретите в узком морском проливе, – предупредил он, – Симплегады, две скалы, которые все время плавают и сталкиваются друг с другом. Они давят каждого, кто пытается проплыть между ними. Пустите вперед себя голубя – он спасет вас».

В различных сказаниях древних греков часто упоминаются Планкты, «блуждающие скалы, окутанные туманом». Вероятно, это были огромные льдины или даже небольшие «айсберги», принесенные в Черное море реками Русской равнины. Геродот, к примеру, сообщает, что в V в. до н.э. Понт Эвксинский покрылся льдом у Херсонеса и Пантикапей (Крым). Византийские летописцы тоже сообщают о замерзании, но уже почти всего моря (401 и 762 гг. н.э.), когда битый лед сгрудился в проливе Геллеспонт (Босфор). Греческие мореходы, кто плавал в Балтийском море за ценным янтарем, встречали ледяные острова.

Плиний объясняет, почему скалы в проливе кажутся «сталкивающимися», по-своему:

«В Понте на расстоянии 14 миль от устья и 15 миль от Европы есть два острова, которые одни называют Кианеи, другие — Симплегады. Согласно легендам, они сталкивались друг с другом, хотя, отделенные малым расстоянием один от другого, они для входящих прямо навстречу им представлялись двумя островами, но стоило немного изменить угол зрения, они выглядели сошедшими в один остров».

Есть ещё версия по поводу странного, на первый взгляд, «поведения» скал, но имеющая под собой реальную основу. «Качающиеся скалы» – это огромные каменные монолиты, установленные древними цивилизациями так, что достаточно было малейшего прикосновения, чтобы они закачались из стороны в сторону. Монолиты служили погребальными знаками – под низ клали жертву, чтобы бог ветра Борей, раскачав монолит, убил её. Такие сооружения до сих пор встречаются в каменных пустынях Африки. Если учесть, что прагреческие племена пришли из Ливии, вполне вероятно, что они не забыли древние традиции предков.

Эпизод с Гарпиями, из-за которых Финей мог умереть с голоду, объясняется следующим образом. Гарпии первоначально олицетворяли критскую богиню смерти в образе бури. Но в данном случае речь идет о священных для фракийских племен птицах, коршунах и морских орлах, для которых жрецы постоянно оставляли пищу. Возможно, их и увидели аргонавты, но поскольку чужой обряд им был не знаком, священные для фракийцев птицы показались им жестокими Гарпиями.

Встреча Ясона и его команды с бронзовоперыми птицами, стимфалидами, у острова Арес (Аретиады) объясняется тем, что «Арго» добрался сюда, как следует из сказания, в начале мая. Это время ежегодного перелета птиц с Синайского полуострова к гнездовьям на Волге. Очевидно, птицы, обессиленные тяжелым перелетом через горы, отдыхали на острове, и во множестве уселись на «Арго», чем вызвали суеверный страх у людей. Поскольку остров Ареса посвящен жестокому богу войны, греки наградили птиц бронзовыми перьями и злыми намерениями, усиливая тем самым мужественность греческих героев, отразивших их нападение.

Когда Ясон с товарищами добрался до Колхиды, чтобы заполучить «золотое руно», ему понадобилось пройти немало испытаний с угрозой для жизни. Эти испытания связаны с религиозным ритуалом древних греков при назначении в цари: «укротить двух медноногих быков, извергающих из ноздрей пламя, запрячь, вспахать поле плугом, засеять поле зубами дракона, а когда вырастут из зубов дракона закованные в броню воины, сразиться с ними и перебить их». Поскольку Ясон считался кандидатом в цари Иолка, ему пришлось бы это исполнить у себя на родине. По легенде, царевич успешно справился с заданием в Колхиде: «с ревом бросились быки, угрожая рогами, ударившись о его щит, отскакивали назад, не причинив ему никакого вреда. Рассвирепев, они снова бросаются на него и обжигают его своим пламенным дыханием. Но и на этот раз спасает Ясона чудодейственный талисман Медеи. Смело подходит он к быку и, взяв его за рога, с силой притягивает к плугу; затем, ударив животное по ноге, валит его на землю. То же самое делает он и с другим быком, после чего бросает свой щит и впрягает быков в ярмо»…

«Огнедышащие» быки колхидского царя Ээта напоминали бронзовых быков, в которых заживо сжигали пленников и врагов некоторые племена греков в честь солнечного бога Гелиоса.

Из опасного путешествия Ясон привез домой не только вожделенное «золотое руно», но и Медею, дочь царя Аэта, сбежавшую от коварного отца. Он отправился в Орхомен, где повесил «золотое руно» в храме Зевса, затем привёл «Арго» к Коринфу, где принес корабль в жертву Посейдону, морскому владыке.

Ясон прожил с Медеей десять лет. Она родила ему семь сыновей и семь дочерей. Но он охладел к ней, развелся и женился на Главке, дочери фиванского царя Креонта. Медея не простила унижения: она убила Главку, её отца, затем, от отчаяния всех своих детей от Ясона, и «скрылась на колеснице, запряженной крылатыми змеями».

Однажды сильно постаревший Ясон лежал в тени храма Посейдону рядом со своим другом, старым кораблем «Арго». Вдруг послышался треск: древние доски рухнули, погребая Ясона, некогда славного героя…

Смерть легендарного Ясона – это притча, подчеркивающая опасность излишней славы, процветания, гордости. В Коринфе, где в последние годы правил главный аргонавт, существовал древний обычай: во время больших несчастий (засухи, чумы и проч.) старого царя приносили в жертву Посейдону, сталкивая его со скалы в море. Если он не разбивался о камни, добирался до лодки, которая ожидала у берега. Бывший царь уплывал на ней подальше от людей, чтобы унести из города все несчастья и закончить одинокую жизнь безымянного нищего …

МИФ ИЛИ НЕ МИФ?

Итак, существует миф о Ясоне и его неустрашимых товарищах. Они отправились на «Арго» к Колхиде за «золотым руном»… А было ли такое событие на самом деле? Можно ли верить мифам и какое место они занимают в древнегреческой истории?

Понятие мифа происходит от греческого mythos – «слово, вымысел», которое в свою очередь происходит от mutus – «бессловесный, безмолвный». Миф представляется сказанием, передающим представления древних греков о происхождении окружающей Природы, полной загадок и тайн, её проявлениях, часто враждебных человеку. Затмения солнца и луны, землетрясения, бури и наводнения, извержения вулканов и прочие катаклизмы ввергали древнего человека в ужасное состояние. Поэтому, не имея возможности что-либо объяснить, люди придумали мифы, в которых происходящее вокруг воспринималось как смертельная схватка сил Дня и Ночи, Неба и Подземелья, Справедливости и Зла.

Мифы и легенды Древней Греции – не сказки и не вымысел ограниченного сознания людей, но художественно зашифрованная история их общественной жизни. Кто отказался от такого восприятия мифов, тот поступил легкомысленно! Пример тому – всё тот же Шлиман. Он полюбил Грецию, женился на коренной гречанке, в совершенстве изучил древнегреческий язык. Познакомившись с эпическими поэмами Гомера, Шлиман вчитывался в каждое слово, загоревшись желанием в реальности обнаружить следы существования легендарной Трои. Маститые ученые, с пренебрежением относившиеся к содержанию мифов и легенд, смеялись над ним, называя авантюристом. А когда он на свои деньги, продав всё, что представляло имущественную ценность, организовал раскопки и всё-таки обнаружил «свою Трою» вместе со всеми легендарными сокровищами, ему долго не верили, называли великими лгуном.

Великий мечтатель и «филэллин» («любящий греков») Генрих Шлиман не зря прожил жизнь – он нашел Трою в том самом месте, на которое указывал Гомер в «Одиссее»! А чтобы убедить всех неверующих, что мифы не врут, после Трои Шлиман раскопал ещё Микены, Тиринф и Орхомен – древнейшие античные города из легенд и мифов, со всеми бесценными их сокровищами! Вот почему и мы не будем ставить под сомнение ещё один замечательный миф об аргонавтах. Ведь он даёт возможность познакомиться с представлениями древних греков о Чёрном море, узнать о первых плаваниях по его просторам и реальных попытках посетить неизведанные берега, познать нравы и обычаи народов, их заселяющих.

Устные сказания о плавании царевича Ясона и его товарищей за «золотым руном» были известны ещё в IX в. до н.э. Это свидетельствует о том, что морской переход аргонавтов «из Греции в Колхиду» являлся отражением пробных плаваний древних греков по этому маршруту задолго до «Арго». Предположительно, на это были способны минийцы, древнее эолийское* племя, оставившие в своих песнях-сказаниях полезные сведения о морских путешествиях. Это ещё информация о распространении их первых колоний на юге черноморского побережья. По этой причине античные авторы называли аргонавтов иногда «минийцами», а у самого Ясона, якобы, имелась «кровь дочерей Миния», легендарного вождя эолийцев: «этот Миний, сын богов (Посейдона) жил сначала в Фессалии, затем переселился в Беотию, где основал город Орхомен». Существовал ещё миф о царе-злодее Пелии и Диомеде (Ясоне), в котором Диомед подвергается на первый взгляд неисполнимым испытаниям – «запрягает огнедышащего быка, чтобы заполучить сокровища, охраняемые морским чудовищем. В награду Диомед получает царскую дочь и виды на престол». Схожие сюжеты включены в содержание мифа об «Арго».

Гомер в «Одиссее» тоже использовал отдельные эпизоды, но уже из сказания об аргонавтах, упомянув препятствия, встреченные спутниками Одиссея. Это Планкты – «блуждающие скалы», обликом и повадками схожие со скалами Скилла и Харибда; присутствует также остров коварных сирен, завлекающих убийственным пением несчастных моряков, и нападение птиц с медным оперением и другие.

Столетие спустя после Гомера эпический* стихотворец Гесиод* в «Теогонии» тоже рассказывает о Ясоне, сыне Эсона, который, исполнил опаснейшее поручение царя Пелия: отбыл на «Арго» в Колхиду, откуда после немалых приключений вернулся со шкурой священного барана и с женой Медеей, дочерью царя колхов Ээта.

В V веке до н.э. другой величайший поэт Греции Пиндар* позволил и себе использование популярного мифа о походе Ясона на «Арго», а через двести лет и поэт Аполлоний обратился к этой теме. Последний заслуживает большего внимания…

Аполлоний работал в стенах знаменитой Александрийской библиотеки в Египте, когда, мечтая о славе великого Гомера, сочинил «Сказание о любви Медеи и Ясона», или «Аргонавтика». Неожиданно для автора, поэма стала предметом его ссоры со своим учителем Каллимахом, известным поэтом, преподавателем и заведующим библиотекой. Рассчитывая на одобрение учителя, ученик ознакомил его с поэмой, но неожиданно встретил холодный прием. Каллимах прилюдно обругал Аполлония «за упрощения форм стихосложения и невыразительность характеров героев». Он призвал ученика «уважать Гомера, а не подражать гению», полагая, что «к гомеровскому эпосу обращаться более никому не следует». В поэзии надо искать собственный путь, говорил Каллимах. Возникла ссора с взаимными оскорблениями. Каллимах пожаловался своему покровителю, египетскому царю Птолемею*, после чего Аполлония изгнали из библиотеки, Александрии и вообще из Египта.

Пришлось Аполлонию искать пристанище на Родосе, где он долгое время занимался скучным преподаванием грамматики. Зато, держа обиду на Каллимаха, сочинял злые эпиграммы: вроде, «Каллимах — грязь, чепуха, деревянная голова». Молодой человек называл бывшего любимого учителя и других своих преподавателей «…кропотливым племенем грамматиков, роющих корни Музы чужой», «…семьей жалких ученых червей», или «…тощие, алые щенки из Каллимаховых свор»… «…Зло вы большое поэтам, а юным умам помраченье». Наконец, успокоив гордыню, Аполлоний задумал ниспровергнуть Каллимаха, добившись собственного «всегреческого» признания, как поэта. С этой целью он, напрягая дарование и эрудицию, взялся за переработку своего поэтического изложение – эпопеи* об аргонавтах.

В итоге Аполлонию удалась «Аргонавтика», потому что, когда он прочитал первые главы близкому окружению жителей Родоса, не избалованных поэтическими талантами, восторгу не было пределу. Слава о поэте разнеслась по городам Греции, за что родосцы даровали Аполлонию гражданство и присвоили почетное имя «Родосский». Обласканный вниманием почитателей, Аполлоний направил поэму новому царю Египта Птолемею V Епифану*, занявшему престол после смерти отца (204 г. до н.э.). Птолемею «Аргонавтика» понравилась, он одобрил желание теперь уже знаменитого поэта вернуться в Александрию (196 г. до н.э.). Царь Египта подыскивал кандидатуру заведующего Александрийской библиотекой, вместо умершего Каллимаха, должность которую Аполлоний вскоре благополучно и занял.

Римляне, покорившие Египет, познакомились с поэмой Аполлония Родосского, она понравилась им настолько, что Марк Теренций Варрон*, ученый-энциклопедист, перевел её на латинский язык.

Известный римский эпический писатель Гай Валерий Флакк* посвятил императору Веспасиану свою версию «Аргонавтики», где главное место занимает художественное описание стран, которые посетили аргонавты.

Затем Публий Вергилий Марон*, знаменитый поэт из литературного кружка Мецената, в подражание Аполлонию создал свой последний и величайший труд «Энеида» – сочинение, блистательно копирующее «Аргонавтику».

Вот лишь часть имен античных авторов, кто поведал миру о существовании мифа о Ясоне, его товарищах и легендарном плавании.

***

Теперь определимся, что за добро такое – «золотое руно», за которым бесстрашно отправились в столь далёкий путь Ясон с товарищами? Зачем понадобилось его похищать и возвращать в Грецию, преодолевая столько опасностей?

Античные авторы так описывали шкуру «золоторунного» барана бога Гермеса, которую неусыпно охранял дракон в священной роще бога войны Ареса. Поэт Симонид* сообщает, что у миниев существовал культ «пурпурного руна», без которого не плодоносили поля и сады, не множились стада домашнего скота. Ещё было «черное руно», которое накидывал на себя царь-жрец, совершая обряд вызывания дождя во время засухи. У древних греков имелся обряд замены прежнего царя новым, молодым: каждую весну прежний царь, избиравшийся на год, становился жертвой – тоже ради видов на урожай: его, в черной овечьей маске, убивали соплеменники, одетые в белые овечьи шкуры… Всё это говорит о ритуальном назначении бараньей или овечьей шкуры в религии древних народов Греции.

Судя по всему, вождь греческого племени миниев посылает молодых сильных воинов в неизведанную даль, приказывая добыть в дальних заморских землях шкуру загадочного барана. При этом убеждает их предводителя в том, что эта шкура священная, и без неё не будет счастья племени…

Услышав такой миф, можно, например, сказать: «Что за чушь! Ради какого-то мертвого барана, преодолевать не только морские мили, но и опасности, стерегущие на пути?» А можно и так понять – эти молодые люди были откомандированы своим племенем на поиски свободных земель для новых поселений. Такой вывод подтверждается сведениями, что Орхомен, город миниев, главенствовал в лиге семи прибрежных государств Арголиды и Аттики, население которых зимой занималось земледелием, а летом плавали по морю. И наверно, мореходов не всегда интересовала не рыбалка!

Страбон тоже настаивает на версии, уточняющей цель похода Ясона на «Арго», и она не в обладании бараньей шкуры. Наслышанные от восточных торговцев и случайных путешественников о богатстве берегов «Кавказа» (о названии «Кавказ» позже), греки стремились успеть припасть к этому источнику их будущего благополучия. Но особенно их интересовало золото, которое, судя по рассказам, лежало там, буквально, под ногами. Речь шла о добыче аллювиального (россыпного) золота, образованного в результате выветривания золотоносных горных пород и снесения их остатков в русла рек. Оказывается, тяжелое и плотное золото в виде самородков или зерен выкрашивается из породы, оседает в воде. Страбон так писал сей процесс:

«Золото несут в себе бурные горные потоки,… варвары собирают его в расставляемые сверху вниз корыта и в шкуры с шерстью; отсюда и называют их золоторунными шкурами».

Это же подтверждает римский историк Плиний Старший* в «Естественной истории» и Аппиан*, который пишет:

«Золото незаметными песчинками несет множество речек с Кавказа, и окрестные жители, расстилая бараньи шкуры глубоко по дну реки, собирают в них задержавшийся песок. Затем шкуры сушат и вытряхивают из них золото».

После таких утверждений не стоит долго раздумывать, какое «руно» на самом деле искал Ясон и товарищи!

***

А была ли на самом деле «Колхида»? И если она была, где её историческое местонахождение?

Из «Словаря античности» Фридриха Любкера, выдающегося немецкого филолога и педагога, выясняем, что Колхидой называлась «местность к востоку от Понта Эвксинского, между Кавказом, Иберией и Арменией». В этой Колхиде есть и река Фасис (ныне Риони), упомянутая в мифе об аргонавтах, и одноименный город (Поти), и даже развалины античной колонии выходцев из греческого Милета (М.Азия) и Диоскуриада (ныне Сухуми, прежняя милетская колония), к северу от Фасиса. По свидетельству некоторых античных писателей, «жители страны Колхида вели свой род от остатков войска фараона Сесостриса» - о нём велась выше речь (значит, колхи были египетского происхождения?). К тому же, местные жители славились искусством ткать льняные материи, как всегда с успехом делали египтяне.

Эти сообщения принимаем к сведению не безоговорочно, поскольку некоторые античные авторы утверждали, что легендарная «Колхида» находилась не там, где сейчас находится устье реки Риони, а в… Приазовье! Но если так, маршрут аргонавтов пролегал вдоль побережья современного Краснодарского края, и они могли действительно видеть орлов, летевших клевать печень Прометея, прокованного к скалам в окрестностях Сочи: «Скоро после того, как скрылась эта ужасная птица, аргонавты услышали издали стоны титана. То орел клевал его печень. Когда стоны умолкли, они снова увидали в воздухе хищника, возвращающегося назад». Все предположения становятся понятными, если принять к сведению, что до появления эпических произведений о Ясоне существовал миф о Фриксе, сыне фессалийского царя Атаманта и Нефелы, бежавшего от происков мачехи со своей сестрой Геллой в «Колхиду». Но в этой истории он летел на шкуре священного барана Гермеса – на том самом «золотом руне», за которым много позже отправился Ясон.

В итоге Фрикс оказался… в устье Дона, который тогда назывался Фазис Там же находилась столица легендарной Колхиды, город Эю или Сев-Арий (Святой Арий). А проследив за передвижением Геракла, когда он совершал свои легендарные подвиги, обнаружим его следы здесь же, в устье Дона-Фазиса. Вот и выходит, что аргонавты знали, куда следует направлять нос корабля – в Приазовье! И это похоже на правду, поскольку историческая Колхида (c XIII в. до н.э.) занимала обширную территорию, включая Абхазию, Кубань и Приазовье. А ко времени покорения римлянами черноморского побережья (III в. до н.э) Колхида сократилась до небольшой области в Западной Грузии. Отсюда и недоразумения в географической топонимике!

Для подтверждения этой теории приводятся свидетельства Диодора Сицилийского*:

«Отправившись из Фракии и переплыв Понт, аргонавты пристали к Таврической земле, не зная о суровости её жителей. У варваров этой страны был обычай приносить в жертву Артемиде Таврополе чужестранцев, которые приставали к их берегам».

Любопытно, Диодор указывает на то, что «зятем колхидского царя Ээта был его сосед – скифский царь, с другой же стороны колхи граничили с негостеприимными сарматами». А мы знаем, что естественной границей между скифами и сарматами был Дон.

На то же самое указывает римский поэт Руф Фест Авиен (III в. н.э.), который, ссылаясь на «Землеописания» Дионисия Периегета, пишет:

«На севере, через открытое устье залива, прорываются в Понт (Чёрное море) глубокие воды Меотийского болота (Азовского моря). Варвар-скиф на широком пространстве заселяет побережье и называет это море матерью Понта. Это единственная родительница Понта, единственная производительница моря; из этого источника текут зыбучие воды глубокого Понта, прорываясь Киммерийским проливом; ибо там открывает свои устья Киммерийский Боспор; кругом и выше его живёт суровое племя киммерийцев. Здесь Тавр поднимается крутыми хребтами, подпирает вершиной небо и широко вдвигает свою голову в высокие звёзды. Сюда некогда прибыл, на удивление морю, фессалийский корабль «Арго», и морские воды изумились плывущей по ним ладье».

У Псевдо – Плутарха читаем:

«Фазис – река в Скифии, протекающая мимо города (!?); прежде она называлась Арктуром, получив это название от того, что течёт по холодным местностям».

Отождествляет Дон с Фазисом и Валерий Флакк в поэме «Аргонавтики»:

«Мы поём моря, впервые пройденные великими сынами богов, и вещий корабль, который осмелился проследовать к берегам скифского Фасиса».

Валерий Флакк именует царя колхов Ээта «царём, который правит Скифией и холодным Фасисом», а поэт опирался на труды Аполлония Родосского и Варрона Атацинского.

Диодор также пишет:

«Проплыв вверх по реке Танаису (ещё одно древнее название Дона) до его истоков и перетащив в одном месте корабль по суше, они уже по другой реке, впадающей в Океан, спустились к морю (Балтийскому) и проплыли от севера к западу, имея сушу по левую руку; очутившись недалеко от Гадир (Гадеса), они вступили в наше море (Средиземное)»…

При всей своей кажущейся невероятности, данная версия заслуживает самого серьёзного к себе отношения. Но, увы, это тема для другой книги…

***

В заключение главы сделаем выводы. События, изложенные в мифе, когда Ясон собирает команду «со всей Греции», убеждает историков в том, что подобное действие могло происходить на самом деле. Каждый греческий город, испытывающий сложности из-за неконтролируемого роста населения, хотел видеть своего представителя среди искателей новых земель в Понте Эвксинском или хотя бы иметь право на торговлю. Именно по этой причине список аргонавтов колеблется от 48 до 60, и даже до 100 человек. Но в искажениях численности аргонавтов, скорее всего, «виноваты» аэды (странствующие сказители, носители народного эпоса). При исполнении поэм-песен они часто вставляли два-три имени, на свой вкус или даже на заказ слушателей. После аэдов героические произведения перешли к рапсодам (греч. rhapsodos от rhapto – сшиваю + ode – песнь; во время исполнения песни каждый держал в руке жезл, рабсоз). Они унаследовали эпические тексты, куда произвольно вносили куски собственных сочинений. Но им приписывают заслугу распространения песен Гомера. Их выступления в сопровождении струнных музыкальных инструментов, лиры, продолжались несколько дней подряд; один декламатор сменял другого. При пении «Илиады» рапсоды надевали красный плащ, а при пении «Одиссеи» – фиолетовый.

ПО КУРСУ «АРГО»

Вслед за «Арго» из Греции через Боспор отправлялись другие отважные мореходы – искатели новых земель и выгод для своей родины. Судьбу испытывали торговцы и рыбаки, добытчики металлов и крестьяне. Они хотели знать, куда без опаски привести корабли с товарами, где устраивать торговые фактории, опойкии, и где пустуют благодатные земли да дружелюбные к эллинам племена варваров. Поиск длился десятилетиями, в результате появились описания маршрутов по новым землям, позволившие эллинам начать решительные действия по освоению черноморского побережья, в том числе районов современных городов – Сочи, Туапсе, Геленджик, Новороссийск, Анапа.

Первые письменные сведения о народах Северного Кавказа появились в трудах Геродота, Страбона, Ксенофонта*, Аристотеля. Они упоминали о «диких племенах ахеев, зигов, гениохов», о последних, что они «снискали дурную славу морских разбойников»…

Мореплаватель и географ Скилак (VI в. до н.э.) из Карианды (М.Азия) составил «Описание обитаемых земель» как детальный дневник плавания, которое он совершил на торговом корабле. Грандиозное мероприятие, даже по современным меркам! Скилак начал путешествие от северного «Геркулесова Столба» (Гибралтар), прошел вдоль европейского побережья Средиземного моря. Проследовав Геллеспонт и Боспор, взял курс на северо-запад, обогнул Крым, увидел своими глазами Меотское озеро (Азовское море). Затем направился по восточной стороне Чёрного моря, спустился до побережья Малой Азии, вновь прошёл Боспор и Геллеспонт (Дарданеллы). Прошёл до Африки и «прикоснулся» к южному Геркулесовому Столбу. Отважный мореход, ученый и географ закончил беспримерное плавание на острове Керн, у западного берега Ливии, предоставив бесценные материалы своему заказчику – персидскому царю Дарию I Гистаспу*.

По ходу плавания Скилак собирал детальные сведения о Чёрном море, его берегах и реках. Выполнял картографические зарисовки береговых линий с мысами и бухтами. Его интересовали народы, проживавшие на побережье, и сведения обо всех племенах, обитавших в этих местах. Скилак был первый, кто сказал, что на землях от устья Дона живут савроматы, а у Меотиды и на Прикубанье – маэты (меоты), и что есть ещё синты (синды) – на Таманском полуострове вплоть до Анапы, дальше, от Анапы до Геленджика, керкеты (керукеты). В земле керкетов греческие переселенцы позже построили город Торик. В названии «керкеты» многие исследователи видят прототермин названия западнокавказских племен черкесов. За керкетами Скилак перечисляет торетов и ахеев, также гениохов, земли которых на юго-востоке граничили с Диоскуриадой (у римлян, Себастополис, совр. Сухуми). За гениохами жили племена колхов, вплоть до реки Фасис (совр. Риони, Грузия).

Римский учёный Гай Плиний (Старший) помимо военно-исторических трудов и занятий естественными науками дал такое описание Черноморского побережья Кавказа:

«… От Диоскуриады следующий город Гераклей. От Себастополиса он отстоит на 70000 шагов. Здесь живут ахейцы, марды, керкеты, за ними серры, кефалотомы. Внутри того пространства богатейший город Питиунт разграблен гениохами. На побережье близ керкетов река Икараки с городом Гиером и рекой на расстоянии 136 тысяч шагов от Гераклея. Затем, мыс Круны (совр. Мысхако), от него – крутая возвышенность (гора Колдун), которую занимают тореты. Далее государство синдов в 67500 шагов от Гиер и река Сехерий».

Плиний поведал о «Святом городе» (р-он Новороссийска, Цемесская бухта), который отстоит от государства синдов (Синдская гавань) на 67500 шагов».

Заслуживают внимания сведения античных авторов, упоминающих в своих трудах меотские племена, заселявших часть территории современного Краснодарского края. Страбон в «Географии» к меотам причислял синдов и дандариев, тореатов, агров и аррехов, а также тарпетов, обидиакенов, ситтакенов, досков и некоторых других. Указывал на то, что селились они по берегам рек, где обустраивали родовые дома и пастбища. К IV веку до н. э. меоты образуют объединения дружественных родов, для которых возводились городища, укрепленные земляными оборонительными валами. Остатки меотских поселений находят по правую сторону реки Кубань от станицы Марьянской до станицы Темижбекской. Они имелись также на восточном побережье Азовского моря.

Археологические раскопки убеждают в том, что основу хозяйства меотских племен составляли пашенное земледелие и скотоводство. Пшеница, ячмень и просо – основные злаки, которые культивировались меотами. Охота у этих племен не имела главного назначения; добывали оленя, косуль, кабана, зайца, также пушного зверя для личных нужд.

Меотов часто выручало Азовское море с его, казалось, неисчерпаемыми запасами ценной рыбы (судак, осетровые, сазан). Река Кубань с притоками и низовья степных рек, протоки и ерики Приазовской низменности являлись прекрасным дополнением рыбному промыслу. Но главным у них являлось земледелие, хотя и ремесла занимали не последнюю роль, среди которых видное место занимало производство керамических изделий, так называемая «серо-глиняная керамика». Были развиты также деревообделочное, кожевенное, косторезное, прядильно-ткацкое, ювелирное производства. Из железа-сырца меотские кузнецы изготовляли основные орудия труда и оружие. Аристотель в сочинении «О чудесных слухах» отметил высококачественное железо, изготовляемое древними мастерами:

«Рассказывают о совершенно особом происхождении железа халибского и амисского: оно образуется, по рассказам, из песка, несомого реками; песок этот по одним рассказам просто промывают и плавят па огне, а по другим — образовавшийся от промывки осадок несколько раз еще промывают и потом плавят на огне, прибавляя так называемый огнеупорный камень, коего много в той стране; этот род железа гораздо лучше прочих, и если бы оно плавилось не в одной печи, то, кажется, ничем не отличалось бы от серебра. Только одно это железо, по рассказам, не подвергается ржавчине; но добывается оно в незначительном количестве».

У меотов бронза использовалась для изготовления защитных доспехов, частей конского убора, зеркал, украшений. Среди ремесленников выделяются мастера по художественной ковке и обработке золота, серебра, бронзы. Меоты сами пользовались собственной продукцией и успешно обменивали её на товары, доставляемые греками по морю: хорошее вино и оливковое масло, предметы роскоши, ювелирные поделки, ценное оружие, черно-лаковую глиняную посуду. Взамен предлагали зерновой хлеб, кожи, меха и шерсть, засоленную рыбу, копчености.

***

Античные писатели и поэты, иногда историки вроде Геродота «заселяли» северные причерноморские степи племенами амазонок (от греч. a-mazon – без грудей). С детства им, якобы, «выжигали правую грудь, чтобы свободно пользоваться правой рукой при всяком занятии и, прежде всего, при метании копья». По утверждению Страбона, амазонки обитали «где-то в горах над Албанией».

Горы от Черного моря до Каспийского моря под названием Кавказ были известны древним грекам. Они считали, что для прохода через «Кавказ» имелись два ущелья – так называемые «Албанские ворота» (Дарьял) и «Сарматские ворота», в направлении на запад. «Албанией» называли область, занимавшую территорию современного Азербайджана (приморский Дагестан и часть Алазанской долины Грузии). За «Кавказом» – конец обитаемого мира, Ойкумены, а на его горных вершинах находятся жилища небесных богов. Поэтому во время похода Александра Македонского в Индию горные хребты Гиндукуш и Памир были приняты за Кавказ.

«Пастбища коней амазонок находились на равнине между реками Ирис и Фермодонт, там же стоял их столица Фемискира». Насколько Страбон был прав – трудно судить, но известно, что амазонки для древних греков ассоциировались как общее название племени женщин-воительниц. Хотя некоторые мифографы склонны к выводам, что историческое существование амазонок маловероятно, и легендарные сражения между амазонками и греками считаются красивой выдумкой. Вспомним Геракла, отобравшего у царицы амазонок Ипполиты её волшебный пояс, или победу афинского царя Тесея над войском, «сплошь состоявших из свирепых женщин»… Есть упоминания, что амазонки воевали на стороне Трои против ахейцев, и даже, что царица скифских амазонок «имела виды» на Александра Македонского – пожелала родить от него сына…

Есть мнение, что слово «амазон» имеет древние армянские корни, означающие «лунные женщины».

Героические эпизоды сражений отважных греков с дикими амазонками присутствовали в древнегреческих мифах и легендах. Отважные женщины были излюбленной темой творчества античных художников, скульпторов и ремесленников. Сражения с амазонками – амазономахия – часто изображалась на греческих вазах и рельефах, они есть на метопах сокровищницы афинян в Дельфах (VI в. до н.э.) и на барельефе афинского Парфенона (V в. до н.э.), на других сооружениях Греции V-IV вв. до н.э.

Зыбкие сведения об амазонках, возможно, построены на восприятии греками матриархата, когда женщины имели многие приоритеты перед мужчинами. Историк Павсаний* в книге «Описание Эллады» сообщает, что афинский ваятель Фидий, работавший в Олимпии над троном Зевса, изобразил сражающихся женщин. Хотя можно предположить, что это были не амазонки, а жрицы богини-воительницы Афины, которые ежегодно сражались между собой в культовом поединке за право называться верховной жрицей. В то же время рядом с амазонками художники изображали вооружённых мужчин, сражавшихся друг с другом. Тогда невольно возникает другое предположение. При матриархате на территории Греции существовал жестокий культ богини-охотницы Артемиды Таврической, покровительницы лесов и животного мира, которая «требовала постоянных жертвоприношений, мужчин». Свирепые жрицы Артемиды или убивали мужчин, или предоставляли им возможность сражаться за свою жизнь.

Ещё одно предположение: вооружённые жрицы Артемиды Боэдромии (с греч. «бег за помощью») в определённый день устраивали состязания в беге, после чего изображали «смертельный поединок» между собой. Победительница в беге и «поединке» становилась главной жрицей. Возможно, в честь этих и подобных культовых событий у эллинов остались «воспоминания» об амазонках?

И всё-таки, как утверждает Страбон, города Смирна, Эфес, Кима и Мирина (все в М. Азии) носят имена легендарных амазонских цариц.

ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ СКИФ

Древнейшими из известных грекам обитателей Северного Причерноморья были кочевые племена киммерийцев (с греч. «относящиеся к богине Киммерис). В ассирийских клинописных текстах конца VIII века до н. э. сообщается о вторжениях племен «гимиррай» в Малую и Переднюю Азию, и даже Египет (VII в. до н.э.). Когда Геродот трудился над историей Северного Причерноморья (V в. до н. э.), о киммерийцах стали забывать, но сохранилась топонимика, местные географические названия. Так, современный Керченский пролив назывался Боспором Киммерийским (Боспор – с греч. Бычий Брод). Киммерийцев вытеснили скифы, и те были вынуждены переселиться на южный берег Черного моря, в район Синопа. Но часть киммерийских племён осталась в горной части Крыма (Таврида); обитавшие здесь племена упоминаются античными писателями уже под именем тавров.

Из всех народов, населяющих обширные территории современного Причерноморья, степной зоны Борисфена (греч. название Днепра), Танаис (Дон) и Дуная (фракийское название – Истр), скифы вызывали у греков наивысший интерес.

Скифы – собирательное самоназвание кочевых племён, сведения о которых исходили преимущественно из трудов Геродота. Он сообщал:

«Сначала на земле появился первочеловек по имени Скиф, сын Зевса и дочери бога Борисфена. Зевс дал Скифу жену, родившую сыновей: Липоксая, Арпоксая и Колаксая. После смерти Скифа братья заспорили, кому быть царём, как вдруг с неба упали священные предметы: плуг, ярмо, топор и чаша – все из золота, и тогда братья поняли, что Зевс решил рассудить их. Липоксай попытался забрать себе божественные знаки, но не смог их даже приподнять. Настала очередь Арпоксая, с ним случилось то же самое. А когда Колаксай взялся, у него получилось. Это Зевс распорядился, отдать младшему Колоксаю верховенство над братьями и соплеменниками. «От Липоксая пошло племя авхатов, от Арпоксая – катиары и траспии, а от Колаксая – паралаты… Эллины же зовут всех скуфами».

По Геродоту, Скифия, как объединение скифских племен, появилась за 1500 лет до н. э., хотя историки Рима (Помпей Трог, Юстин, Павел Оросий) утверждали, что скифы заселились в обозначенных границах за 2800 лет до основания Рима (Согласно Варрону, Ромул заложил город в 753 г. до н.э.), то есть около 3553 г. до н. э.

Диодор Сицилийский, пытаясь разобраться с происхождением скифов, говорил, что среди потомков Скифа были два брата, отличавшиеся бесстрашием и доблестью: одного звали Пал, а другого – Нап, и у каждого были верные им племена: палы, или палеи («огненные»), и напы, или напеи («ветреные»).

Историки подтверждают проживание разрозненных праскифских племён поначалу по берегам рек Аракс, Рангху (Волга) и Яксарт (Сырдарья) за 10000-12000 лет до н.э. Их объединил некий вождь, который увёл соплеменников из малопригодных для проживания мест. Столетиями кочевали скифские племена, передвигаясь к западу, и южнее, пока не остановились у Кавказских гор и Меотиды (Азовское море), заняв территорию до р.Танаис. Их потомки, отличавшиеся исключительным мужеством и стратегическими талантами, освоили пространства до Фракии (область на Ю.-В. Балкан от Карпат до Эгейского моря).

Сохранились сведения, датируемые 1233 г. до н.э., о войне могущественного и богатого во всех отношениях Египта со скифами. Царь Весоз (возможно, даже Рамзес), намереваясь присоединить Скифию к своему царству, отправил послов, объявить скифам условия их подчинения Египту. Скифы приняли послов, выслушали и сказали, что «царь глупый, если затевает войну против неимущих кочевников, ибо ему, наоборот, следует бояться, как бы ни остаться без всяких выгод и с явными убытками в виду неизвестного исхода войны»…

Послы отбыли прочь. Скифы не стали ждать, пока к ним придут с войной, сами двинулись несметным войском «навстречу добыче», как они говорили друг другу. Узнав об этом, Везос-Рамзес в страхе бежал домой, а скифы разгромили его войско и разграбили богатые обозы. Затем, увлёкшись погоней, двинулись прямиком… на Египет. Их неудержимую расстояниями конницу задержали лишь непроходимые болота верховьев Нила.

Скифы были вынуждены повернуть домой. Пошли окраинами, которые ещё тронули разорением, и «освоили их, как большие разбойники на большой дороге» всю Переднюю Азию. Скифские вожди сражались с царями Нововавилонского царства и Ассирии. По Геродоту, они «всё опустошали своим буйством и излишествами, взимали с каждого народа непомерную дань, но кроме дани ещё совершали набеги и грабили, что было у каждого народа»…

Так продолжалось до IX в. до н.э., когда в западных областях Иранского нагорья появилось крепкое царство Мидия. Бывшие мидийские скотоводы стали храбрыми воинами, они объединились под началом своих вождей, чтобы дать отпор скифским разорителям. И скифам пришлось возвращаться в свои родные степи (Украина, Юг России). Именно с этого времени в истории южнорусских степей начался собственно «скифский период», когда скифы образовали господствующую группу кочевых племён. Их называли сколотами, или «царскими скифами». Сколоты образовали ядро вновь формирующегося государства Скифия с центром в низовьях Днепра. Остальные племена, даже родственные скифам, оказались не только в подчинении, но и на уровне рабов.

Политическому сплочению скифов способствовала война с персами Дария I, нашествие которых они успешно отразили в 514 году до н. э. Произошло, чуть ли не чудо, когда, казалось, недисциплинированные и оттого неприспособленные для коллективных действий кочевники противостояли непревзойдённым в военном искусстве персам! Ведь персы на тот момент в количественном отношении и в качественном вооружении превышали скифов в несколько раз! По поводу военной дисциплины у скифов Геродот привёл анекдотичный случай:

«Скифы, благодаря своей маневренной коннице, постоянно избегали главного сражения с персидским войском, озадачивая тем самым царя Дария – он расценивал их как трусов. Но однажды скифы решились сразиться, и обе армии выстроились друг против друга. Внезапно между ними появился… заяц. Обыкновенный заяц! Он понёсся мимо передовых линий противников, петляя от страха, не зная, куда податься. Заяц привлек внимание скифов, и они «тут же ринулись за ним в погоню в большой суматохе, крича и вопя»…

Услышав непонятный шум, Дарий, который не видел сей интересный момент (его шатёр стоял поодаль), поинтересовался, что бы это значило. А когда ему сказали, что скифы занялись охотой на зайца, он повернулся к своим приближенным и сказал: «Эти люди и в самом деле презирают нас». Дарий, по всей вероятности, представил себе весь ужас (и комизм) ситуации: приученные к жёсткой дисциплине персидские воины готовы сражаться по первому звуку боевой трубы, в то время как дикие кочевники в беспорядке скачут перед ними за каким-то зайцем! По легенде, персидский царь, не отдав приказ наступать, развернул войска в направлении дома».

На рубеже V-IV вв. до н. э. один из могущественных скифских вождей, его имя Атей, убив претендентов, захватил верховную власть. Царь Атей закончил объединение племён, проживавших на территории от Азовского моря до Дуная. Но он погиб в сражении с македонянами царя Филиппа II (339 г. до н. э.), после чего могущество скифов было подорвано. После этого объявился новый мощный союз диких племен, пришедших из-за Дона – сарматы. С их приходом началось постепенное вытеснение коренных скифов из Северного Причерноморья. Они были вынуждены перенести царскую ставку в Крым, где царь Скилур основал на реке Салгир (совр. Симферополь) город, названный греками как Неаполь Скифский (с греч. «Новый город скифов»).

Полиен из Македонии, живший во время императоров Марка Аврелия и Луция Вера (II в. н.э.), написал оригинальный труд «Военные хитрости», содержание которого представляет собой примеры и образцы военной хитрости, также ловкости, обмана и всякой низости из гражданской и политической жизни выдающихся личностей, в основном, Греции и Рима. Он обнародовал интересный эпизод, связанный с именем Амаги, жены Медосакка, царя сарматов, живших на побережье Понта Эвксинского. Поскольку муж её не находил время для государственных дел, предаваясь роскоши и пьянству, она сама чинила суд и расправу, нередко водила войско в походы. Слава о ней разнеслась по всей Скифии, много говорили о ней, как о справедливой царице, которая приходила на помощь обиженным.

По этой причине к царице Амаге обратились сразу несколько вождей скифских племен с жалобой на своего властителя, который чинил им немало притеснений. Обещали стать её союзниками. Амага отправила скифскому царю послание с требованием прекратить насилие, но скиф не обратил внимания на угрозы царицы. Тогда она выбрала сто двадцать сарматов, «сильнейших душой и телом», дала каждому по три коня и сама возглавила отряд. Проскакав в одни сутки 1200 стадиев (более 200 км), сарматы внезапно появились у ворот двора скифского царя. Пользуясь смятением стражи, которая вообразила, что нападающих не столько, сколько они их видят, а гораздо больше, сарматы с Амагой во главе всех перебили, потом умертвили царя скифов и бывших с ним родственников и друзей. Оставив престол Скифии за сыном убитого, оставленного жить, Амага приказала ему «править справедливо и, помня о смерти отца, не трогать соседние поселения эллинов и скифских вождей, её союзников».

Помимо Крыма скифы продолжали удерживать земли в низовьях Днепра и Буга. Когда они захватили в свои руки всю внешнюю торговлю хлебом, подчинив Ольвию и ряд владений греческого Херсонеса, Крымское царство достигло наивысшего расцвета (II в. до н. э.). В непрекращающихся войнах с сарматами у скифов случались поражения, однако они вновь усилили влияние над Боспорским царством, расположенным на берегах Черного моря и Азова. Так было до тех пор, пока римские когорты Тиберия Плавтия Сильвина (II в. до н.э.) не заставили скифов убраться в пределы своей исторической родины, где они оставались сильным народом до нашествия племён восточных германцев, готов.

Готы становятся могучим народом, живущим в Северном Причерноморье. Отсюда они беспокоили окраины Римской империи и часто воевали с римлянами, особенно со времен императора Каракаллы (II в. н.э.). Впоследствии скифы вынуждено воссоединились с готами. С этого времени скифами стали называть и сарматов, и готов, и большинство других кочевников, прочно осевших на территории прежнего обитания коренных скифов.

Византийские источники часто называют «скифами» даже русичей, а в русских летописях XVII в. упоминают Великую Скифию как прародительницу народов средневековой Руси («Сказание о Словене и Русе»).

Заселив берега Черного моря, готы в разбойных походах продвигались до Трапезунда и, проходя кораблями через Боспор, предпринимали морские набеги на приморские города в Передней Азии, опустошая и уничтожая их. Последним таким дальним плаванием оказался остров Крит, в 269 году. Подобное «знакомство» причерноморских готов со Средиземноморьем, где находились основные владения Рима, продолжалось до 400-х годов, пока сами готы не разделились на «остготов» и «вестготов». Первые остались в Италии, вторые – в Испании, создав самостоятельные могущественные государства. Частые сношения с Римом, его религией и культурой Греции, оказали большое влияние на смягчение нравов готских народов и распространение среди них христианства.

***

Геродот описывал скифов в обыденной жизни как «толстых, ленивых и порой веселых, которые стремились получать от жизни удовольствия, любили наилучшим образом провести время среди соплеменников, распивая вместе вино из одного сосуда или чаши, предаваясь пению и танцам под аккомпанемент барабанов и лютни».

Скифы были одними из первых народов, кто научился ездить верхом. Они использовали коней только для охоты или войны, рассматривая их как средство быстрого передвижения. Быков держали для домашних нужд и тяжелой работы. Своей боевой удалью скифы были обязаны в большой степени замечательной ловкости, с которой управлялись с лошадьми. В Скифии впервые появляется «тяжелая» конница – всадники, вооружённые длинными копьями и длинными рубящими мечами, а конь в достаточной мере был защищён плотными ткаными попонами. При использовании определенного боевого порядка, прежде всего, сомкнутого строя, скифская конница оказалась самой передовой в древнем мире.

Когда скиф убивал первого врага в своей жизни, он пил его кровь, чтобы вместе с ней перелить в себя чужую силу. Чтобы получить долю военной добычи, скифский воин приносил в свой лагерь, как доказательства личной храбрости, отрезанные головы убитых им врагов, иногда скальпы; череп использовали вместо чаши для вина. Геродота поразил обычай париться в сухой бане: скифы накаляли камни в войлочных юртах и бросали на них семена конопли. Поднимавшийся пар доставлял им, вероятно, удовольствие, они громко кричали.

У писателя Элиана* и поэта Овидия* есть описание скифского способа изготавливать яд, которым они смазывали наконечники своих стрел – из желчи и крови гадюк:

«Скифы наливают человеческую кровь в небольшой котелок и, прикрываю его сверху и помещают в навоз. Когда кровь перегнивает, выделившуюся на поверхности жидкость смешивают с полученным гноищем мяса убитых гадюк – и таким образом получается смертельный яд».

У скифов была принята полигамия, многожёнство. Женщины находились в подчиненном положении. Вынужденные путешествовать в кибитках вместе со своими детьми, они посвящали себя домашним делам. Сыновья часто получали в наследство жён своих умерших отцов; одну, самую любимую, насильно умерщвляли – она сопровождала мужа и в потустороннем мире. Геродот отмечал, что скифы не использовали воду для мытья. Вместо этого женщины изготовляли особую мазь из истолченной древесной мякоти кипариса и кедра в смеси с ладаном и водой – достаточно эффективное очистительное средство. Мазь наносили на тело, на целый день; снимали деревянным или костяным скребком.

Религиозные верования скифов времен Геродота представляли собой смесь многих культов. Известно, что скифы не возводили своим божествам храмов, даже не делали святилищ, как соседние племена. Для отправления религиозных ритуалов собирались в условном месте, не считая, что такая церемония каким-то образом освятила его, это самое место. Не чтили умерших в захоронениях, как покровителей своих родов, возводили над прахом величественные курганы, куда клали ещё ценное оружие, одежду, посуду и питание. Убитые рабы и жена – обязательное сопровождение умершего мужчины в загробном мире; убивали и лошадей, несмотря на их большую ценность в быту и на войне. Останки убитых при захоронениях лошадей находили десятками, а в одном «царском» их обнаружили до четырехсот!

Высший мужской бог скифов Папайос соответствовал персидскому Ахурамазде или греческому Зевсу: обычно он изображался на коне. Объектом почитания также была Гея, Мать Богов. Табити, божество семьи и домашнего очага, олицетворяла богиню Весту, Апи Ойтосир – Аполлону, Артимпаса – Афродите, Тамимасадас – Посейдону. Обещание перед горящим очагом являлось величайшей клятвой для скифа. Богу войны (Геродот называл его Аресом) раз в год приносились жертвы — животных (преимущественно, лошадей) и пленных врагов, «одного из ста».

Скифы поклонялись стихиям, верили в колдовство, волшебство и силу амулетов. Их прорицатели предсказывали будущее при помощи пучка прутьев, а также посредством разорванных лубяных волокон. Скифские маги были евнухами – говорили высокими, пронзительными голосами и носили женские одежды. Магов уважали, к советам прислушивались с большим почитанием, но бывало, когда предсказателя и всех мужчин из его ближайших родственников сажали в повозку, нагруженную хворостом, и затем сжигали – за ошибку, оказавшейся неблагоприятной для племени!

Скифские боги и культовые обряды дали начало некоторым религиозным верованиям древних славян. Скифское искусство с его стилизованными животными орнаментами оказало влияние не только на искусство Греции и римских провинций, но также на китайское, южнороссийское искусство и искусство готов. А скифский язык стал предком современного осетинского языка, на что указывают сотни сохранившихся скифских личных имен, названий племен и рек. Осетины сберегли до наших дней также элементы культуры, в которой отразилось состояние древней скифской цивилизации. Особенно это проявляется в фольклорных темах, где героические образы скифского эпоса по-прежнему свежи и самобытны.

Обычай захоронения и почитания предков унаследовали древние славяне, занявшие земли скифов. Славянских вождей хоронили в могилах, в соответствии со скифскими традициями, снабженных «всем необходимым во второй жизни»; в погребальную камеру помещали и его жену, облаченную в свадебное платье. Приводили живую и так оставляли, чтобы она «легко» встретила свою смерть. Над захоронением насыпался курган, на вершине которого в этот же день и по прошествии года совершались жертвоприношения, устраивались поминальные тризны и турниры. Славянин, чей конь погибал в сражении, исполнял погребальный ритуал, по размаху превосходивший скифский. Тело коня помещали на высокий помост, над которым затем насыпали холм такой же высоты.

Скифское влияние на оформление русских церквей средневекового периода прослеживается в украшениях фасадов церквей XII и XIII вв. во Владимиро-Суздальском районе, особенно в церкви Святой Богородицы-Заступницы на Нерли и соборе Святого Георгия в Юрьеве-Польском. На обеих постройках среди изобилия христианской и другой символики видны забавные и очаровательные звери геральдического вида. Они очень тесно связаны с множеством существ, возникших в фантазиях скифских мастеров. Они представляют возрождение местных форм, которые были реанимированы и превращены художниками-христианами этого региона в нечто совершенно новое по характеру.

Вероятно, обычай славян класть меч рядом с новорожденным мальчиком и сажать ребенка на коня в день исполнения ему трех лет также шел от скифских традиций.

Скифы завязали экономические и культурные связи с греческими городами на берегах Понта, начиная с VII века до н.э. Их товары – великолепная и чрезвычайно практичная одежда искусной выделки, мясо, зерно и, особенно, рабы – охотно приобретали торговцы из Ассирии, Бактрии и Греции. Но скифы поддерживали отношения с греками не только в торговле. История сохранила имя самого знаменитого из них, Анахарсиса, которого царь Савлий, его родной брат, отправил в Афины послом.

НЕБЕСНЫЙ ГЛАС АНАХАРСИСА

История Эллады бережно сохранила имя философа Анахарсиса (638-559 гг. до н.э.), самого знаменитого скифа, которого греки считали одним из своих «Великих Семи Мудрецов». Не зря его имя с греческого языка означает «Небесный глас»!

Анахарсис происходил из царского рода; мать – гречанка, обучившая его греческому языку. С дипломатическим заданием царя Савлия, старшего брата, Анахарсис оказался в Афинах (589 г. до н.э.), где провел тридцать лет. Здесь познакомился с Солоном*, знаменитым реформатором афинского законодательства, сдружился с ним; через Солона стал другом многих философов, ораторов, ваятелей. Прожитые в Афинах годы он посвятил изучению истории и культуры Греции. Особенно его интересовало государственное устройство, законодательство и демократические свободы афинского общества. Отличаясь «свободоречием», Анахарсис написал на греческом языке более восьмисот оригинальных сочинений в стихах об эллинских и скифских нравах, религиозных обрядах и народных обычаях. Они послужили полезным источником для поздних исследователей древней культуры Эллады и Скифии.

Гость из загадочной Скифии варваров вызывал огромный интерес у просвещенной части афинского общества. Природная простота общения Анахарсиса позволяла ему вести с афинянами откровенные разговоры – политические, религиозные, бытовые, - обращая внимание на всякого рода нелепости, которые он всегда замечал, «со стороны». Есть мнение Страбона:

«Такие скифы, как Анахарсис, кто приобрел великую славу среди эллинов, показали скрытую сторону характера своего загадочного народа – любезность, простоту и справедливость».

Существует версия, будто Анахарсис в Афинах предложил новый вид корабельного якоря – тот, что сохранился в современной форме. Он усовершенствовал гончарный круг и парус, что позволило греческим кораблям выходить далеко в море. Полезное участие скифского гостя в общественной жизни Афин было оценено тем, что «за преданность эллинской культуре» жрецы приобщили его к таинствам Элевсинских мистерий* – честь, оказываемая не каждому эллину!

Есть сведения, что за светлый ум, знание греческих законов и обычаев Анахарсиса избирали членом Ареопага, высшего Совета Афин. А когда Анахарсис пожелал посетить Олимпию, ему разрешили, в обход древних запретов на появление «варвара» во время Игр! По легенде, он даже принял участие в одном из состязаний и удостоился победного венка и драгоценного звания олимпионика. В Олимпии мудрый скиф удивлялся, почему в труднейших испытаниях герои Греции получали лишь венок из оливовых ветвей. По этому поводу Солон так высказался:

«… Кто получит венок, получит в нем всё доступное человеку счастье: я говорю о свободе каждого человека в частной жизни и в жизни его родины, говорю о богатстве и славе, о наслаждении отеческими праздниками, о спасении домашних и вообще о самом прекрасном, чего каждый мог бы себе вымолить у богов; все это вплетено в тот венок, о котором я говорю, и является наградой того состязания, ради которого происходят все эти упражнения и эти труды».

А когда Анахарсис спросил, зачем обнаженные греческие юноши истязают себя в палестрах на тренировках и в атлетических схватках друг с другом - не проще ли сразиться с настоящими врагами, обретая в таких испытаниях мужество и опыт, Солон тоже нашел, что ответить (если верить писателю Лукиану*):

«Я думаю, ты понимаешь, насколько хороши будут с оружием те, кто даже нагие внушили бы ужас врагам, не обнаруживая дряблую белизну и тучность или же бледность и худобу, как женские тела, вянущие в тени и потому дрожащие, обливающиеся потом и задыхающиеся под шлемом — особенно, когда солнце жжет в полуденную пору, как теперь. Кому нужны такие воины, которые не переносят жажды и пыли, трепещут при виде крови, готовы умереть, прежде чем их коснется оружие и они схватятся врукопашную с врагом? Наши же юноши румяны и смуглы от горячего солнца, сильны и полны жара и мужества благодаря тому, что наслаждаются блестящим здоровьем; они не худы до сухости и не тучны до полноты, но сложены вполне соразмерно. Ненужное и лишнее выходит из их тела потом, — то же, что дает силу, упругость, прекрасно сохраняется без всякой дурной примеси. Гимнастические упражнения делают с нашим телом то же, что человек, веющий пшеницу, делает с зерном, отбрасывая пыль и мякину и отделяя чистый плод».

***

Находясь в Афинах, Анахарсис женился на гречанке, вероятно, вспомнив судьбу своей матери. Несмотря на то, что в Скифии ему прочили невесту из царской родни. Его жена не была красивой, об этом ему даже говорили вслух, а он шутил:

- Когда я налью в чашу много неразбавленного вина, и выпью, любая женщина покажется красавицей!

После смерти Солона Анахарсис отбыл из Афин, но в Скифию не спешил. Направился окружным путем, объясняя тем, что хочет расширить свои научные познания, стараясь посетить новые города и государства. Анахарсиса повсюду узнавали, как мудреца, были рады видеть и слышать. По некоторым сведениям, он побывал на Лесбосе, посетил Фивы, Коринф, Фокиду, Сицилию, Египет и Малую Азию. Легенда утверждает, что по приглашению лидийского царя Креза скифский мудрец бывал в Сардах, но царь был не доволен его мнением в отношении тирании власти и богатства. Когда Анахарсис появился в Кизике на берегу Пропонтиды (Мраморное море), его жители, выходцы из Милета, торжественно отмечали праздник Деметры и Посейдона. Он заинтересовался священными мистериями в честь богинь, был допущен к таинствам. Здесь Анахарсис дал обет греческим богам, что совершит благодарственный обряд, если невредимым доберётся в Скифию. Опасения не напрасные – на море свирепствовали алчные пираты, а на дорогах – жестокие разбойники.

Савлий был ещё жив, когда его брат, наконец, оказался в Скифии. Царь не простил ему самовольную задержку в Греции; затаился в мести, приказал тайно следить за каждым шагом Анахарсиса.

А он и не скрывал удовлетворения от общения с гостеприимной Грецией. К тому же имел неосторожность высказывать мысль о приобщении скифов к общечеловеческим ценностям эллинской культуры.

Помня о своем обете в Кизике, Анахарсис отправился в низовья Дона, чтобы вдали от любопытных глаз, как ему казалось, сотворить обряд: навесил на себя изображения Деметры, творил молитвы и бил в медные тарелочки, тимпаны.

Когда Савлию донесли о неуважении братом скифских божеств, он убил его стрелой из собственного лука. По легенде, Анахарсис успел сказать:

«Разум оберегал меня в Элладе, чтобы невежество погубило на родине»…

БЕЗ КАРТ И ДАЖЕ НЕ ПО ЗВЕЗДАМ

Современная наука определила, что «Арго» скользил водами Чёрного моря за сто лет до начала Троянской войны, то есть, в XIII веке до н.э. По всей вероятности, успешные плавания аргонавтов и последующих храбрецов-мореходов подтолкнули жителей греческих городов к освоению черноморского побережья. Это случилось во времена «Великой греческой колонизации».

Древнегреческая колония (с греч. kolon – «член тела, элемент») означала поселение большой группы граждан из одного города в другой стране, порой, отдаленной на значительные расстояния и с иными природно-климатическими условиями. Это происходило при определенных внешних и внутриполитических обстоятельствах, но всегда единовременно и организованно. Но первопроходцами в истории обозримой мировой колонизации считают древних жителей Сирийского побережья – финикийцев.

Название финикийцы получили от мифического родоначальника Фойника. Народ, корни которого исходят из местности в устье Нила (3000 лет до н.э.), был первоначально по языку сродни армянам, киликийцам, албанцам и критским ахейцам. Испытав нашествие кочевых семитских племен, они ассимилировали в среду победителей, перешли на язык семитов (2000 лет до н.э.). Финикийцы – замечательные мореходы, они строили морские корабли, способные далеко заплывать. Они изобрели основу письма (азбуку), способ изготовления стекла, окрашивания шерсти пурпурной краской, первыми освоили выплавку металлов и т.д. Вели обширную торговлю, отправляя караваны в разные страны.

Финикия, богатая железом, медью и строевым лесом, оказалась недостаточной по размерам для своего постоянно растущего населения – всего 250 километров в длину и 2-3 километра в ширину. И финикийцы нашли выход: начиная с IX века до н.э. они стали посещать соседние острова и континенты, находили пустующие земли и немедленно заселяли их. Если встречали недружественный приём аборигенов, договаривались с ними или покоряли их. Таким образом в сферу активной переселенческой деятельности финикийцев попали Кипр, Северная Африка (Карфаген), часть Сицилии и юг Испании. Начиная с VII века до н.э. инициативу перехватили греки, достигшие пика колонизационной политики при Александре Македонском ( IV в. до н.э.). После развала Империи Александра колониальными вопросами с успехом занялись римляне, поглотив Грецию со всеми заморскими колониями.

О культурных и деловых связях городов Греции с Финикией говорит ещё факт заимствования финикийского письма. В одном из древнегреческих мифов говорится о Кадме, царе финикийцев, который в поисках сестры Европы, похищенной Зевсом в образе быка, попал на территорию Греции, в Беотию; основал город Фивы. По словам Отца истории Геродота, «финикийцы, прибывшие в Элладу с Кадмом, поселились в этой земле и принесли эллинам много наук и искусств и, между прочим, письменность, ранее неизвестную эллинам… В то время из эллинских племен соседям были в большинстве областей ионяне. Они переняли от финикиян письменность, изменили также по-своему немного форму букв и назвали письмена финикийскими…»

***

Для Греции со скудными природными ресурсами эмиграция граждан оказалась единственно правильным решением, поскольку освобождение городов от излишней части населения заметно облегчало жизнь тех, кто оставался в отечестве. В основном метрополию покидали обедневшая часть городского населения и разорившиеся крестьяне, также организованные группы людей, оппозиционно настроенные к верхушке власти или правящей партии. При желании в колонию мог выехать любой свободнорожденный эллин. Были случаи, когда из государственных соображений отправка колонистов шла в принудительном порядке, и тогда проводилась жеребьевка. Так случилось и с Локрами, древнейшим из городов в Южной Италии. Он был основан выходцами из Этолийских Локр (Сев.- Зап. Греции, 683 г. до н.э.), и это о нём сообщал Аристотель: «Локры основали бывшие беглые рабы, преступники, воры и прелюбодеи, и поэтому локрийцы всегда жили вне закона, пока Залевк их не придумал».

При всех трудностях и недостатках колониальной политики греки рассматривали поселения как реальную возможность получения дополнительного жизненного пространства и как важнейший исторический этап самоутверждения нации. Они осознавали, что освоение новых земель за пределами Греции приносит великолепные плоды каждому поселенцу, новой родине и бывшей родине, метрополии.

Когда формировался список будущих колонистов, обычно отбирали сто-двести человек. Иногда уезжали одновременно до тысячи человек, свободнорожденных граждан, а за все время колонизации из Греции выехали до двух миллионов человек! Один только Милет, крупный город ионийских греков в Малой Азии, за все годы колонизации отправил на берега Черного моря почти восемьсот тысяч человек!

Перед отправкой колонистов общим голосованием избирался предводитель, экист, считавшийся основателем будущего поселения, нередко колонии назывались его именем. На новом месте до очередных выборов ему обязаны были подчиняться все колонисты. В Дельфах, где находился священный оракул Аполлона, запрашивалось пророчество на поселение, и если оно было благоприятным, начинался исход граждан. Оракул давал советы по культовым вопросам и по государственному законодательству; от имени Зевса оракул давал согласие или запрет на открытие боевых действий одного государства против другого или предлагал условия примирения. Для убийцы устанавливал искупительную кару при очищении от пролитой крови и высказывал советы на бытовые темы. А при отселении группы граждан из города он прорицал будущее для колонии, обычно, светлого, процветающего. Поскольку предсказатели находились в галлюциногенном состоянии, понять смысл оракулов было затруднительно, и для этих целей присутствовал жрец, поясняющий их смысл. Предсказания выдавались часто двусмысленные, отчего людям надо было принимать решения самостоятельно, и под свою ответственность.

Колонисты увозили с собой домашний скарб, хозяйственный инвентарь, орудия производства и семена для будущих урожаев, но главным событием для колонистов был перенос частицы общественного огня из храма Гестии, покровительницы семейного единодушия, мира и благодати. На городскую общину эллины смотрели как на большую семью, имеющую собственный очаг и свой алтарь Гестии в доме городского управления – Пританее.

***

До будущей колонии добирались морем, а поскольку приходилось перевозить большое число людей, имущества и даже скот, пришлось изобретать и строить новые типы кораблей. До этого использовали небольшие легкие корабли, на которых не хватало места для запасов воды и продовольствия, отсутствовали места для отдыха команды и пассажиров. Приходилось прибегать к более продолжительному, но сравнительно безопасному каботажному, то есть, прибрежному плаванию.

С каждым периодом колонизации корабли увеличивались в размерах, получали большее водоизмещение, становились двух-трех палубными. Поначалу использовались классические боевые триеры (с греч. «три») с тремя рядами весел, развивающие скорость до 7 узлов (1 узел=1,852 км\час). Они имели до 50 метров в длину, до 5 – в ширину, могли нести на себе до двухсот человек, из них сто семьдесят гребцов (по трое на весло); до двадцати человек команда и десяток воинов. Но триера имела легкий корпус, была слишком тесной для перевозки большого числа пассажиров, не годилась для плавания на далекие расстояния. Для этого строились крупные суда с одним парусом средней вместимости в 24 тонны (морская тонна = 2.83 куб.м). Но даже такие, казалось бы, надежные грузовые корабли не осмеливались пересекать море, а шли обычно вдоль берегов.

На круглогодичную навигацию рассчитывать не приходилось: она прекращалась поздней осенью из-за непогоды и плохой видимости, за исключением случаев перевозки продовольствия или войск. Древние греки не знали компаса, днем двигались по береговым приметам, направлению ветров или уповая на собственное чутьё и опыт кормчего. Ночью старались не плавать, так как не знали звездную навигацию. По сообщению Плиния, моряки брали с собой птиц, «открывающих берега», и если оказывались далеко в море, отпускали их, следуя за ними к берегу.

Первые навигационные инструменты появились только к III в. до н.э., один из них лаг – подводное колесо с лопастями: при движении судна колесо вращалось под напором воды и, соединенное со счетчиком оборотов, показывало пройденный путь. Остальные приборы показывали направление ветра, течение воды и ориентацию по солнцу и звездам.

Клавдий Птолемей, греческий ученый из Александрии Египетской (начало I век н.э.), описал устройство, напоминавшее арабскую астролябию, она представляла собой сферу из нескольких колец с делениями, расположенных одно в другом. С помощью греческой «астролябии» определись эклиптические координаты небесных светил и аномалий в движении солнца, луны и прочих планет. Но это было практически весь астрономический инструментарий древних. Настоящая механическая астролябия арабов, хорошо известная до сих пор, была собрана в 1000 году н.э.

Первую карту (от греч. chartes – лист или свиток папируса для письма), пригодную для мореплавания, создал натурфилософ Анаксимандр (VI в. до н.э.), собравший сведения от мореходов, торговцев и военных. За ним был Гекатей (конец VI в. до н.э.) и Аристагор из Милета, который, по словам очевидцев, «нанес изображение земной поверхности на медную доску». А Дарий I приказал своим учёным изобразить на карте границы Персидского царства.

Земля почти на всех картах этого времени имела форму круга, опоясанного Мировым Океаном. Существует сообщение грека Пифея из Мессалии, современника Александра Македонского, о том, что «в морском плавании он обогнул Испанию, Галлию, Британию и доплыл до края земли, где очень холодно» – древние называли это место Туле: там были короткие ночи. Но рассказам отважного мореплавателя никто не верил. После Восточного похода Александра Македонского знания древних о земной поверхности расширились, и земля предстала в виде овала. До этого она была и цилиндром, и прямоугольником. На ионийских картах земля делилась на север и юг, обозначился разделительный меридиан.

Пифагорейцы и Аристотель поняли, что земля шарообразна, после чего картографы придерживались традиции. Эратосфен (282-202 гг. до н.э.) из Кирены разделил карту земли на 7 параллелей и 7 меридианов, устроив из них картографическую сетку с линиями, пересекающимися под прямым углом. Римляне стали приверженцами, так называемой практической географии, поставив искусство изготавливать карты в зависимость от имперских интересов. В результате появились более точные карты Арабии, Индии, Африки, Европы. Известными знатоками картографии античности были Посидоний, Полибий, Марин Тирский, Птолемей. Глобус впервые изготовлен Кратером Малосским во 2 веке до н.э.

***

Согласно сведениям, оставленным античными авторами, путь из Греции до Тамани занимал до трех недель, обратно – две. Прибыв на место, экист отдавал распоряжения по обустройству колонистов. В пределах границ будущего города начиналось распределение земли между членами колонии, но не в собственность, а в пользование. Колонисты делили землю на равные участки, возможно, по жребию. Это был самый важный момент в жизни каждого колониста, поскольку безземельный человек не представлял для общества никакого интереса – у него не могло быть гражданских прав и обязанностей!

Выделение земли касалось только первых колонистов, а кто прибывал сюда следом, не имели такой возможности, как и полноты гражданских прав. Если колония со временем расширялась, внутри становилось тесно, принималось решение о выводе части населения в «дочернюю» колонию. Так Спарта, например, основала вначале полис на острове Фера, который вывел в Северную Африку новое поселение Кирену. И Коринф стал метрополией Сиракуз (о. Сицилия), а его жители позже создали Иссу.

После раздела земли экист проводил торжественные религиозные обряды в честь основания города, определял место главного храма, центральной площади-агоры, портового района, жилых кварталов. Только тогда колония считалась сформированной и начинала жить, как суверенное эллинское государство-полис с собственным гражданством, выборными органами управления, общественными учреждениями и правом.

От первичной родины, материнского полиса, колония уже не зависела – ни экономически, ни политически, хотя деловые связи старались не разрывать. В зависимости от состава колонистов, местных условий, отношений с метрополией новая колония становилась или богатым земледельческим центром, или выступала преимущественно как посредник в торговле метрополии с местными племенами.

Все граждане давали обязательную клятву. В Крыму в районе Херсонеса археологи обнаружили беломраморную плиту с похожим для таких случаев текстом:

«Клянусь Зевсом и всеми олимпийскими богами, я буду единомышлен о спасении и свободе города и граждан и не предам Херсонеса никому, ни эллину, ни варвару; …я не буду ниспровергать демократию, и желающему предать или ниспровергнуть не дозволю; …я буду служить народу как можно лучше и справедливее для города и граждан;… я не буду давать или принимать дара во вред городу и гражданам; я не буду замышлять никакого несправедливого дела против кого-либо из граждан, и не дозволю этого, и не утаю, и на суде подам голос соответственно законам; я не буду вступать в заговор против общины и против кого-либо из граждан, кто не объявлен врагом народа;…

Зевс и все олимпийские боги! Если буду я соблюдать все это, да будет благо, мне самому и потомству моему, и всему мне принадлежащему; если же не стану соблюдать, да будет зло мне и потомству моему, и всему мне принадлежащему, и пусть ни море, ни земля не приносят мне плода, пусть мои женщины не разрешаются благополучно от бремени»

СТРАНА ГИППАНИС И ДРУГИЕ

Первоначально, с середины VIII в. до н. э., греческая колонизация была устремлена в западном направлении; особой активностью отмечался могущественный Коринф на Пелопоннесском полуострове. На южном побережье Италии появились греческие поселения, получившие общее название «Великая Греция» с городами Киме (Кумы), Тарент, Сибарис, Кротон, Регий, Посидоний, Неаполь, Элея. Затем пришло время Сицилии – на острове появились греческие города Леонтины, Акрагант, Селинунт, Шелла, Сиракузы. На юге нынешней Франции греки основали Массалию (VI в. до н. э.), ставшую многонаселенным полисом и заметной фигурой в торговле с внутренними областями Галлии. На испанском берегу возникла крупная колония Эмпорион. Другое направление — Египет (Навкратис). В VI в. до н. э. колонизационная волна достигла Причерноморья.

Крупными колониями Пропонтиды (совр. Мраморное море) стали Кизик (756 г. до н. э.), Халкедон (685 г. до н. э., Вифиния, совр. Турция), Византий (667 г. до н. э., Константинополь, совр. Стамбул). С VIII по VI вв. до н.э. на южном берегу Чёрного моря появились города Китор и Амис (Пафлагония), Котиора, Трапезунд, Синопа (совр. Турция). На западном направлении – Аполлония Понтийская (Миссия, Турция), Месембрия, Одесс (Варна), Круны, Каллатия, Истрия (к югу от устья Дуная, с VII по VIвв.до н.э.) и

Томы (Констанца, Румыния).

Для сведения, Томы стали местом ссылки известного римского поэта любовной лирики Овидия*, который «за амурные шалости и стихи, развращающие молодых людей» впал в немилость императора Августа. Здесь, на границе Римской империи с варварским миром, поэт закончил свои дни «в унынии и печали». Это состояние чувствуется в письмах опального поэта:

«Земля здесь неплодоносна, зимой - нетающий снег и замерзшие воды в реках, море… Люди – косматы, одеты в меха и штаны, не знают законов и живут войной… Слышна только фракийская и скифская речь… Вокруг раздается звон оружия… Кругом грозят жестокими войнами бесчисленные племена… Враг густыми толпами подобно птицам налетает и уносит добычу…, поэтому редко кто осмеливается обрабатывать землю, да и тот несчастный, одной рукой пашет, а в другой держит оружие… Чуть часовой с дозорной вышки подает сигнал тревоги, мы тотчас дрожащей рукой надеваем доспехи. Свирепый враг, вооруженный луком и напитанными ядом стрелами, осматривает стены на тяжко дышащем коне… Иногда, правда, бывает мир, но никогда – веры в мир…».

К чести поэта, он заставил себя изучить язык «местных гетов», написал книжку стихов, где «варварские слова составил латинскими размерами. А когда закончил чтение стихов, все закивали головами и стали трясти полными стрел колчанами, и долго на гетских устах не смолкал гул…»

Исследователи творчества Овидия полагают, что речь идет о поэме, посвященной императору Тиберию. Он написал её на греческом языке (для римлян, язык варваров), так как в его произведении «Послания с Понта» (13-16 гг. н.э.) имеется ссылка, что термин «геты» означает «местное население», то есть, потомков первых греческих колонистов Томы. Этот бесспорный факт лишь подтверждает ассимиляцию греческой культуры в культуру местных племен, и наоборот.

Наибольшая активность в колонизации побережья Черного моря вообще и северного Причерноморья в частности принадлежит Милету, одному из крупнейших и богатых греческих городов в Малой Азии. За ним следует Теос (Иония), а также эолийская Митилена и дорийская Гераклея.

Гражданам Милета приписывается основание и заселение до ста апойкий (торговых пунктов), катойкий (военных поселений) и городов. Приводится список колоний, куда выводились переселенцы из Милета и других метрополий, в том числе Тирас, основанный в VI в. до н.э. в устье реки Тирас (Днестр); современный Белгород-Днестровский, Аккерман; Никония (2-я пол. VI в . до н.э.) – в устье реки Тирас (Днестр); Березань в устье Гипаниса (Буг) и Ольвия – в устье Борисфена (Днепр) – в VI-VII вв. до н.э.; Керкинитида («Крабий город», Евпатория) - в VI веке до н.э.; Херсонес Киммерийский (Севастополь), Феодосия (VI в. до н.э.), Пантикапея (иранск. «Рыбный путь») и Нимфея (Керчь, VII в. до н.э.) – на Крымском полуострове; Мирмекия и Тиритака (2 пол. VI в. до н.э.) – на территории Херсонеса Таврического.

В перипле (описание морских плаваний) анонимного античного автора есть такая запись: «… при выходе из устья Меотиды (Азовское море) лежит город Киммерида, названный так от варваров киммерийцев, но основанный тиранами Боспорскими…»

К греческим поселениям, давшим рождение крупных городов-полисов на европейской стороне Боспора Киммерийского, добавляются Китей, Акра, Порфмий, Парфений и другие, возникшие в позднеархаическое время. Не исключено, что некоторые могли быть «выселками» из существовавших апойкий, торговых поселений.

Самым северным из боспорских поселений был Танаис, расположенный в устье одноименной реки, возникшее не сразу, а после обустройства причерноморских поселений. Через Танаис осуществлялись оживленные сношения боспорских колоний с придонскими племенами скифов и сарматов.

После заселения Крыма греки успешно осваивали восточную сторону Боспора Киммерийского (Керченский пролив), начав с Таманского полуострова, в то время представлявшего собой группу островов, образуемых дельтой Кубани.

В 547 г. до н. э. возникла Фанагория (пос. Сенной), основанная, по мнению историка Арриана*, Фанагором из Теоса (Лидия, М.Азия), «бежавшим от насилия персов». Позже Страбон в «Географии» напишет:

«При въезде в Корокондамитиду находятся значительный город Фанагория, главный город азиатских жителей Боспора, боспоранов; дальше – Кепы, Гермонасса. Фанагория и Кепы расположены на острове при входе в озеро (Меотида) с левой стороны, а остальные города за Гипанисом – в Синдской области. Там место Горгиппии (Анапа) – царской столицы синдов, недалеко от моря, а также Аборака. Фанагория, по-видимому, является перевалочным пунктом для товаров, доставляемых из Меотиды и вышележащей варварской страны, а Пантикапей – для товаров, привозимых туда с моря. Есть в Фанагории святилище Афродиты Апатурос, названной так по мифу, когда на богиню здесь напали гиганты; она позвала на помощь Геракла и спрятала его в какой-то пещере; затем, принимая своих врагов поодиночке, она отдавала их Гераклу, чтобы коварно, обманом убить их».

Арриан сообщает, что Гермонасса названа так по имени жены некоего Семандра, митиленца, переселившего в апойкию некоторых из эолян и скончавшегося при основании города: «А жена его сделала город себе подвластным и дала ему свое имя». Остальные города уступали по значимости – это были Ахиллий, Киммерида, Патрей, Тирамба, Корокондама, Синдская гавань, возникшие как объекты уже вторичной, внутрибоспорской колонизации. Ионийские греки. выходцы из Ионии, потеснив местные племена в районе современного Геленджика, возвели поселение Торик (Торикос).

В начале V век до н. э. колонии вокруг Керченского пролива объединились под властью Пантикапей, и это объединение стало называться Боспорским царством. С приходом к власти на Боспоре династии Спартокидов (438 г. до н. э.), правившей до конца II в. до н.э., начинается экспансия Боспорского государства сначала на запад, а затем на восток. В течение IV в. до н. э. ряд меотских племен бассейна р. Кубани (дандарии, псессы, фатеи, досхи) были подчинены царям Боспора. Но меотские племена, признавая их власть, сохраняли известную самостоятельность, отчего их территория за некоторым исключением не была включена в границы Боспорского государства. Страбон так и писал: «…иногда то один, то другой народ (меоты) отпадал от Боспора».

Свидетельства существования Боспорского царства периода II-I веков до н.э. найдены в Темрюкском районе, также под Новороссийском, ещё в Джемете (Анапа) – имеются археологические следы катойкий.

Анапа стоит на месте греческой Горгиппии, из-за чего является одним из самых древних городов России, а если учесть информацию из последних археологических изысканий, утверждавших, что «в Горгиппии проводились состязания атлетов, наподобие Олимпийских игр», историческая ценность Анапы резко возрастает.

Прибрежные греческие эмпории обнаружены в районе Краснодара на берегу Кубани у станицы Елизаветинской. Реку Кубань эллины называли Гиппанис (с греч. «гиппос» – лошадь), потому что греки считали, что «Гиппанис вытекает из озера, у которого пасутся дикие белые кони (для греков, обожествленные существа): на протяжении пяти дней вода в реке остается пресной, а заражается от горького источника земли и весь оставшийся путь до моря несет горько-соленую воду». Разгадка проста: при определенных природных обстоятельствах соленая морская вода может проникать довольно далеко в устье Кубани, что и смутило пришлых первооткрывателей.

На территории современного города Туапсе в древности находилось античное поселение Топсида (V в. до н.э.), просуществовавшее почти 1000 лет. Название Топсида (Туапсида) могло образоваться из двух древнегреческих основ: топос — «место» и синдрос — «железо» – т.е. «железное место». Возможно, отсюда в Грецию вывозилась руда, богатая железом, поскольку подобные словосочетания еще не раз встречаются в топонимике Туапсинского района. За двадцать пять веков море поглотило часть берега и античные остатки Туапсиды, но теперь они сохранились для исследований подводной археологией.

Крупная античная эмпория находилась в Сочи в устье реки Мамайка, где останавливались торговцы из Греции, Боспора и Колхиды. На это указывают многочисленные находки в могильниках – гипсовые и стеклянные алабастры, краснофигурные и чернолаковые сосуды, терракотовые статуэтки и т.д. В междуречье Кудепсты, Мзымты и Псоу до сих пор находят обломки амфор, сосудов для благовоний, амфорисков, и кубков для вина.

Наиболее крупными колониями греков на восточном побережье Кавказа долгое время оставались города Питиунт (Пицунда), Диоскуриада (Сухуми) и Фасис (Поти).

***

На примере Боспорского царства прослеживается развитием взаимоотношений между эллинами и соседствующими народами. Поглотив их земли, Боспор представлял теперь уникальный симбиоз греко-варварской культуры, что не замедлило отразиться на социально-экономических, политических и религиозно-культурных отношениях и традициях. Иными словами, пример Боспорского царства предвосхитил основные процессы формирования эллинистических государств Средиземноморья и в Передней Азии, случившиеся после завоеваний Александра Великого и раздела его Империи между диадохами, последователями. Только с той разницей, что Боспорское царство пережило их на семь веков, развалившись в IV веке н.э. под натиском военной машины римлян

Небольшая часть жителей боспорских городов составляли представители местных племен синдов и меотов, заселявших Таманский полуостров до появления греков. В V веке до н. э. на землях, отделенных от Тамани рекой Кубань (впадавшей в Черное море, а не в Азовское), сложилось Синдское государство, как союз племен синдов. Возникли города: Семибратное, на левой террасе р. Кубань, на запад от ст. Варениковской, Красно-батарейное городище и Синдская гавань (на месте будущей Анапы, у греков – Горгиппия). Семибратное городище имело мощные защитные стены с башнями. Сохранились фундаменты большого каменного здания, указывающие на принадлежность к дому правителя. В раскопанных рядом курганах обнаружены богатые, возможно, царские, захоронения. В середине IV в. до н. э. Синдика вошла в состав Боспорского государства.

Основой хозяйства синдов, стоявших среди остальных племен на довольно высоком уровне социально-экономического развития, являлись пашенное земледелие и скотоводство, в городах развивались ремесла, большой удельный вес в экономике имела торговля. Благоприятные климатические условия и соседство античных колоний способствовали распространению виноградарства и виноделия. Существенное место в хозяйственной жизни синдов занимало и рыболовство, имевшее значение регулярного промысла. Через Синдскую гавань поступали товары из материковой Греции и островов Эгейского моря, из малоазиатских центров и других мест. Есть основание считать, что в последней четверти V в. до н. э. в Синдике сложилось собственно независимое от Боспора государство. Об этом свидетельствуют найденные серебряные монеты, «синдон». Но в итоге активная восточная политика Боспорского государства привела к присоединению к нему Синдики (сер. IV в. до н. э.).

Археологические изыскания последних лет показали, что греческая колонизация Северного Понта не способствовала притеснению местных племен. Во-первых, к моменту прихода сюда греков оседлое население отсутствовало, хотя эти земли периодически посещались кочевыми племенами. В иных местах, где на постоянной основе селились синды, меоты и другие аборигены, плотность была не столь велика, что позволяло выстраивать добрососедские отношения. Чего нельзя сказать о юго-западной части Тавриды, где жили скифы, алазоны, геты и одрисы, контакты с которыми боспорцев нередко заканчивались боевыми действиями или войнами.

У Страбона имеется ряд ссылок по этому поводу: «Эллины, основавшие Пантикапей и другие полисы на Боспоре, изгнали скифов». У греческого историка Эфора (IV в. до н.э.) тоже есть справка: «Милетяне, пока они не стали предаваться излишествам, побеждали скифов и основали полисы на Геллеспонте, а также заселили великолепными городами Есксинский Понт». Судя по захоронениям до V века до н.э., вскрытым археологами на месте Пантикапей, подтверждается наличие большего процента могил воинов, чем в остальных местах, что усиливает вывод о насильственном периоде заселения земель. А строительство внушительных оборонительных сооружений вокруг греческих поселений указывает на враждебность со стороны аборигенов.

В этой связи привлекает внимание заметка в сочинении «Описание народов» историка Стефана Византийского, жившего в правление императора Юстиниана I (482-565 гг. н.э.), о том, что «…Пантикапей… основан сыном Айета, получившим это место от Агата, царя скифов, и назвавшим город по протекающей рядом реке Пантикапу». Это могло означать и способ приобретения эллинами местности будущего Пантикапея у скифов. Но скорее всего, освоение новой территории эллинами велось с молчаливого согласия аборигенов, питавших надежду на цивилизованное общение с ними, торговлю и обмен культурными достижениями. Или это происходило ещё на каких-то взаимно выгодных договорных началах, что на то время более подходило к исторической ситуации.

Необходимость осваивать обретенные земли и строить на них греческие колонии, которые быстро развивались в города-полисы, давали мощный толчок развитию межнациональных и межкультурных отношений. Поначалу установились торговые сношения, которые затем, сообразно обстоятельствам, преобразовывались в иные, реальные и практичные для сторон. Так, наибольшим спросом у местного населения пользовались ремесленные изделия греческих мастеров, вино и оливковое масло, также керамические и бронзовые изделия, оружие, предметы роскоши, дорогие ткани и украшения. Большая потребность в керамических изделиях (греч. keramike от keramos - глина) послужила причиной бурного развития гончарного производства – изделий из майолики, терракоты, фаянса, фарфора и др. Из обожженной глины делались всевозможная посуда, черепица, веретена для ткацких станков, грузила для рыболовных сетей, ульи для пчел и даже формы для отливки монет. Плиты из керамики, предназначенные для облицовки деревянных зданий, повышали огнестойкость и прочность, делало комфортным пребывание в таких зданиях человека. Появилась керамическая скульптура, расписанная красками, и терракотовые саркофаги. В больших глиняных сосудах хранились жидкости и продукты питания, вино и зерно.

Но главной составляющей торгового обмена местных племён с греками было хлебное зерно, потому что в Греции не хватало площадей для выращивания этой культуры, а черноморские колонии давали такую возможность. Хлеб шел не только для собственного потребления греческих колоний. Оратор Демосфен* в речи, произнесенной им в Афинах, сообщает о 400 – 600 медимнов хлеба (1 000 000 пудов), что ежегодно вывозилось в Афины с боспорских колоний.

Рыбные промыслы составляли одну из важных частей экономики античных городов Северного Причерноморья. Аристотель в «Истории о животных» пишет:

«… тунцы, пеламиды и тумаки (тоже род тунцов) весною входят в Понт и там проводят лето, равно как и большая часть идущих по течению и стадных рыб… В Понт они переселяются из-за пищи (корм там и обильнее и лучше вследствие пресноты воды) и потому, что там меньше больших морских животных; в Понте нет ничего кроме дельфинов и тюленей, да и дельфины там малы, а по выходе из него немедленно попадаются большие. Итак, рыбы переселяются туда из-за пищи, а также и для вывода детенышей: там есть удобные для этого места, а годная для питья и более пресная вода способствует развитию мальков. Когда же процесс размножения окончится и мальки подрастут, они выходят из Понта немедленно после Плеяд».

Римский историк Катон негодовал по поводу того, что «некоторые ввели в Рим чужеземную роскошь, покупая за триста драхм бочонок понтийской соленой рыбы». Этот пример показывает, что у римлян, изощренных гурманов, соленая рыба считалась предметом роскоши и стоила немалых денег!

Причерноморье славилось ещё богатейшими запасами корабельного и строительного леса, железной рудой, различным сырьем. Здесь процветала и работорговля, ставшая настоящим бедствием народов Северного Кавказа и Прикубанья.

Взаимные контакты служили не только стимулом для экономического роста, но и обогащению культур соседствующих народов. Многолетнее общение греков с местными племенами способствовало развитию процессов ассимиляции, а сформировавшаяся в Причерноморье культура в связи с этим приобрела своеобразные совместные черты. Наблюдалось ощутимое культурное влияние античной цивилизации на народы, пребывающие в «варварском» состоянии. Вливаясь в состав жителей античных городов-колоний путем инфильтрации, представители местного населения приобретали новые черты – оседлость, ремесленничество, грамотность. Они заимствовали у греков технические навыки, знакомились с культурными достижениями и религиозными культами. Об этом свидетельствуют многочисленные находки на территории Черноморского побережья скульптурных изображений Деметры, богини земли и плодородия, прочих греческих богов. Одновременно происходил обратный процесс, когда греческие переселенцы заимствовали у аборигенов особую военную тактику, виды вооружения и типы национальной одежды, местные виды продовольствия и навыки в сельском хозяйстве и ремеслах.

СКАЗАНИЕ О ЦАРЕ ЛЕВКОНЕ

Первым правителем Боспорского царства, как объединения суверенных греческих государств-полисов, был Археанакт, основатель династии Археанактидов. По сведениям античных историков, Археанакт из Митилены (о.Лесбос) был представителем аристократического рода. Выехав в Гермонассу на поселение, он стал ойкистом Пантикапея (480 гг. до н.э.), где вскоре обрел тираническую власть, длившуюся сорок три года.

Есть свидетельства античных авторов, среди которых Диодор Сицилийский, что «Гермонассу основал некий мителенянин Семандр, который привел в апойкию некоторых эолян и умер при основании города». Возможно, Семандр или кто-либо из его ближайших спутников принадлежали к роду Археанактидов.

Тирания Археанакта стала возможна благодаря заметному усилению скифской агрессивности по отношению к греческой колонизации. Историки это связывают с победой скифов в войне против персидского царя Дария. Но именно в этот период возводились оборонительные сооружения в Пантикапее, Мирмекии, Тиритаке, Порфмии, Фанагории. Предполагается, что в таких тревожных условиях боспорские полисы были вынуждены объединиться в военный союз, избрав главой влиятельного в Гермонассах аристократа Археанакта. На первых порах союз не воспринимался как единое государство, поскольку его участники сохранили свои автономии. На что указывает факт самостоятельной чеканки монет Фанагории и Нимфея (к VI—V вв. до н. э.).

В 438 году до н. э. царский престол занял Спарток. Вот сообщение Диодора: «При архонте в Афинах Теодоре… в Азии, царствовавшие над Киммерийским Боспором, так называемые Археанактиды, правили сорок дв года. Власть принял Спарток и правил семь лет». Вероятно, осуществился дворцовый переворот, смена партий власти, поскольку за этим последовала «Банкирская речь» известного оратора Исократа, в которой упоминаются политические изгнанники с Боспора Киммерийского. Судя по имени, Спарток явно был эллинизированным варваром, бывшим фракийским рабом. Этот фактор варварского происхождения играл определенную роль в борьбе за власть на Боспоре в то время. Он действовал по собственной инициативе и опирался, прежде всего, на наемное войско Археанактидов, находившееся если не в полном, то, по крайней мере, в его оперативном подчинении, и торгово-ремесленную прослойку боспорского общества.

Спарток правил всего семь лет, а затем власть принял некий Селевк, возможно, македонянин, правивший четыре года. Поскольку, по сведению Диодора, Селевк не принадлежал к династии потомков Спартока I, его появление во главе Боспора могло означать очередной государственный переворот. Хотя логичнее допустить, что после смерти Спартока формально на престоле оказался малолетний сын, или племянник, Сатир, с которого потом начинается династия боспорских царей Спартокидов. Селевк, занимающий важный пост при Спартоке, мог быть заранее назначенным им опекуном. А когда Сатир возмужал, он стал царем Боспорского царства. Его правление продолжалось почти сорок четыре года, и за это время Боспор приобрел много новых земель. И если бы не гибель Сатира под стенами осажденной им Феодосии, на стороне которой выступила Гераклея Понтийская, возможно, он бы ещё намного расширил границы Боспора.

У римского писателя Полиэна* в книге «Военные хитрости» есть описание интересного эпизода, связанного с осадой Феодосии войском Сатира I. Ситуация складывалась не в пользу жителей непокорного города, и если бы не помощь соседней Гераклеи, быть бы Феодосии в составе Боспорского царства. У гераклейцев на высоте оказался их полководец Тинних: не имея достаточного количества боевых кораблей, чтобы снять осаду, он отправился к Феодосии всего лишь на одной триере и взял с собой круглый торговый корабль с некоторым количеством воинов; были там ещё три трубача и три челнока-однодеревки. Ночью приблизились к гавани. Тинних приказал спустить на воду челноки, посадил на каждый по одному трубачу, велел им разъехаться друг от друга на умеренное расстояние и по сигналу трубить, одному за другим с небольшими промежутками, но так, чтобы звуки казались идущими не от одной трубы, а от нескольких. Будто бы в гавань заплыло много кораблей. Трубачи сделали так, как велел полководец: воздух в окрестностях города огласился звуками боевых труб, и все – осаждавшие боспоряне и осажденные феодосийцы – предположили вдруг, что из Гераклеи явился значительный флот – «… войско Сатира ушло в беспорядке, покинув караулы. Тогда Тинних подплыл к Феодосии и освободил от осады».

Когда сын Сатира, Левкон I, стал царем (390 г. до н.э.), осада Феодосии продолжилась, закончилась она вхождением в состав царства Боспора Киммерийского.

При Левконе царская ставка находилась в милетской колонии Пантикапей», городе, который вместе с царством получил при его сорокалетнем правлении наивысший расцвет. Географически удачно расположенный, обладающий вместительной гаванью город считался политическим и экономическим центром, вокруг которого объединились в межполисный союз греческие города обоих берегов Керченского пролива. Границы Боспора утвердились по восточному берегу Меотиды (Азовское море) до устья реки Танаис (Дон).

Но в начале правления Левкону пришлось делиться властью с младшим братом Горгиппом, по закону престолонаследия, но старший брат поступил мудро: отвлекая Горгиппа от больших притязаний на власть, предоставил ему решение серьезных проблем царства на азиатском направлении. Сам же занимался покорением независимых греческих поселений, таких как Нимфей (совр. Героевское, руины близ Керчи); в итоге захватил его и вслед – Феодосию.

Вместительная феодосийская гавань не уступала пантикапейской, а удачное расположение на морских торговых путях и близость богатых хлебом земледельческих районов способствовали быстрому росту и обогащению населения. Царь Боспора видел в Феодосии невыгодного и опасного конкурента в торговле с Афинами хлебом и прочими товарами из Скифии. К тому же в Феодосии обычно укрывались изгнанники из Боспора.

На призывы осажденных к Феодосии поспешили корабли из Гераклеи Понтийской с большим отрядом воинов-«десантников». Узнав об этом, в боспорском войске наметилось брожение, многие запаниковали. Тогда царь Левкон призвал на помощь местных скифов, известных меткой стрельбой из луков, расставил их… позади собственного войска. При этом разрешил скифам убивать каждого, кто покажет себя трусом, отступит во время сражения. В истории мировых войн это была первая попытка установить «заградительные отряды»! Мера оказалась столь действенной, что высадка гераклеотов не удалась, а Феодосия скоро покорилась Боспору (364 г. до н.э.).

Когда Феодосия вошла в состав Боспора, царь Левкон присвоил себе звание «архонта» – высшего должностного титула крупного полиса. Разумеется, принятие титула «архонта» не изменило устоявшийся тиранический характер власти Левкона и тем более в сторону ее демократизации. Однако граждане Феодосии в предварительных переговорах добились от него права продолжать чеканку собственной монеты и предоставления ряда привилегий. Царю пришлось уступить, поскольку мир с племенами скифов и меотов был не всегда надежен. Без греков-союзников против варваров было не выстоять!

Управление Феодосией Левкон поручил ближайшему родственнику, наказав заботиться о расширении гавани и увеличить экспорт хлеба в Грецию. Хлебная торговля с этого времени надолго стала одним из основных источников доходов Боспорского царства.

После Феодосии пришла очередь остальной части Восточного Крыма и территорий, заселенных племенами Прикубанья (синды, тореты, дандарии и псессы). Пытался он овладеть Херсонесом Таврическим, как и херсонесцы, в свою очередь, Пантикапеей – с обеих сторон, безуспешно!

***

Царь Боспора проявил особое внимание к землям синдов, владевшим отменной гаванью для стоянки кораблей. При гавани стоял город, где сосредоточилось основное население. Но реализации планов неожиданно помешала… женщина! Полиен пишет об этой истории так:

«Царь синдов Гекатей был женат на меотянке Тиргатао. Этого Гекатея, низложенного с престола вождями, снова посадил на царство боспорский тиран Сатир (отец Левкона I), выдал за него свою дочь и потребовал, чтобы он убил свою прежнюю жену. Гекатей, любя меотянку, не решился погубить её, а заточил в крепости и приказал жить под стражей; но Тиргатао успела бежать, обманув стражу».

Избежав насильственной смерти, женщина долго и искусно скрывалась от преследователей, пока не нашла убежище в землях иксоматов, где находились владения её родственников. Вступив в новый брак, она подняла на мятеж воинственные племена, жившие вокруг Меотиды (Азовское море), которые стали опустошать земли синдов и царства Сатира. Пришлось Гекатею и Сатиру искать мира с рассерженной предводительницей. Тиргатао согласилась на переговоры, но к ней под видом послов подослали убийц. Тиргатао сама отразила их нападение, причём убила врагов их же мечом, а после«… страна подверглась всем ужасам грабежа, насилия и резни, пока сам Сатир не умер с отчаяния; сын его Горгипп, наследовавший престол, сам явился к Тиргатао с просьбами и богатейшими дарами и тем прекратил войны»…

Чтобы окончательно установить добрососедские отношения с «варварами», Левкон предложил Горгиппу, брату и соправителю, жениться на дочери Тиргатао, Комосарии. Этот акт окончательно утихомирил страсти. Не прошло много времени, как Левкон I в официальных надписях именовался «царем синдов», а Синдская гавань была переименована в Горгиппию (совр. Анапа) – по имени Горгиппа, царского наместника в азиатской части Боспорского царства. После смерти Тиргатао Горгипп стал законным наследником престола царства синдов, их правителем, усилив таким образом влияние Боспорского царства на местные племена.

После завершения укрепительных работ в Горгиппии Левкон начал производить отсюда военные вылазки против целой группы несговорчивых меотских племен:

Античные авторы не оставили точного обозначения этнонима «меоты». Поэтому европейская наука относит к ним племена синдов, дандариев, торетов, агров, аррехов, тарпетов, обидиакенов, ситтакенов, досхов, аспургиан, иксоматов, псессов, фатеев, койтеев, тюкандитов, псеханов и некоторых других. Известно только, что синды расселялись на Тамани и в окрестностях Анапы. Далее по берегу Черного моря следовали территории иксибатов, торетов, тарпетов, керукетов, агров. В долине реки Кубань от низовий к верховьям обитали дандарии, фатеи, псессы, досхи, аррехи, обидиакены и другие меотские племена. По нижнему течению реки Кирпили, вероятно, селились ситтакены, а на островах Донских устий – иксоматы.

Противостояние было не долгим, поскольку интригами и подкупами ему удалось перессорить меотских вождей, а разобщенные племена представляли собой легкую добычу. Результатами пользовался исключительно Боспор: прикубанские синды, тореты, дандарии и псессы стали подданными боспорского царя. Часть меотских земель (скорее всего, неосвоенные и пограничные территории) перешла в царскую собственностью. Подчиненные Боспору меотские и синдские племена теперь были вынуждены выплачивать Левкону дань зерном, кожей, мехами, рыбой и конями.

Успех расширенного и укрепленного Боспорского царства превзошел ожидания Левкона I. Своими действиями он монополизировал хлебный и рыбный поток из Приазовья и Поднепровья в Грецию, города которой остро переживали недостаток продовольствия. Захват обширных плодородных земель способствовал росту экспорта хлеба, особенно в Афины, что благоприятно влияло на состояние экономики и культуры Боспора. Царь закрепил за собой монопольное право первой покупки производимого на местах товарного хлеба, по крайней мере, в неурожайные годы.

Привлекая греческих и местных торговцев к рынку Боспорского царства, Левкон предоставил афинянам афелию, иначе, право беспошлинной торговли и погрузки своих судов первыми. Распространил это право, прежде всего, на Феодосию, через которую однажды прошло в Афины почти 90 000 тонн зерна! Взамен афиняне удостоили Левкона права почетного гражданства и привилегий, установили статую на афинском Акрополе и стелу с постановлением о предоставляемых ему привилегиях рядом со стелой отца Сатира. Всего Боспор поставлял в города античного мира более 30 000 тонн зерна ежегодно, за исключением неурожайных лет. Доходы от зерновой торговли Боспора составляли в денежном эквиваленте в среднем более 250 талантов (талант – денежная сумма в серебре, определенная весом 26,2 кг) в год, при общих доходах бюджета около 350 талантов.

Среди многих видов промысловой рыбы в городах Боспора особое значение имели осетровые. Добыча и вывоз осетровых в Грецию, где они высоко ценились, составляла одну из важнейших отраслей экспорта. Это наглядно представлено в серии боспорских монет с изображениями хлебного колоса и осетра. Большим спросом пользовались керченская сельдь, сазан, судак и хамса. В приморских городах Боспора имелись огромные цистерны для засолки и хранения рыбы.

Военные и последовавшие за ними экономические успехи Левкона заставили перекроить политическую обстановку внутри государства. Стремительное обогащение рода Левкона сделало недосягаемым его материальное превосходство над любым из богатейших знатных семей. Такая ситуация играла на руку представителям рода Спартока и лишала возможности «чужакам» претендовать на царскую власть. Царь Левкон I не упускал случая заработать на любом выгодном предприятии, вводя монополии. Расширение городов Боспора, новое строительство потребовало увеличение производства черепицы. Её изготовление стало особой отраслью керамического производства, давало устойчивый доход хозяевам черепичных мастерских. К тому же возникла потребность контролировать качество выпускаемой продукции с её клеймением. Большую часть так называемого «царского» клеймения взял на себя Левкон I – за особую плату в казну, как и прибыль с собственных предприятий по производству черепицы.

Хотя обогащение боспорского общества происходило почти на всех уровнях, поскольку греческое население выгодно занималось торговлей и экономической эксплуатацией покоренных племен. Это окончательно примиряли демократическую оппозицию с политической элитой и престолом. Хотя полностью возможность существования скрытой оппозиции и даже заговоров сторонников автономного существования полисов не исключалась.

При Левконе I развиваются и совершенствуются ремесла, включая производство дорогих краснофигурных ваз, мраморных статуй и рельефов. Для торговли и собственных нужд значение приобретает ювелирное производство. Боспорские ювелиры и чеканщики достигли вершин мастерства, их изделия из золота, серебра и электрона (благородного сплава) признавались лучшими в античном мире. Судя по тому, что золотые серьги, например, найденные в Феодосии, до настоящего времени не смог повторить ни один современный ювелир, высокий уровень ювелирного искусства на Боспоре оказался не превзойденным! Огромные доходы от различных производств и торговли в основном оседали в царской казне и сокровищницах боспорских торговцев.

Эти обстоятельства привели к изменению внешнего облика столицы Боспора — Пантикапей. Возводятся новые храмы – Аполлона, Деметры, Геракла, Артемиды, Афродиты, Асклепия и других божеств. Роскошествует царский дворец, от царя не отстаёт элита, возводящая роскошные особняки. Развиваются и другие города Боспора, такие как Гермонасса и Фанагория. Через Гермонассу велись торговые сношения Боспора с аланскими племенами, она становится вторым по значению богатым городом (В X веке на месте разрушенной готами Гермонассы возник древнерусский город Тмутаракань). Расцвели, бывшие второстепенными городами, Горгиппия, Нимфея, Мирмекий (античные руины Мирмекия, основанного в сер. VI в. до н. э., находятся в 4 км от Керчи на сев. берегу бухты). Не осталась в стороне Тиритака (греч. поселение Дия, в 11 км к югу от Керчи, на берегу морского залива), известная на Боспоре зерновыми «экспортными» ямами, рыбозасолочными ваннами, винодельческими цистернами и давильными площадками. Не отстает от Тиритаки город Кепы на восточном берегу Таманского залива.

Царь Левкон, понимая, что целостность Боспорского царства, как и благосостояние жителей, зависят от надежности преданного царю войска, содержал за свой счет четырехтысячную наемную армию. Такой военной мощи не имел ещё ни один греческий полис Причерноморья! Поскольку расширение торговых связей требовало всё новых и новых кораблей, Левкон строил их, как торговые, так и военные – для их охраны. В гавани Пантикапея были возведены доки, рассчитанные на ремонт и строительство одновременно двадцати кораблей. Левкон I мог себе позволить многое!

Помимо того, что в городах Боспорского царства сохранялись культурные и религиозные традиции греческих метрополий, в подчинённых племенах происходила неумолимая эллинизация их быта и культуры. Это обусловило появление на землях последних многочисленных поселений греческого типа, зданий и сооружений, сельскохозяйственных имений и усадеб. Они покрыли сплошной сетью Таманский полуостров, простираясь по морскому побережью вплоть до Цемесской бухты.

Наконец, завершив освоение Восточного Крыма и территории Прикубанья – мирным путем и силой, – царь Боспора Левкон I впервые выпустил золотые монеты (Пантикапей, ок. 375 г. до н. э.), как гордый знак собственного тщеславия, богатства и могущества царства Боспора Киммерийского. На внутреннем и международном рынке греческого мира новые деньги быстро обрели статус надежного средства платежей, что свидетельствовало о прочном финансовом положении царства, престиже царя Левкона среди правителей своего времени.

КРЕДИТОРЫ ПОНЕВОЛЕ

невыдуманные истории

Правитель Боспора Левкон I приобщил к своему царству многие города, бывшие греческие колонии и меотские поселения, разбросанные на территории современного Крыма, Азовского побережья и Прикубанья. Но любая война, пока она обернется богатыми трофеями и добычей, требует вложения огромных денег. И хотя царь слыл богачом среди царей, он всё равно нуждался в деньгах!

Откуда цари берут деньги на войну? Налоги, подати и прочие поборы с населения. плюс пошлины на импорт и экспорт товаров. Но когда все возможности исчерпаны, что остается делать? Другие цари, возможно, опускали руки, но только не Левкон! Не зря в народе прозвали его Хитромудрым Левконом!

Он придумал хитрость: издал указ, а глашатаи довели до народных ушей, будто царь намерен срочно провести денежную реформу. Но такую реформу, чтобы она была выгодной каждому! Всем надлежит, писал в указе Левкон, сдать в царскую казну все монеты, имеющиеся в домах, и даже те, что до сего времени были надежно запрятаны в кладах, «на черный день». А через месяц, царь обещал, деньги вернутся к своим прежним хозяевам – новые и без ущерба для кармана.

Подданные не поверили своему царю, подумали, что это шутка. Никто не побежал к казнохранилищу сдавать кровные накопления. Лишь посмеялись над глашатаями, да разошлись по домам. Но Левкон не отступился от своего замысла – издал еще указ, очень строгий, в котором пригрозил, что прежние монеты «в такой-то день они будут отменены, раз и навсегда, а кто станет ими пользоваться, тому – смерть!» Тут уж никто не стал сомневаться в честности и порядочности своего царя!

Собрав обильную денежную жатву, Левкон приступил к задуманному делу: на каждой монете, полученной таким образом, произвел перечеканку, увеличивая при этом номинал вдвое! Осуществив не очень мудреную «коммерческую» операцию, тиран возвратил деньги прежним владельцам – ровно столько, сколько занимал. При этом царская казна «чудесным образом» пополнилась ровно на сумму этого ловкого добровольно-принудительного «займа». Но народ, обнаружив потерю сбережений ровно наполовину, стал возмущаться, а царь Левкон их успокаивал, говоря, что ничего плохого не случилось с их деньгами: сколько сдали – столько и получили назад.

Подобные проделки царь Левкон совершал и дальше, вызывая недовольство граждан, но всё сходило ему с рук, пока в его окружении не созрел заговор. Против него и раньше злоумышляли, но он знал обо всём, так как повсюду у него имелись соглядатаи. Он не хватал заговорщиков, предусмотрительно, не судил и не предавал казни. Потому что был уверен, что за одним заговором последует другой. А на этот раз придумал он свою очередную хитрость…

Призвав влиятельных богачей, среди которых были и заговорщики, сообщил, что желает с ними посоветоваться. Левкон стал ласковым и даже униженным голосом говорить с ними, попросил денег взаймы, значительную сумму. Клятвенно обещал вернуть заем очень скоро, с хорошей долей прибыли для тех, кто даст деньги. Не могли гости царя, его верные подданные, отказать!

Прошло немного времени, и Левкон призвал своих «кредиторов». На этот раз, чтобы открыть «ужасную тайну» — сложился заговор, царя хотят убить! Потом Левкон объявил, что если они хотят получить свои деньги назад, должны надежно защитить его от заговорщиков.

Что оставалось делать богачам? Правильно! Они за свой счет набрали охрану для царя, усилили его, да сами установили дежурство у дверей спальни Левкона – чтобы ничего с ним неожиданного не случилось!

Как сообщает Геродот, идея заговора против царя угасла сама собой. Так Левкон чужими руками избавился от опасности, после чего вернул кредиторам их собственные деньги с хорошими процентами — как обещал!

О Левконе есть ещё немало подобных историй. Например, Афиней (II-III вв. н.э.) из Навкратиса (Египет), автор сочинения «Пир софистов», сообщает, как «понтийский тиран Левкон, узнав, что многие друзья его окружения обмануты одним из придворных льстецов, позвал его и спросил: «Почему ты клевещешь, замарывая других?» Потом сказал ему: «Я убил бы тебя, клянусь богами, если бы тирания не нуждалась в таких негодяях, как ты!»

ТИРАНЫ БОСПОРСКОГО ЦАРСТВА

После сорокалетнего правления Левкон I умер, оставив троих сыновей, которые при его жизни участвовали в управлении государством. Старшему сыну Спартоку II досталась тирания на Боспоре. Среднему, Перисаду, – господство над Феодосией и Горгиппией и, очевидно, царствование над племенами на Азовском море. Третий сын, Аполлоний, по какой-то причине не получил собственных владений, потому что о нём нет дальнейших упоминаний.

Совместное правление двух братьев длилось пять лет, до 344 году до н.э. За это время Спарток и Перисад подтвердили льготы, дарованные Левконом афинским торговцам. Из Афин последовали почести, что подтверждается декретом, изданным при архонте Фемистокле, афинском правителе:

«… афинский народ восхваляет Спартока и Перисада за то, что они – хорошие мужи и обещают афинскому народу заботиться о высылке хлеба, как заботился их отец, и ревностно ему служить во всем том, в чем народ нуждается,… и они не получат ни в чем отказа со стороны афинского народа… И за те привилегии, что дают афинскому народу Спарток и Перисад, венчать золотым венком по тысяче драхм каждого из них обоих… за доблесть и благорасположение к афинскому народу…»

После смерти Спартока II Перисад остался единоличным правителем, был на престоле тридцать три года, за которые отстоял от врагов царство, приумножил территорию. Ему удалось подчинить жившие у восточных границ Боспора племена фатеев и досхов, чьи земли на востоке доходили до реки Гипанис (Кубань), а на юго-востоке — до места, где находится сейчас Новороссийск.

Помимо царского звания правителя Боспора он называл себя «царем всех меотов», бахвалился, что его владычество простирается над Кавказом. При Перисаде действительно большинство враждебных скифских племен ушли в дальние степи, не тревожа больше население эллинских городов Боспорского царства. Правление Перисада проходило в годы Восточного похода Александра Македонского, но нет никаких сведений о каких-либо взаимоотношениях этих правителей. Зато имеются свидетельства роскоши, процветающей во дворце Перисада, его увлечению собственным обожествлением и привлечению, в связи с этим, эллинских деятелей искусства в Пантикапей. В последние годы жизни Перисада в его стиле власти преобладает деспотизм. В Пантикапее и других городах он вносит поправки в конституции в свою пользу, отменяет ранее полученные льготы и привилегии в налогообложении, а чтобы обезопасить себя от заговоров, ликвидировал гражданское ополчение, заменив наемным войском, верным царю.

Когда умер Перисад (311 г. до н.э.), его сыновья Сатир, Эвмел и Пританий не поделили власть, рассорились. Конфликт перерос в междоусобицу, отчего Эвмел заключил союз с правителем племени сираков Арифарном, а Сатир заручился поддержкой скифов, составивших основу его войска. В сражении на реке Фат войско Сатира разбило войско Эвмела, что заставило Эвмела бежать в отдаленную крепость. Сатир устремился в погоню, но при штурме крепости он был ранен и вскоре умер. По этому печальному случаю есть реплика Диодора Сицилийского. Он говорит, что Сатир знал прорицание оракула, что «умрет от мыши», тот советовал ему остерегаться. Поэтому Сатир никому из подданных, ни рабу, ни свободному, не позволял носить «мышиное» имя. Он боялся домашних и полевых мышей, приказывал убивать их и замазывать мышиные норы. И всё-таки Сатир погиб, как убеждает Диодор, «от раны, полученной в мышцу руки». Вот и не верь предсказаниям!

Против Эвмела выступил с войском младший брат Пританий. Произошло сражение, в результате которого Пританий проиграл и бежал, а по пути его убили наёмники Эвмела (310 г. до н.э.). После смерти двух братьев Эвмелу ничего не мешало остаться единоличным владыкой Боспорского государства. Но чтобы совершенно чувствовать себя в безопасности, Эвмел приказал убить жен и детей своих братьев, и всех их друзей. Лишь одному из сыновей Сатира, Перисаду, удалось бежать к царю скифов Агару.

Только после кровавой расправы с ближайшими родственниками Эвмел взялся за управление государством. Он «победил тавров и жившие на Кавказе разбойные племена гениохов и ахейцев, восстановил попранную отцом конституцию, вернул привилегии и льготы греческим городам, сократил наемное войско, победил пиратов, причинявших множество неприятностей греческим купцам». Эвмел покровительствовал городам Южного и Западного Причерноморья, втайне вынашивая план объединения под своей властью всех земель, окружавших Понт Эвксинский. Словом, делал всё, чтобы о нем эллины заговорили как о «справедливом» царе.

Смерть не позволила Эвмелу воплотить свои планы. Диодор пишет: «…Пробыв на престоле пять лет и столько же месяцев, он скончался от несчастного случая». Возвращаясь из Синдики в свою землю и спеша к какому-то жертвоприношению, царь ехал на четырехоконной колеснице с крытым верхом; лошади чего-то испугались и понесли, а так как возница не смог удержать вожжей, то Эвмел, опасаясь быть сброшенным в обрыв, попытался спрыгнуть с колесницы – «но при этом меч его попал в колесо, он был увлечен движением и тут же испустил дух». В смерти Эвмела тоже, как и в случае с братом Сатиром, проглядывается оракул: он предостерегал Эвмела, что тот «погибнет от несущегося дома». Поэтому царь Эвмел никогда не входил в дом сразу, а направлял сначала слуг, проверить на прочность крышу, стены и фундаменты. Когда царь Эвмел погиб, все догадались, что пророчество сбылось – ведь крытый экипаж, в котором он ехал, был тем самым «несущимся домом»…

Спарток III, сын Эвмела, занял престол в 304 году до н.э. В период его правления, длившееся двадцать пять лет, отмечается ухудшение экономического положения Боспора, по той причине, что поставки боспорского зерна в Афины резко уменьшились. Афины, как основной его получатель, переключились на Египет, где цены оказались значительно ниже. Но афиняне по-прежнему ценили отношения с Боспорским царством. Об этом свидетельствует Декрет от 288 года до н.э.:

«Народ Афин постановил: так как и прежде предки Спартока, сына Эвмена, боспорца, оказывали услуги народу, и теперь Спарток, приняв от них расположение к афинскому народу, оказывает услуги народу вообще и, в частности, прибывающим к нему афинянам, то за это афинский народ сделал их гражданами и почтил медными статуями на площади и в порту и другими наградами, какими принято почитать доблестных мужей, и положил, если кто посягает на власть предков его или Спартоку, помогать всей силой и на земле и на море…»

В Декрете говорится о том, что Спарток принес Афинам в дар 15 000 медимнов (мера объема, 1 мед.=52.52 л) хлеба, а также обещает и на будущее время оказывать подобные услуги, «насколько будет в силах, и поступает так, наперед решив сохранять благорасположение к афинскому народу, переданное ему от предков… Поэтому народ восхваляет Спартока и увенчивает золотым венком по закону за добродетель и благорасположение к народу…». На площади Афин ему ставят медную статую, рядом со статуями его предков, другую статую – в акрополе, «чтобы было упоминание о дружбе и дарах, присоединяемых к существующим, написать это постановление на каменной стеле и поставить в акрополе за счет народных денег».

Ухудшение состояния хлебного рынка потребовали от местных торговцев перехода на новые виды продаж. Постепенно проявился интерес к торговле скотом, рыбой и рабами – они охотно поставлялись кочевыми племенами. Эти обстоятельства потребовали возведения нового города в устье Дона – Танаиса, ставшего впоследствии успешным центром торгового обмена с племенами, Дона и Приазовья.

Перисад II, сын Спартока III, царствовал с 284 до 250 гг. до н.э., более тридцати лет. При нем экономическое положение Боспора ухудшалось, что отразилось на выпуске монет – вместо золотых и серебряных чеканились медные деньги. Известно, что Перисад вступил в переговоры с царем Египта Птолемеем, крупнейшим конкурентом Боспора в торговле зерном; произошел даже обмен посольствами. Но переговоры видимых результатов между «хлебными державами» не принесли.

Дальнейшие имена боспорских царей и события, с ними связанные, исследователи черпают из археологических раскопов, в основном из сохранившихся монет: Спарток IV, Левкон II, Гигиенонт, Спарток V, Перисад III, Перисад IV, Перисад V. Но политическая история Боспорского царства во второй половине III — II вв. до н. э. подвержена постоянному вводу новой информации, полученной в результате свежих находок и, следовательно, нового восприятия давних событий…

…Царь Левкон II во второй половине III века до н.э. снова воевал с Феодосией, население которой, вероятно, решилось воспользоваться слабостью правившей династии, вернуть свою самостоятельность. На стороне феодосийцев опять выступила Гераклея Понтийская. Для царя наступили трудные времена, когда против него зрело недовольство подданных, составлялись заговоры, войска отказывались повиноваться. В Крыму создается государство скифов со столицей Неаполе Скифском (Симферополь), в результате Пантикапей откупался данью.

В начале II в. до н.э. в Прикубанье набирают силу сарматские племена. Сюда приходят ираноязычные кочевые племена сарматов. Одно из сарматских племен, сираки, в течение одного-двух столетий занимает северокавказские степи. Под влиянием благодатных природно-климатических условий и более высокой меотской культуры сираки переходят к оседлости и занятию земледелием. Со своей стороны, сарматы передали местным племенам часть своей культуры – искусство изготавливать и владеть оружием кочевников (лук, копье), предметы туалета и украшения, а также художественный стиль и погребальный обряд. Удивительно, но приход сарматов не повлек за собой исход аборигенов с насиженных мест. Сираки постепенно ассимилировались, смешались с меотами.

Со второй половины I в. н. э. в Прикубанье появляются новые кочевники – северо-восточные аланы, представители воинственного народа, потеснившие мирные земледельческие племена меотов. Меотам пришлось покидать Правобережье Кубани, передвигаясь в Закубанье, где жили родственные им племена зихов; там и была заложена основа в сложении будущей народности адыгов.

Последний представитель династии Спартокидов, Перисад V (ок. 125–109 гг. до н.э), оказался настолько слабым правителем, что при нём Боспор не смог противостоять скифской опасности. Зная это, царь могущественного Понтийского государства на юге Понта Эвксинского, Митридат VI Евпатор*, прислал в Пантикапей своего знаменитого полководца Диофанта. В обмен на военно-политический союз Митридат предложил Перисаду V военную помощь. Целью политики Митридата было не только присоединение ослабленного Боспорского царства, но ещё создание единого могучего государства, способное противостоять Риму, бросить ему дерзкий вызов.

Не обнаружив в Перисаде сильную личность, Митридат «посоветовал» ему отречься от престола. Узнав о возможном отречении царя, на Прикубанье началось давление сарматов, вспыхнуло восстание боспорских скифов под началом Савмака*. Жители Пантикапей, недовольные Перисадом, составили заговор и убили его и обезглавили (107 г. до н. э.). Диофант бежал в Херсонес, чтобы на другой год вернуться с войском и разгромить скифов. В поддержку ему флот Митридата блокировал Керченский пролив. Мятеж Савмака подавили, вождя пленили и вывезли в железной клетке к Митридату в Малую Азию и там казнен. С этой поры Боспор, утратив политическую самостоятельность, безропотно вошел в состав царства Митридата VI Евпатора.

***

Все правители царства Боспора Киммерийского – прямые потомки Левкона I, греки и полугреки по происхождению, поэтому они несли эллинскую культуру всем народам и племенам, кого считали варварами, кто проживал на территории Боспора, с кем имели торговые и деловые связи. Спартокиды царствовали до I века до н.э., когда Боспорское (или уже Понтийское) царство попало в зависимость от Рима. В первой половине VI века н.э. Боспор вошёл в состав Восточной Византийской Римской империи, окончательно потеряв независимость и эллинскую непосредственность.

ПОСЛЕДНЯЯ ЧАША МИТРИДАТА

(далее по тексту рукописи. При желании можно ознакомиться у Автора)