О ЖИЗНИ И ДЕЯНИЯХ ВЫДАЮЩИХСЯ ЛИЧНОСТЕЙ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ

 АГЕСИЛАЙ (442-358 гг. до н. э), царь Спарты.

Агесилай, хромой с детства сын спартанского царя Архидама, из-за своего увечия не мог занять престол – для Спарты это был бы плохой знак. Но боги распорядились иначе! Когда умер Архидам, царем объявили его старшего сына Агиса, а после смерти Агиса – его сына Леонтихида, хотя многие спартанцы считали Леонтихида незаконнорожденным. Имелось в виду легкомысленное поведение Тимеи, супруги Агиса, который к тому же сам долго не признавал Леонтихида своим сыном. Созрел заговор, в центре которого оказался Агесилай. Как показали дальнейшие события, спартанцы не разочаровались в своём выборе. Агесилай II Великий царствовал тридцать семь лет, став для спартанцев самым любимым из всех царей. Он постоянно водил войско в походы, не проиграл ни одного сражения. Привычный к жажде и голоду, царь легко переносил непогоду, в любое время года обливался холодной водой, игнорируя тёплые ванны. Из военной добычи царь Агесилай довольствовался самым необходимым, не изменяя своим скромным привычкам: ничего лишнего в одежде, еде, образе жизни. Он нередко заключал с врагами мирные договоры, чтобы их неожиданно нарушать. Когда его однажды спросили, как далеко распространяются границы Спарты, царь, потрясая своим копьем, ответил: «Они отстоят настолько, насколько достигает это копье». Агесилай примирил царскую власть с воинствующими геронтами* (Герусия – Совет геронтов или Совет старейшин, высший государственный орган из 30 геронтов, обладавших большой властью: они готовили решение по важнейшим государственным делам и уголовным процессам) и эфорами* (*эфоры – высшие должностные лица, наделенными контролирующими правами даже над царями), устранив серьёзные разногласия. При этом ухитрился сохранять в своих руках реальную почти единоличную власть. Агесилай тщательно придерживался законов и от других требовал того же. Но в делах дружбы он обычно забывал эти заповеди. Известно его письмо карийцу Гидриею, в котором просит за одного из своих друзей: «Если Никий невиновен, отпусти его; если же виновен, отпусти его ради меня; но отпусти в любом случае!». Взяв однажды в плен врагов, распорядился продавать их в рабство… обнаженными, объяснив, что выгоднее продать богатую одежду и рабов в отдельности — всегда найдутся покупатели! При этом предложил своим воинам посмотреть на обнаженных врагов, потом спросил: «Спартанцы, посмотрите на эти белые, рыхлые, изнеженные тела. Вот они, ваши враги! Вы видите, с кем приходится вам сражаться? Так стоит ли вам впредь их бояться?». Он повернулся в сторону сваленной на землю военной добычи, оружию и прочим ценностям, сказал: «А теперь смотрите, ради чего вы сражаетесь!». В возрасте восьмидесяти лет Агесилай, сославшись на недостаток физических сил и неспособность уверенно управляться с властью, добровольно передал престол своему сыну Архидаму. Одновременно сложил с себя полномочия полководца. И все-таки, когда его друг, фараон Таха призвал с отрядом спартанских наёмников присоединиться к египетскому войску, не смог отказаться от лестного предложения – ещё повоевать. В Египте Агесилай четыре года продолжал заниматься своим любимым делом, – вначале у Таха, потом у его преемника на престоле Нектанебида. Нектанебид отпустил его домой с большими почестями, наградил значительной суммой в двести тридцать талантов* (1 талант равен 26.2 кг серебра)! Это свидетельствовало об огромном уважении царя египтян знатного спартанского полководца. Но старому солдату Агесилаю не было суждено увидеть родину. По дороге в Спарту он скончался – от возраста, ран и лишений в непрерывных сражениях. Почувствовав свой последний час, Агесилай сказал воинам, обступившим его ложе: «Не воздвигайте мне памятников из камня или бронзы, ни лепных, ни писаных, ни иных изображений. Если я сделал что-либо хорошее, это и будет мне памятником. Если же нет — не помогут все статуи мира, эти ничего не стоящие изделия жалких ремесленников». Спартанцы залили тело любимого полководца расплавленным воском и так доставили на родину.

АГИД II (АГИС), царь Спарты (с 427 по 398 гг. до н.э.).

Годы царствования Агиса, сына Архидама II и старшего брата Агесилая, пришлись на пик затяжной междоусобной т.н. «Пелопоннесской войны» между греческими городами – союзными Спарте, с одной стороны, и Афинам, с другой стороны. Агис выступил походом против Аргоса, жители которого шли на сближение с Афинами. Оба войска остановились у города Флиунт, где аргосский стратег Фрасил, видя преимущество спартанцев, вступил в переговоры с Агисом, сообщив, что аргосцы не желают войны со Спартой. Царь Агис удовлетворился его словами и, не советуясь больше ни со своими военачальниками, ни с союзниками, отдал приказ своему войску и союзникам возвращаться домой. А по прибытию царь узнал, что аргосцы нарушили перемирие и вместе с афинянами захватили Орхомен, дружественный Спарте. На царя обрушились жуткие обвинения в трусости и даже в сговоре с аргосцами. Гнев спартанцев был таков, что они намерились разрушить его дом и наложить штраф в сто тысяч драхм* (драхма – монета достоинством 4.36 гр серебра). Агису пришлось убеждать в обратном, обещая исправить положение в будущем походе. Граждане отступились от царя, но зато приставили к нему десятерых советников, без которых он впредь ничего не мог решать! И действительно, вскоре спартанцы во главе с Агисом отправились выручать своих союзников в Тегее, которых осадили объединенные силы мантинейцев и афинян. Враг был разбит, после чего и с Аргосом был заключен мир. Спарта возликовала и вновь полюбила своего победоносного царя. Если на полях сражений с врагами удача сопутствовала ему, в семейном кругу ситуация складывалась не в пользу Агиса. Тимея, его супруга, не устояла перед обаянием красавца Алкивиада, афинского аристократа и полководца, бежавшего в Спарту от суда сограждан. Супруг не общался с Тимеей целых десять месяцев, а она родила мальчика, названного Леонтихидом, которого царь отказался признать своим сыном. Но зато Агис отвлекаясь от семейных неурядиц в сражениях с врагами Спарты, побеждая их, стараясь не подавать виду своему огорчению. Начиная с 411 г. до н.э., Агис проводил успешные операции против афинян, на суше и на море, в итоге сумел перетащить на сторону Спарты почти всех союзников Афин. Десять лет при Агисе Спарта являлась гегемоном Греции, проявляя свое могущество в каждом удобном случае. В 402 году Агис надумал провести своё войско через Элиду, на земле которой находилась священная для всех греков земля Олимпии. По пути пожелал совершить жертвоприношение на алтаре Зевса. Местные жрецы воспрепятствовали: «Агис святотатствует, – сказали они, – желая выспрашивать у Зевса победу в войне греков против таких же греков!», и царь Агис не решился нарушить древний закон, отступился. Прервав намеченный поход, вернулся домой, объяснившись перед старейшинами, что «у него не было на это благословления Зевса»… Опять на его голову позор, опять поношения… Поэтому уже через год царь Агис вновь объявился в Элиде, на этот раз спартанцы беспрепятственно дошли до священной земли Олимпии. Они остановились в долине Алфея, рубили для походных костров деревья в храмовой роще, собираясь назавтра зайти в притихший от страха город. Но… вмешался разгневанный Зевс: «он сотрясал беспрерывно землю и пускал испепеляющие молнии»… Войско Агиса в ужасе разбежалось, побросав оружие. Прошло еще три года. Спартанцы, казалось, забыли прежние страхи и вновь отправились к Олимпии. На этот раз они словно забыли о прошлых неудачах, не побоялись гнева богов: дерзко ограбили храмы и сокровищницы, глумились над беззащитными гражданами… Агис только через три дня прекратил грабеж, совершил запланированное несколько лет назад жертвоприношение, и отбыл восвояси. С этой поры Спарта повела своё покровительство над святилищем Зевса Олимпийского, а царь Агис придумал шутку: «Законность блюсти следует не раз в четыре года, как на Играх в Олимпии, а всегда». В преклонном возрасте царь Агис посетил Дельфы, после возвращения занемог и собрался умирать. Эфоры встревожились, обеспокоенные тем, что царь не указал на наследника. Друзья Агиса, эфоры и сам Леонтихид стали умолять умирающего, чтобы он сделал это, во имя спокойствия в Спарте. В присутствии свидетелей царь Агис объявил Леонтихида родным сыном и преемником на спартанском престоле.

АЛКМЕОН (V в. до н.э.), философ.

Алкмеон, сын Пейрифоя, основатель т.н. «Кротонской медицинской школы», родился и жил в Кротоне, процветающем городе на восточном побережье Бруттия (Ю.Италия). Кротон славился в Греции не только как оживленный перекресток торговых путей и мореплавания, но был ещё всеэллинским центром гимнастики и атлетики – родиной знаменитого атлета Милона. К тому же Пифагор основал здесь свою школу. Поэтому кротонская земля не могла не дать Элладе ещё одну свою знаменитость. Алкмеон, почитавший богами солнце, луну, звезды, считается современником и, возможно, учеником Пифагора. Он известен как первый из философов, написавший книгу «О природе», но занимаясь философией, Алкмеон был более врач, нежели философ, поэтому, следуя учению Пифагора, он старался увязать философскую теорию с медицинской практикой. В то время языческая религия запрещала изучать внутреннее строение человека хирургическим путем. Алкмеон был вынужден производить вскрытие животных, чтобы перенести полученные познания на учение о природе человека. Он считается первым из древнегреческих ученых, попытавшихся постичь тайну жизнедеятельности человеческого организма. Веря в существование богов и зависимость от них человеческой судьбы, Алкмеон утверждал, что «обо всем невидимом, обо всем смертном богам дана ясность, людям же – лишь судить по приметам». В своем труде «О природе» он разработал учение о патогенезе болезней, основанное на представлении об организме как единстве противоположностей. Здесь Алкмеон «осмелился» предугадать последовательность развития человеческого зародыша в утробе матери. В отличие от общепринятых в его время представлений, что источник познания человека находится в сердце, Алкмеон считает мозг органом мышления. При вскрытии животных с заболеваниями и повреждениями мозга он проводил наблюдения, в результате открыл главные нервы органов чувств как «каналы», их «ходы» и окончания в черепной коробке, мозге, называя его «переводчиком ума». Говорил, что «мозг доставляет нам ощущения слуха, зрения, обоняния, из последних же – возникают память и представление (мнение), а из памяти и представления, достигших непоколебимой прочности, рождается знание, являющееся таковым в силу этой прочности». Алкмеон сумел правильно объяснить физиологию сна. Его предположение о наличии нервной системы у живых существ, а значит, психики, открыло путь рождению современной отрасли медицинской науки под названием нейропсихизм. Идеи Алкмеона позднее осмыслил Гиппократ, в частности, в своём учении «О четырех типах темперамента», а принцип Алкмеона «подобия в объяснении механизма ощущений и восприятий» примет Эмпедокл за основу своих атомистских изысканиях. Философские выводы Алкмеона о том, что «бессмертной части космоса – Солнцу, Луне и звездам соответствует бессмертная часть человека – его душа, находящаяся в вечном круговом движении», оказала влияние на космологию Платона и Аристотеля. Он писал: «Душа бессмертна, потому что сходна с бессмертными существами. А бессмертие ей присуще, поскольку она находится в постоянном движении. Ведь все божественное находится всегда в непрерывном движении: Луна, Солнце, звезды и все небо». Свою приверженность к пифагорейству Алкмеон выразил в тезисе о состоянии здоровья человека, вернее, его гармонии в здоровье, показывая, как «тирания одной силы в организме или нескольких сразу над другими есть причина губительной болезни человека; приступы болезни происходят вследствие излишка или недостатка пищи, затрагивая кровь, спинной или головной мозг: здоровье же есть соразмерное смешение таковых сил». Как врач и философ Алкмеон предлагал лечить все болезни «противоположностями»: «Противоположность есть лекарство для противоположного». Алкмеона называют настоящим отцом греческой медицины, однако он, несомненно, является поздним представителем светской медицинской традиции, чьи основоположники пропадают за горизонтами истории.

АНАКСАГОР (500-428 гг. до н.э.), философ.

Отец Анаксагора был одним из самых состоятельных граждан Клазомены* (*совр. Келисман, на западном побережье М.Азии, был заселен ионийскими греками, славился чудесной керамикой), занимался сельскохозяйственным производством, торговал зерном. У него не вызывало сомнений, что сын пойдет по его стопам. Но, достигнув тридцатилетнего возраста, Анаксагор убедил отца отпустить его в Афины для занятий науками. Здесь встретил Анаксимена из Милета, который утверждал, что «воздух является источником жизни, душой мира…, плоская земля висит в воздухе, небо представляет собой полукруглый, куполообразный твердый свод, к которому серебряными гвоздями прибиты звезды, – поэтому звезды неподвижны». После смерти отца молодой философ остался без средств на безбедную жизнь. Он не вернулся домой, не оставил никаких распоряжений по наследству отца. Без его внимания родовое имение и угодья пришли в упадок, поля заросли травой, домашняя скотина разбрелась. Зато теперь он мог свободно заниматься обожаемой им философией! «У меня появился смысл жизни, – говорил он друзьям, – наблюдать Солнце, Луну и звезды, и делать из этого выводы». Анаксагор часто проводил ночи без сна, наблюдая за планетами и звездами, вглядывался на солнечные закаты и восходы, в непогоду прислушивался к грохотанью грома, ловил мгновенья вспышек молний. И все это время Анаксагор думал о человеке, о его месте на земле, не забывая найти и богам достойное место во Вселенной. Постепенно пространные мысли философа обрели разумную четкость, превратились в обширный труд «О природе», где он смело заявил, что «начало Вселенной – Ум и Материя; Ум – начало производящее; Материя – начало страдательное… Ни одна вещь не возникает и не уничтожается, но каждая составляется из смешения существующих вещей или выделяется из них». Не все афиняне разделяли уверенность в том Анаксагора, раздавались заявления о его богохульстве и отступничестве от общепринятой государственной религии. А философ продолжал утверждать, что Солнце и Луна не боги, а планеты, как и другие светила на небе. Он определил природу солнечных и лунных затмений и что Солнце, Луна и прочие планеты – гигантские раскаленные куски железа. Изначальную Природу он представил Всеобщим Хаосом, живой бесконечной материей; объяснял происхождение Земли в результате «схождения на небе в одном месте веществ – «плотного, влажного темного, холодного и тяжелого», – которые потом затвердели. Предугадал происхождение метеоритов, как плавающих в Космосе кусков от разрушенных планет. А животные, по Анаксагору, «родились от влаги, а потом вышли оттуда, изменились и размножились»… В Афинах, где были прожиты тридцать лет, Анаксагор сблизился с Периклом, правителем, оказывающим покровительство искусствам и наукам. Но у Перикла было немало врагов, которые решили прежде нанести удар по его друзьям. Первым привлекли Анаксагора к суду по доносу «за отрицание богов», за что полагалась смерть от яда цикуты! На суде Анаксагор не защищался, а старался убедить судей и публику, что на небе располагаются не боги, а «огненные шары»: и там «возникают люди и другие существа, наделенные жизнью, люди живут в городах, и возделывают поля, как и мы». С увлечением, словно на лекции перед учениками, объяснял природу воды, земной атмосферы, грома и молний, облаков, камней и затмений, а также происхождение света луны и даже разливов Нила в Египте, весьма разумно предположив, что виною им таяние снегов и дожди в Эфиопии. Судьи мало что поняли из пояснений Анаксагора, но вынесли ему смертный приговор. Тогда, наконец, философ обиделся на них, заявив: «Мне не страшно умереть! Ведь природа давно уже приговорила к смерти, и вас, и меня, – так к чему мне ваш приговор!» В тюрьме Анаксагор не думал о смерти, он знал о ней всё, что должен знать философ: «смерти нет, есть только переход от одного физического состояния в другой». И всё же друг Перикл подкупил тюремщиков, и те дали Анаксагору возможность тайно покинуть тюрьму и Афины. Философ объявился в Лампсаке на Геллеспонте, где прожил последние тринадцать счастливых лет. Когда ему кто-либо говорил, что он потерял Афины, философ говорил: «Это не я потерял Афины, а Афины потеряли меня». В Лампсаке осталась школа для детей, организованная Анаксагором, где он прививал любовь к философии и анализу происходящих вокруг явлений. В завещании он записал: «Я прошу, чтобы ежегодно в день моей смерти детям в школе Лампсака устраивали бы отдых и дарили подарки, как в большой праздник».

АНАКСАРХ (? – 323 г. до н.э.), философ.

Своё прозвище Эвдаймоник («Счастливчик») Анаксарх заслужил тем, что ему были «чужды страсти, любил умеренность во всех проявлениях жизни». Именно такими качествами философ привлек внимание Александра Македонского, который с детства нуждался в поддержке мудрого советника. Молодой царь, задумав свой Восточный поход, приглашал с собой своего воспитателя Аристотеля, но тот отказался, сославшись на возраст и недомогания. Теперь с Александром повсюду был Анаксарх. Добравшись с греко-македонской армией до Индии, Анаксарх искал встреч с местными мудрецами, беседовал с гимнософистами и магами, удивляясь их необычной философии и способностям добровольно переносить крайние физические ограничения и неудобства. Об Анаксархе и его философских сочинениях сохранились крайне скудные сведения. Даже есть мнение, будто он «ничего дельного не открыл и не написал, но поносил – и богов, и людей». Поэтому биографам приходилось ссылаться на всякого рода истории, передаваемые современниками философа, более похожие на анекдоты. Например, увидев раненого царя, Анаксарх сказал: «Александр! А кровь твоя – не божественная влага, какая струится у счастливых жителей Неба!»… Во время внезапной болезни Александра врач приготовил сильнодействующее лекарственное средство, подал в чаше. Анаксарх рассмеялся, глядя на расслабленное недугом лицо царя: «На дне сей чаши находится последняя надежда нашего божества!»… Во время пьяной ссоры с Клитом Черным, лучшим другом своего детства, Александр убил его. Осознав свой чудовищный поступок, царь несколько дней не выходил из шатра – рыдал и кричал от горя, никого не хотел видеть и надумал покончить с собой. По просьбе друзей царя, Анаксарх появился в его шатре, понаблюдал за его беспомощным состоянием, потом вдруг закричал (по крайней мере, так пишет Плутарх): «И это Александр, на которого смотрит весь мир? Вот он лежит, рыдая, словно раб, страшась закона и порицания людей, хотя он сам должен быть для них и законом и мерою справедливости. Хотя он победил для того, чтобы править и повелевать, а не для того, чтобы быть прислужником пустой молвы! Разве ты не знаешь, – продолжал он, – что Зевс для того посадил с собой рядом Справедливость и Правосудие, дабы все, что ни совершается повелителем, было правым и справедливым?». Услышав его слова, Александр несколько успокоился; спросил тихим голосом: – Так ты считаешь, друг Анаксарх, что нет вины на мне за Клита? – Александр?! – воскликнул Анаксарх. – Если ты – царь, то ты не должен чувствовать себя в чем-либо виноватым! Всё, что делает царь – он всегда прав! Каждое действие царя — закон, а значит, ни одно твое действие нельзя считать беззаконным. — Но я убил друга! Боги меня не простят! — Александр, ты зря так страдаешь! А ты подумай, – а если так хотели боги! Ты, сын Зевса, не будешь же перечить отцу своему? — Так хотели боги… — тихо повторил Александр, а про себя подумал: «Я – царь! Царю всё дозволено – даже пренебрежение дружбы и законов!» С этого дня Александр ещё более привязался к Анаксарху. Ободренный его словами, царь в дальнейшем не раз проявлял дикую вспыльчивость, хотя бывал не раз жестоким и беспощадным по отношению ко многим – врагам и близким. Но уже никогда не каялся и не винил себя, ни в чем. Безоблачная жизнь Анаксарха рядом с царем оборвалась после его неожиданной смерти. Спустя несколько лет философ, путешествуя на корабле, был вынужден остановиться на Кипре, где правил его заклятый враг Никокреонт, тирана Кипра. Узнав о том, Никокреонт приказал схватить философа и держать в темнице, пока не придумает для него самую жестокую казнь. Наконец, придумал… Анаксарха бросили в большую каменную ступу, в которой стали истязать его железным пестом. Молва донесла, что пожилой философ не обращал внимания на пытку, находя в себе силы издеваться над тираном: «Толки, толки Анаксархову шкуру – Анаксарха тебе не истолочь!»… Никокреонт, рассвирепев, приказал вырвать у философа его дерзкий язык. Как утверждали очевидцы, «он сам откусил себе язык и выплюнул тирану в лицо». Он поступил так, как всегда говорил ученикам: «Убить у философа можно только тело, но не его самого!».

АНАКСИМЕН (588-525 гг. до н.э.), философ.

Анаксимен из Милета, сын Эвристрата, друг и ученик философа Анаксимандра. Сохранилось очень мало сведений о жизни Анаксимена, но известно, что знаменитый философ Анаксагор из Клазомен был одним из его учеников. Существет предание, что захват и разрушение в 494 году до н.э. персами Милета, родного города Анаксимена, заставили его искать убежища в Лакедемоне и Лампсаке. После этого он написал письмо Пифагору, где пожаловался на свою судьбу. В нем были слова: «Как же помышлять Анаксимену о делах небесных, когда приходится страшиться гибели или рабства?». Анаксимен стал достойным продолжателем философского учения Анаксимандра, но решительно объявил воздух первовеществом («аэр»), который представлялся ему «бесконечным и качественно-неопределенным». По Анаксимену, «все пустое пространство заполнено вездесущим воздухом, который есть телесное вещество, живая материя… Все вещи суть не что иное, как его проявления. Сам по себе воздух невидим и неосязаем, не тепел и не холоден, но он может быть и таким, и иным, он может быть всем и есть все». Но этот воздух невозможно ощутить, пока не проявится его движение, теплота или холод. Для Анаксимена «самая земля, огонь и вода являются только как бы островками, отовсюду окруженными вездесущим воздушным океаном, который кроме того заливает собой все пустые промежутки». Именно Анаксимен сделал первый шаг к пониманию различия всех вещей и вместе с тем выдвинул отчетливую идею единства материи. Помимо того воздух, как «наименее чувственная сила», для этого философа был тождествен с материей души. Он обращает свой взор на душу, в ней ищет ключ для решения мировой загадки. А человека Анаксимен видит «в мире между микрокосмом и макрокосмом». Заслуга философа Анаксимена есть и в астрономии. Он первый провел различие между планетами и «неподвижными» звездами, дал новый, более правильный порядок их расположения: ближе к Земле расположил Луну, затем Солнце, далее – остальные планеты и, наконец, «неподвижные звезды». «Неподвижные» звезды Анаксимен сравнивает с серебряными гвоздями, вбитыми в небесную куполообразную твердь. Он выдвинул предположение о «землистости» небесных тел, и что Солнце и Луна имеют две стороны: темную и светлую. Затмения и лунные фазы Анаксимен объяснил тем, что к Земле поворачивается темная сторона, между тем как светлая сторона в этот момент скрывается из нашей видимости. Он дал начало современной гидрометеорологии: высказался о переменах погоды, о ветрах и облаках, о дожде, граде и снеге, о радуге, молнии, свечении моря и землетрясении. Но основное его учение формулируется следующими выводами: «Единое и вечное, непреложное и божественное начало, дышащий Воздух, наполненное силами и божественными энергиями, через сгущение и разрежение рождает из себя различие и противоположности, лежащие в основе конечных вещей». Анаксимену принадлежит т.н. «парадокс познания». Однажды он гулял с учеником в саду, который спросил: «Скажи, учитель, существуют ли границы познания?». Анаксимен начертил на песке два круга, маленький и большой, и сказал: «Твои знания – маленький круг, а мои – большой. Все, что находится за пределами кругов, – бесконечная неизвестность в поисках знаний. Точек соприкосновения у маленького круга с неизвестностью меньше, чем у большого; это означает, что чем шире круг познаний, тем больше точек, соприкасающихся с неизвестностью. Таким образом, чем больше мы узнаем, тем больше не знаем». Философ ненадолго умолк, чтобы потом спросить ученика: «Теперь ты сам сможешь ответить на свой вопрос?». В древнегреческой философии Анаксимен считается менее яркой фигурой, чем его учитель Анаксимандр. Но решительные заявления Анаксимена, будто «все элементы происходят из воздуха путем разрежения», являются революционными для своего времени. «Огонь и сгущения благодаря воздуху образуют ветер, облака, воду, землю и камни… Как душа, являющаяся воздухом, сплачивает человека, так и воздух, или пневма, мира есть всепроникающий дух, дыхание Бога». Эта идея Анаксимена выдержала все бури греческой философии и нашла пристанище в стоицизме и христианстве позднего времени.

АНАХАРСИС (638-559 гг. до н.э.), философ.

История Древней Греции бережно сохранила имя Анахарсиса (с греч. «Небесный глас»), самого знаменитого скифа, которого греки считали одним из своих «Великих Семи Мудрецов». Он происходил из царского рода, мать – гречанка, обучившая его греческому языку. С дипломатическим заданием царя Савлия, его родного брата, Анахарсис оказался в Афинах (589 г. до н.э.), где прожил тридцать лет. Здесь познакомился с Солоном, знаменитым реформатором афинского законодательства, сдружился с ним; через Солона познакомился с другими философами, ораторами, ваятелями и скульпторами. Прожитые в Афинах годы он посвятил изучению истории и культуры Греции. Особенно его интересовало государственное устройство, законодательство и демократические свободы афинского общества. Отличаясь «свободоречием», Анахарсис написал на греческом языке более восьмисот оригинальных сочинений в стихах об эллинских и скифских нравах, религиозных обрядах и народных обычаях. Именно они послужили невероятно полезным источником для поздних исследователей древней культуры Эллады и Скифии. Экзотический гость из загадочной Скифии, «варвар», безусловно, вызывал огромный интерес у просвещенной части афинян. А природная простота общения позволяла Анахарсису вести с афинянами часто откровенные разговора на разные темы, в том числе, политические и религиозные, обращая внимание на всякого рода нелепости, которые он замечал «со стороны». Есть мнение Страбона: «Такие скифы, как Анахарсис, кто приобрел великую славу среди эллинов, показали скрытую сторону характера своего загадочного народа – любезность, простоту и справедливость». Существует версия, что Анахарсис в Афинах предложил новый вид корабельного якоря – тот, что почти сохранился в современной форме; усовершенствовал гончарный круг и парус, позволивший кораблям выходить далеко в море. Полезное участие Анахарсиса в общественной жизни Афин было оценено – за преданность эллинской культуре жрецы приобщили его к таинствам Элевсинских мистерий – честь, оказываемая не каждому эллину! Есть сведения, что за его ум, знание эллинских законов и обычаев он был избран членом Ареопага, высшего органа судебной власти. Анахарсис выразил пожелание посетить Олимпию, и ему разрешили, хотя варварам вход в это эллинское святилище Зевса всегда был заказан! По легенде, мудрый представитель скифского народа принял участие в одном из состязаний атлетов и удостоился победного венка и драгоценного звания олимпионика. И, наконец, Анахарсис женился на афинянке, несмотря на то, что в Скифии ему прочили невесту из царской родни. По меркам афинян, его жена не была красивой, а он шутил: «Когда я налью в чашу поболее неразбавленного вина, по-скифски, и это выпью, любая женщина покажется красавицей!». После смерти Солона Анахарсис отбыл из Афин, но в Скифию не спешил. Направился кружным путем, объясняя тем, что хотел бы расширить свои познания, стараясь посетить как можно больше городов и государств. Анахарсиса везде привечали, были рады визиту чужеземца, ибо слава мудреца опережала его. По некоторым сведениям, он побывал на Лесбосе, посетил Фивы, Коринф, Фокиду, Сицилию, Египет и Малую Азию. Легенда утверждает, что он был гостем лидийского царя Кира, который, правда, остался не доволен честными ответами в отношении неограниченной царской власти и богатства. Когда Анахарсис появился в Кизике на берегу Пропонтиды (Мраморное море), его жители, выходцы из Милета, торжественно отмечали праздник Деметры и Посейдона. Он заинтересовался священными мистериями, и был допущен к таинствам. Здесь же Анахарсис дал обет греческим богам, что совершит благодарственный обряд, если невредимым доберётся в Скифию. Опасения не напрасные – на море свирепствовали алчные пираты, а на дорогах – жестокие разбойники. Царь Савлий был ещё жив, и он не простил брату самовольную задержку в Греции. Затаился в мести, приказал тайно следить за каждым шагом Анахарсиса, который не скрывал удовлетворения от общения с гостеприимной Грецией. К тому же он имел неосторожность высказать мысль о приобщении скифов к общечеловеческим ценностям эллинской культуры. Помня о своем обете в Кизике, Анахарсис отправился в низовья Дона, чтобы вдали от любопытных глаз, как ему казалось, сотворить обряд: навесил на себя изображения Деметры, творил молитвы и бил в тимпаны* (медные тарелочки). По легенде, дома Савлий лично убил брата стрелой из лука, а тот успел сказать ему: «Разум оберегал меня в Элладе, чтобы невежество погубило на родине»…

АНДОКИД (440-380 гг. до н.э.), оратор.

Имя Андокида указано в известном древнегреческом «Каноне десяти ораторов» под вторым номером. Его родословная имеет глубокие корни одной из знатнейших семей греческих аристократов, роль которых в политике Афин была заметна на протяжении нескольких поколений. Он дружил с красавцем Алкивиадом, лидером «золотой» афинской молодежи, сокрушителем женских сердец и организатором веселых дружеских попоек и, одновременно, талантливым полководцем и политическим деятелем. В ночь, когда флот афинян под военачалием Алкивиада собирался выступить на Сицилию (415 г.), к месту боевых действий, на улицах Афин произошло странное и довольно безобразное событие: все статуи бога Гермеса, покровителя скотоводства, купцов, торговли и прочее, были повергнуты на землю, им отбили носы, уши и фаллосы. Граждане потребовали от представителей городской власти найти преступников и предать их смерти. Чтобы заняться расследованием, отплытие кораблей задержали. Военная экспедиция оказалась под сомнением. Нашлись свидетели, которые, якобы, заметили весёлую компанию Алкивиада. Это они, в пьяном виде и ряженые в одеяния богов, кощунственно изображали священные обряды мистерии! Правда, подобный поступок со стороны Алкивиада и его друзей можно было предположить. В иное время его отнесли бы к легкомыслию или «шалостям», ибо гермы для афинян давно потеряли своё божественное предназначение; по большей части, они давно уже служили обычными скульптурными изображениями, призывающими в дом, у дверей которого стояли, удачу и богатство. Но политические противники Алкивиада, коих набралось немало, решили использовать против него теперь любую возможность! Как раз в связи с этими событиями, Андокида, друга Алкивиада, арестовали как «гермакопила», или «осквернителя герм». Дело передали в суд, по результатам которого всем преступникам грозила смертная казнь. Чтобы избежать более чем жестокого наказания, возможно, и несправедливого, перепуганный молодой человек указал на «истинных виновников» – представителей одного тайного олигархического сообщества, который, якобы, готовил, таким образом, свержение афинской демократии. В результате указанные лица были осуждены и казнены, а Андокиду разрешили надолго покинуть Афины. Ему также удалость спасти и своего отца, которому были предъявлены аналогичные обвинения в заговоре против демократии. Потянулись мучительные для Андокида годы изгнания. И все же, пользуясь аристократическими связями, он неплохо провел время в Македонии, во дворце царя Архелая, затем на Кипре. И везде заводил нужные знакомства, не забывая о наживе. Судя по всему, в изгнании Андокид проявил себя как авантюрист и умелый коммерсант, потому что нажил значительное состояние, которое затем, в попытках вернуться на родину, использовал для подкупа влиятельных афинян. Но только после падения режима «Тридцати тиранов» (403 г.) ему удалось добиться амнистии. Вернулся в Афины, где немедленно включился в политическую жизнь. Благодаря красноречию и активной деятельности, и, безусловно, большим деньгам, Андокид быстро вернул себе общественную значимость. Во время Коринфской войны (394-390 гг.) афиняне доверили ему дипломатическую миссию, послали в Спарту для проведения мирных переговоров. Но ему не хватило таланта переговорщика, и после возвращения из Спарты Андокида вновь привлекли к суду, выразив недоверие. Опять был суд и опять – изгнание. Так он и умер, не увидев родины. Известно, что Андокид не получил риторского образования, не был знаком с теорией речи, но сделался оратором по необходимости, для защиты своих интересов перед афинским обществом и судом. Исследователи считают, что Андокиду принадлежат четыре речи: «О своем возвращении» – по поводу собственного возвращения из изгнания; «О мистериях» – в ответ на обвинения его в богохульстве; «О мире» – с предложением афинянам заключить мир со Спартой, и «Против Алкивиада», в которой предлагает изгнать остракизмом не его, оратора, а Алкивиада, как зачинщика осквернения герм. Есть мнение, что его речи представляют больший интерес для политической истории Афин, нежели для историка красноречия. У древних ученых Андокид тоже не пользовался особым уважением, так как его речи нельзя отнести к прозаической литературе, как, к примеру, речи Демосфена. Но они отличаются своеобразием и простотой разговорного языка. Хотя мнения о его ораторском таланте разноречивы, и это тоже необходимо принимать во внимание.

АНТИГОН (321-239 гг. до н.э.), царь Македонии.

Антигон II Гонат («Железный наколенник») являет собой достойный пример совмещения царских полномочий с философией. Он учился у Менедема из Эретрии, был восторженным поклонником стоика Зенона, затем щедро поддерживал литературу, науку и философию, приобщаясь, будучи «варваром», как македонянин, к великой эллинской культуре. Помимо стоиков, Бион Борисфенский, киник, вместе с историком Иеронимом из Кардии и поэтом-философом Аратом из Сол, оказали на него значительное влияние, оставаясь близкими друзьями. Царь мечтал о времени, когда он, завершив покорение непокорных греческих городов, мог бы полностью посвятить себя обожаемой им философии. Для этого пригласил в Пеллу Зенона, признаваясь ему в письме, что «удачею и славой царь выше его, философа Зенона, но разумом и воспитанием ниже, равно как и тем совершенным счастьем, какое тот имеет в обладании». Он надеялся, что мудрый Зенон станет его наставником, и не для него одного, «а для всех македонян, вместе взятых», поможет им всем, таким образом, «стать хорошими людьми. Ибо, каков правитель, таковы обычно становятся должным образом и подданные». Зенон, правда, отказался покинуть Афины, не пожелал забросить занятия в собственной школе, но прислал в Македонию двух своих учеников – Персея, уроженца Кития, и фивянина Филонида. Антигон не обиделся на учителя, понимая его занятость, но устроил проверку Персию. Сообщил ему, что пока тот ехал к нему в Пеллу, родовое имение Персия, якобы, подверглось нападению грабителей, было разорено. Философ, услышав ужасную весть, потемнел лицом, чем развеселил Антигона. «Вот и я теперь вижу, – сказал царь, – что такому знатному философу, как ты, богатство – вещь не безразличная!». После смерти Зенона Антигон остался верным дружбе с ним: выстроил в Афинах на Кераме, элитном кладбище, великолепную гробницу. Честолюбивый полководец и завоеватель Антигон был внуком Антигона Одноглазого, одного из лучших военачальников Александра Великого. Этот семейный груз давил на него, требовал героических действий, непрерывных военных походов ради защиты интересов Македонии, во имя гегемонистских устремлений и личных амбиций. Но цари соседних государств – Селевкии, Египта, Фракии, Спарты – все великолепные полководцы из замечательного сонма диадохов Александра, желали свалить друг друга и его, Антигона, с царских престолов. Поэтому ему было не до философии! В ожесточенной борьбе за территории и престольную власть погиб отец, царь Деметрий Полиоркет, а сам Антигон трижды терял и возвращал македонский престол, возрождая вновь и вновь своё царство. Он же похоронил собственного сына Деметрия, погибшего в сражении с противниками Македонии. Антигону пришлось встречаться на поле битвы с эпирским царем Пирром, талантливым полководцем, победителем римлян на земле Италии. В одном из сражений Пирр, обратив внимание на то, что Антигон успел занять высоты над равниной, послал к нему вестника с предложением спуститься на равнину и там сразиться. Антигон ответил: «На войне важнее удобный момент, чем сила оружия! Если тебе, Пирр, не терпится умереть, то для этого открыто множество путей к смерти». И хотя Пирр все же разбил войско Антигона, он нашел в себе силы и уверенность вновь собрать войско, чтобы вернуть власть над всей Грецией. И неизвестно ещё, чем закончилось бы противостояние двух сильнейших на это время полководцев, если бы Пирр не погиб случайно в уличных боях в Аргосе – ему на голову упала черепица, метко брошенная одной смелой аргивянкой. После смерти Пирра по всей Греции, Македонии и Малой Азии прокатились новые волны жестокого передела бывшей империи Александра Великого. В итоге Антигон окончательно потерял и собственное войско, и македонский престол. Историки отмечают один показательный момент в биографии царя Антигона. В 267 г. до н.э. к власти в Афинах пришла антимакедонская партия Хремонида, ученика Зенона. Заручившись финансовой поддержкой царя Египта, афиняне изгнали гарнизон македонских воинов, но через пять лет Антигон вернул в Афины македонское влияние. При этом с её жителями обошелся, как подобает человеку, питавшему уважение к философии: не стал никого казнить и наказывать. Зато разместил новые гарнизоны в гавани Пирей, на острове Саламин и на мысе Суний в Аттике, и запретил Афинам участвовать в каких-либо союзах и в военных действиях с кем-либо. В остальном же предоставил городу полную демократию и свободу…

АНТИОХ (130-68 гг. до н.э.), философ.

Греческий философ Антиох из Аскалона (Палестина) – ученик знаменитого Филона из Лариссы, основателя т.н. «четвертого отделения» Афинской Академии, позже – яростный критик его учения. Стоик Сосуз мог вполне оказать влияние на философское развитие Антиоха: в подтверждение, посвящение ему одного из своих диалогов. Для получения высшего образования он отправился в Афины (110 г.), считавшийся ещё центром мировой философии, и вступил в платоновскую Академию, возглавляемую в то время Филоном. Возможно, Антиох слушал лекции Мнесарха, главы афинских стоиков, однако скорее позже, нежели раньше лекций Филона. Он долгое время жил в Афинах, а когда город подвергся разграблению армией понтийского царя Митридата VI Евпатора, он вместе с другими философами спешно перебрался в Рим, где организовал философскую школу. Стал учителем Варрона* (*крупнейший римский ученый-энциклопедист, его работы: «О сельском хозяйстве», «О латинском языке», «Менипеевы сатиры»), Брута* (*Марк Юний Брут – римский оратор и народный трибун), Квинта Л. Катулла и других знаменитых римлян. Цицерон, посещая лекции Антиоха, был очарован его красноречием и красотой произношения, хотя и осуждал нововведения, которые он допускал в собственной доктрине. Римский полководец и государственный деятель Лукулл, более известный несметным богатством и устройством роскошных пиршеств, высоко ценил Антиоха и, как сообщает Плутарх, «приложил немало стараний, чтобы сделать его своим другом и постоянным сотрапезником, и выставлял его на бой против последователей Филона». Вместе с Лукуллом, направленным квестором, финансовым куратором, в Азию, 87 г. до н.э. он покинул Рим, посетил Александрию, в недавнем прошлом цитадель греческого владычества в Египте, превращенную прежними царями Птолемеями в метрополию эллинской науки и культуры. В течение двадцати лет Антиох придерживался учения Аркесилая и Карнеада, отрицавших любые прочные основания для знаний, модифицированного Филоном, даже сочинил ряд работ, защищающих эту философскую доктрину, которую позже сам отвергал с такой же страстностью. Однако после смерти Карнеада в афинской философской школе стало возможно возвращение к ортодоксальной доктрине Платона, и Антиох возродил платоновские концепции разума, бессмертия и Бога. При нем запущенная было Академия обрела новое дыхание, когда философия вернулась к рассмотрению естественнонаучных проблем в духе Теофраста. Философы вернулись к благочестивому комментированию трудов Аристотеля, в противоположность Филону, к догматизму первых греческих философов, сохраняя призыв «Следовать древним!». Особенно Антиох ценил Сократа, который, по его мнению, «освободил философию от покрывала вековой тайны, …и сделал ее основным предметом обыденную жизнь, исследуя добродетели и грехи, добро и зло как таковое». Аристотеля же он считал «царем всех философов, после Платона»… А первым принципом школы Антиоха стало утверждение о принципиальном единстве академической и перипатетической доктрин. Сочинения Антиоха полностью утрачены, хотя их фрагменты обнаруживаются в высказываниях Цицерона и других его учеников. Благодаря стараниям Варрона известно о труде Антиоха «Каноника» и «О богах», оказавшие впоследствии влияние на римского философа Сенеку, а затем на Августина. Сохранилось упоминание о работе Антиоха, посвященной Квинту Луцилию Бальбе, стоику и ученику Панетия, в которой присутствует любимая тема о согласии между учениями платоников и перипатетиков. О трактатах, которые назывались бы «О цели», или «О критерии», и которых следовало бы ожидать от Антиоха, сведений не сохранилось. Несомненно, однако, что все эти темы обсуждались в его лекциях. Справедлив вопрос, являлся ли Антиох главой платоновской Академии? Известно, что лекции он читал не в её стенах, ибо Академия в это время пребывала в запустении, а в гимназии Птолемея, расположенном в самом городе. Но он может считаться главой Академии поскольку был лидирующим философом-платоником. Считается, что платоновская Академия была окончательно разрушена после падения Афин в 88 году до н.э., и в физическом смысле этого слова возродилась только в IV веке н.э. Умер Антиох после 68 г. до н.э., вероятно, в том же военном походе Лукулла в Сирию.

АНТИСФЕН (444-366 гг. до н.э.), философ.

Антисфен – сын небогатого афинянина и фракийской рабыни, следовательно, «незаконнорожденный», не обладающий гражданскими правами. Он уже в юности говорил: «Раб и свободный в человеческом обществе должны быть равны в имущественном плане, а различаться могут только по внутреннему, духовному состоянию». Двадцатилетний Антисфен записался в школу Горгия из Леонтины (Сицилия), известного оратора и софиста, «учителя мудрости». Восторгался его лекциями о психологическом воздействии ораторской речи на слушателей. Пройдя у Горгия учебный курс, Антисфен основал собственную школу, но вскоре забросил её, когда услышал Сократа, стал его учеником. Трудности, как и бытовые неустройства, частое безденежье не огорчали его, лишь укрепляли в собственном предназначении. Ученик воспринял уроки Сократа о скромности быта настолько буквально, что претворил эту тему в собственном учении – кинизме, которому посвятил свою жизнь. Его философское увлечение породило целое поколение новых мудрецов-киников, где в ряду имен первым стоит Диоген из Синопа. «Набираясь живой мудрости» от Сократа, Антисфен был верен ему до последних дней его жизни, как друг и соратник. В то же время он постепенно уходил из-под влияния его жизнеутверждающего учения, в противовес «философского богатства души» заполняя собственное существование все более явными признаками показной нищеты. Изгнание зла и обретение добродетели он поставил на первый план, считал, что человека может сделать счастливым лишь нежелание богатства и его добродетели. Его убедительная и приятная речь завораживала слушателей, многим нравилось, что учение Антисфена не требует знаний математики, его кинические установки оказались доступными для понимания. Вызывающий и в то же время доступный образ поведения привлекал как бедняков, так и пресыщенных жизнью представителей знати. Добровольное нищенство, внедряемое Антисфеном и его последователями, постепенно входило в моду среди людей, желавших прослыть мудрецами. Споря с идеализмом Платона, а его Антисфен ставил на второе место после Сократа, он выдвинул парадоксальный тезис о невозможности противоречия: «Об одном может быть высказано только одно, а именно единственно лишь его собственное наименование». Разум представлялся ему «незыблемой твердыней, которую не сокрушить силой и не одолеть изменой. Стены ее должны быть сложены из неопровержимых суждений». Не прошло мимо Антисфена отношение человека, живущего в обществе людей. Он отрицал необходимость построения государства и, в связи с этим, политическую деятельность человека, как гражданина. Считал всякие социальные условности, как например, равенство людей, противоречащими природе человека: «Если мы не можем отличать хороших людей от дурных, тогда зачем нам государство?». Он призывал государственную власть смелее освобождать общество от плохих граждан: «Нелепо, отвеивая мякину от хлеба и исключая слабых воинов из войска, не освобождать государство от дурных граждан». У Антисфена оказалось около восьмидесяти философских трудов и риторических произведений, сохранились лишь отдельные фрагменты. В наиболее известном труде «О природе» он затрагивает вопросы мироздания, но, в отличие от Сократа, предпочтение отдает богам, а не Единому Началу. Возможно, Антисфену принадлежит популярное у поздних киников изречение: «Божеству нет надобности ни в статуях, ни в кумирах; их придумал слабый и далекий от Божества, как «небо от земли», человеческий род». Но в Боге философ видел реальную поддержку оступившемуся в грехах человеку: «Откажись от привычных для удобства жизни вещей, – и ты тем самым упростишь свою жизнь до предела – и приблизишься к Богу». Известны десять томов его сочинений, среди которых «Об особенностях слова», «О судебных речетворцах», «О браке», «О справедливости и мужестве», «О законе», «О вере», «О царской власти», «О противоречии», «О воспитании», «О мнении и знании», «О жизни и смерти», «Вопросы о науке», «О музыке», «О Гомере», «О несправедливости и нечестии», «Об употреблении вина». Философ Тимон, издеваясь над их многочисленностью, назвал Антисфена «болтуном на все руки». Но ставший известным философ Антисфен всю жизнь помнил, что был рожден рабыней и что он «Киник», «Непородистый пес». Поэтому говорил о себе, что он не гражданин Афин и не эллин, а ЧЕЛОВЕК МИРА!

АНТИФОНТ (479-411 гг. до н.э.), философ.

Антифонт, сын Софила, родился в Рамнунте, который находился в шестидесяти стадиях* (* стадий – ок.200 м) от Марафона. Первым его наставником в красноречии стал отец, который содержал семью за счет уроков риторики и составлением речей для ораторов. Поэтому Антифонт с юности окунулся в атмосферу политических эмоций, раздиравших в то время гражданское население Аттики. Его быстро заметили, и уже тогда молодой оратор замечал несправедливость, царящую в афинском обществе, пытаясь дать ей логическое объяснение: «Тех, которые происходят от знатных родителей, мы уважаем и чтим, тех же, которые не из знатного дома, мы не уважаем и не почитаем. В этом мы поступаем по отношению друг к другу как варвары, потому что по природе мы все во всех отношениях равны, притом одинаково и варвары, и эллины». Антифонта считают одним из первых греческих философов, поставивших свою мудрость на профессиональную основу: он передавал знания всем желающим, но за деньги, в то время, когда философии учились у мудрецов бесплатно. В труде «Истина» Антифонт излагает философские взгляды на астрономию и метеорологию, рассуждает «о происхождении мира из вихря», говорит, что «…все есть едино», отрицает объективное существование единичных вещей и времени. Он усвоил Демокритов материализм и атеизм, определил добродетель в терминах целесообразности. Как ученый, он затрагивал вопросы физики, антропологии, этики, о которой говорил: «Я этику понимаю, как искусство быть беспечальным». Он признавал равенство всех людей перед природой, а отношение к природе ставил выше всех человеческих законов. Основная идея философии Антифонта – «противопоставление действительно существующего и существующего во мнении людей». Он противопоставлял природу даже государственной власти и общественным установкам, считая их насильственными актами: «справедливость – это лицемерие и вынужденное соблюдение законов. Поэтому для человека наиболее выгодный способ употребления справедливости таков: при свидетелях уважать законы, а без свидетелей – требования природы». Изложение мыслей в трудах «Истина», сочинениях «О согласии», «Речь о государстве», «Толкование сновидений» подтверждает в Антифонте высокообразованного софиста, учителя мудрости. Хотя Антифонт, как впрочем, и остальные софисты, вызывал сильное раздражение у Сократа, ибо они, по его словам, «приукрашивают ошибку с помощью логики и делают ее убедительной с помощью риторики. К тому же, они ухитряются брать с доверчивых людей гонорары, когда из красоты и знаний можно делать равно и благородное, и гнусное употребление!» Он видел разрешение многих социальных проблем в соблюдении гражданами древних установлений предков и законов: «Кто нарушает законы, если это остается тайным от остальных участников соглашения, свободен от позора и наказания; если даже его противозаконный поступок открывается, то его постигает позор и кара». На деньги отца Антифонт открыл в Афинах риторическую школу, в которой успешно обучал красноречию известных политиков и государственных деятелей, сочинял им речи, в результате чего приобрел заметное влияние в обществе. В числе учеников Антифонта называют знаменитого историка Фукидида, который восхищался «выдающимся умом и находчивостью» своего учителя. Но Аристотель оценивал и того, и другого не высоко: «Речь Фукидида и Антифонта Рамнутского сложена поистине красиво, как вряд ли чья иная, но вовсе не приятно». Считается, что именно с Антифонта началась мода на применение в судебных процессах профессионально написанных речей, как для защиты, так и для стороны обвинения. Антифонт писал судебные речи для других, и только один раз ему пришлось использовать собственный талант в свою защиту. Этот случай произошел после того, как в Афинах олигархическая партия, приверженцем которой он был, лишилась власти. Некто Ферамен, философ и политик, ранее друг Антифонта, перейдя на сторону победивших демократов, выступил в суде с обвинениями «в предательстве интересам афинского народа». Философ защищался достойно, но убедительных фактов по поводу его участия в «олигархическом заговоре» оказалось достаточно, чтобы судьи вынесли смертный приговор. В тюрьме Антифонт принял яд цикуты – казнь, определенная законом для свободного гражданина Афин. В последние минуты жизни философ думал о её сущности: «Время есть наша мысль или мера, а не сущность».

АПОЛЛОНИЙ РОДОССКИЙ (ок.295–247 гг. до н.э.), поэт.

Сведения о жизни Аполлония Родосского невероятно скудны; известно, что он из Александрии, хотя, возможно, родился в Навкратисе (Египет). Почетное прозвище «Родосский» получил за известность, обретенную на острове Родос, как поэт и грамматик, филолог. Он был учеником Каллимаха, знаменитого поэта, преподавателя и писателя, которого многие, как и он сам, считали гением; к тому же Каллимах был одним из первых ученых и заведующих царской Александрийской библиотекой. Двадцатилетний Аполлоний, как и многие юноши его времени, мечтал о славе Гомера: создал эпическую поэму «Аргонавтика» с мифологическим сюжетом о походе аргонавтов в Колхиду и обратно, акцентируя внимание на любви Медеи и Ясона. Рассчитывая на громкую славу, чтобы ознакомить со своим шедевром, пригласил Каллимаха, друзей из поэтов и прочую образованную публику из числа царских придворных и жителей Александрии. Увы, триумф не состоялся! Он встретил холодный прием, а из уст учителя услышал суровевшую критику по поводу упрощения форм стихосложения и невыразительности характеров героев. Нужно отметить, что Каллимах был сторонниками рафинированной поэзии, где каждое слово взвешено соответственно его ценности. Он всегда учил Аполлония и других своих учеников уважать Гомера, но не подражать ему. Полагал, что к гомеровскому эпосу обращаться более никому не следует, что в современной поэзии надо каждому поэту искать собственный путь. Возникла ссора с взаимными оскорблениями, был грандиозный скандал, после чего Каллимах пожаловался царю Птолемею. Последовал приказ об изгнании, и Аполлоний был вынужден покинуть Александрию и отправиться на Родос. На Родосе Аполлоний занялся скромным преподаванием грамматики, но держа на сердце обиду на Каллимаха, в качестве мести избрал сочинение злых эпиграмм, вроде таких: «Каллимах — грязь, чепуха, деревянная голова». Молодой человек называл бывшего любимого учителя и других своих преподавателей «…кропотливым племенем грамматиков, роющих корни Музы чужой», «…семьей жалких ученых червей», или «…тощие, алые щенки из Каллимаховых свор»… «…Зло вы большое поэтам, а юным умам помраченье». Успокоив, наконец, гордыню, Аполлоний надумал свергнуть Каллимаха с пьедестала славы, переработав свою написанную ранее эпопею «Аргонавтика». Поэт использует всё свое дарование, блистает эрудицией, живописно отображая любовный мотив, характеры легендарных героев. Действие происходит среди богов на Олимпе – Афина, Гера, Афродит, Эрос, – и на земле. Творил долго, мучительно, а когда решил, что сочинение достойно внимания общества, ознакомил жителей Родоса. Надо сказать, родосцы не были избалованы вниманием больших талантов, поэтому они восприняли поэму Аполлония с восторгом, прославляя его как своего земляка. В подтверждение даровали ему почетное гражданство Родоса. Обласканный их вниманием, Аполлоний, теперь Родосский, направил поэму египетскому царю Птолемею V Епифану (Блистательный), сменившего в 204 г. до н.э. на престоле своего отца. Одновременно просил разрешения вернуться в Александрию. Царю «Аргонавтика» в новом виде очень понравилась, к тому же сработало восхваление гения Аполлония родосцами. В 196 году поэт получил такое разрешение и благополучно оказался дома среди старых друзей и поклонников. В связи с тем, что Каллимах к тому времени уже скончался, освободилось место заведующего Александрийской библиотекой, которое и занял Аполлоний. Судя по всему, это случилось в период после Зенона Эфесского, но перед Эратосфеном. В Александрии Аполлоний публично читал свою эпопею, и на этот раз заслужил славу «всепризнанного поэта». Римляне, оккупировавшие Египет, как, впрочем, и весь Средиземноморский регион, высоко ценили «Аргонавтику» Аполлония: Варрон перевел поэму, Вергилий и Валерий Флакк подражали Аполлонию. Флакк посвятил ему свои схолии, в римской литературе существовало множество комментариев к поэме. Но «Аргонавтика» не была единственным творением Аполлония Родосского, имелись также филологические труды: «Против Зенодота», с критикой его издания Гомера, и работы, посвященные Архилоху, Гесиоду, Антимаху из Колофона. Есть сведения, что он был автором «Ктисии» – поэм на тему основания городов, среди которых были Александрия, Книд, Навкратис, Родос, и поэмы «Каноп». К сожалению, ни одно из перечисленных произведений не дошло до наших дней.

АПОЛЛОНИЙ ТИАНСКИЙ (I в. н.э.), философ.

Есть философы, которые оставили мудрые книги или верных учеников. А есть Аполлоний из Тиана (Каппадокия, между Галисом и Евфратом), жизнь которого сама является философией «нечеловеческой мудрости»… Его при жизни называли Пророком, магом и чародеем, фокусником или даже Великим шарлатаном. Аполлоний родился примерно в 50-х гг. н.э. в зажиточной семье, в Айгах, близ Тиана. С четырнадцати лет увлекся философией – начал с Евтидема и Евксена из Гераклеи. Отсюда его высказывания: «То, что есть, не исчезает, более того, существует, хотя бы потому, что должно появиться». Увлекся пифагорейским учением, поклонником которого оставался всю жизнь. Поверив в реинкарнацию душ, объявил, что в него вселилась душа Пифагора, стал проповедовать его истины, особо выделяя лечение. После смерти родителей Аполлонию досталось большое наследство, но он оставил всё брату, порочному человеку, – «в надежде на его прозрение», – и в поисках Истины ушел «налегке». Его видели в Греции, Италии, Испании, Египте, Вавилоне, и везде он посещал храмы и святилища, интересовался тайнами древних знаний. В Индии познакомился с гимнософистами, став приверженцем их «космического» учения. Встречался с брахманами, от которых услышал о «самозарождении жизни Космическими Началами»; наблюдал различные технические чудеса, например «самодвижущиеся треножники и действующие планетарии». Освоив учения различных религий, он утверждал, что достиг совершенства и приобрел чудесные способности. Вернувшись в Грецию прозревшим человеком, Аполлоний дал обет безбрачия и пятилетнего молчания. Поселившись в эгейском храме бога врачевания Асклепия, достигал общения с божеством. Жрецы храма произвели его в «посвященные», от них научился многим «чудесам» исцеления, что дало повод говорить о его чудодейственной силе. Он выполнял миссию, внушенную, видимо, брахманами — помогал людям «прозревать и признавать Единого Бога: есть путь к нему, единственный — чистый разум»…», отвергая языческие культы. Люди верили в Аполлония, Аполлоний – в людей: «И пусть я узнаю хороших людей и никогда не узнаю плохих, как и они не узнают меня». Беря пример с Пифагора, он носил льняную одежду, питался фруктами и растениями, не пил вина – «вино делает мутным эфир в душе и разрушает спокойствие разума»… Ходил босиком, позволял бороде расти беспредельно, отпустил длинные нечесаные волосы. Он верил, что можно достичь божественного совершенства, пройдя определенные ступени совершенства – «ангел внутри человека, его воображение». В Эфесе (М.Азия) Аполлоний основал собственную философскую школу под названием «Мусей» («Дом муз»). Как утверждали очевидцы, он «читал мысли, изгонял демонов, умершим возвращал жизнь, предвидел будущее и находился одновременно в разных местах», как это делал в свое время Пифагор. Умел безошибочно предсказывать эпидемии, грозящие великим мором, гибельные для людей землетрясения и смерти здравствующих правителей — и все непременно сбывалось. «Понимал языки всех народов, хотя не изучал их специально, даже язык птиц, разговаривая с ними, узнавал много»… Призывал правителей не ущемлять интересы простого народа, а богачей – отказываться от чрезмерной роскоши. В одном из своих путешествий Аполлоний в спас от чумы жителей Эфеса. Особые отношения у Аполлония сложились с римскими правителями, которые изгоняли из Империи греческих философов и персидских магов, как приверженцев язычества, бросали в тюрьмы, казнили, не разбираясь в их вине или правоте. Проповедуя нравственность, милосердие и благочестие, Аполлоний оказывал мощное воздействие на сознание слушателей и учеников, и по этой причине не мог не навлечь на себя гнев римлян. Но известно, что императоры Веспасиан, Каракалла и Александр Север негласно почитали память Аполлония. Зато Нерон и Домициан обвиняли Аполлония в «черной» магии и неоднократно собирались казнить. Даже когда Аполлоний умер, говорили, он являлся людям: упоминается, как император Аврелиан, захвативший Тиан, родину Аполлония, «после разговора с его тенью» отменил приказ о разграблении, к великому неудовольствию своих воинов. Утверждали, что «прожил Аполлоний почти полторы тысячи лет, и о нем было слышно даже в XII веке: но тогда он был известен как Артефиус»… Аполлоний Тианский не оставил после себя письменных трудов, а о его деяниях можно судить лишь по рассказам очевидцев, записанных учениками.

АРИСТИПП (435—355 гг. до н. э.), философ.

Аристипп из Кирены (Африка) впервые услышал, что «человек – мера всех вещей», от Протагора из Абдеры, научившего его искусству «делать черное белым, слабое и дурное – крепким и лучшим». В Олимпии юноша услышал Сократа, почувствовал, как его «стал сжигать внутренний огонь познания». Чтобы быть рядом с Сократом, Аристипп перебрался в Афины. От учителя воспринял мысль о необходимости «быть человеку счастливым», хотя в ощущениях счастья увидел лишь получение удовольствий. Красавец аристократ Аристипп и Диоген, нищий, уродливого вида киник, оказывается, делили любовь одной женщины – афинской гетеры Лаиды, самой красивой женщине своего времени, и самой дорогой. От первого принимала щедрые подарки и деньги, а другого одаривала нежной, едва ли, не материнской любовью, требуя взамен лишь всяких интересных историй и анекдотов. Делала это Лаида, видимо, по естественному для такой женщины капризу. Как соперники по любви, и как философы разных взглядов, но Диоген не мог терпеть Аристиппа, а тот – его. У Аристиппа было своё видение дружбы. Он не присутствовал в Афинах на суде, приговорившем Сократа к смерти, не посетил его в тюрьме и не присутствовал при погребении. Все это время он был «занят с Лаидой на модном курорте». За это Платон высказывался о нем крайне неодобрительно. Но таков был Аристипп, ставивший личную свободу от предрассудков и условностей и собственные ощущения выше человеческого долга! Он мог приспособиться к любым обстоятельствам, не теряя в то же время своей независимости, и нравственной – тоже, жил по собственному распорядку. Поэтому Аристипп, имевший вокруг себя, как всем казалось, много друзей, никогда не считал себя обязанным никому в своей дружбе. Как вспоминал Ксенофонт, Аристипп «любил жить, но был всегда чужим в этой жизни»…. После смерти Сократа Аристипп оставил Афины и отправился в путешествие по городам Греции. Однажды во время шторма корабль, на котором он плыл к Родосу, наткнулся на подводную скалу и затонул, с командой и пассажирами. Удивительно, а он спасся, добрался до берега, зацепившись за доску! Оставшись без денег и личных вещей, Аристипп не растерялся: отправился, чуть ли не нагишом, в местный гимнасий, где познакомился с учителями, сказав о себе, что он «философ из Афин и слушал Сократа». Получил временный кров, одежду, сносное питание, а взамен его попросили поделиться воспоминаниями о Сократе. Аристипп вел себя настолько уверенно, проявив подлинное красноречие и знание предмета, что надолго задержался в гостях. Причем, извлек из своего не очень благоприятного положения немалую материальную выгоду – лекциями заработал на обратный путь. Потом, дома, Аристипп со смехом рассказывал друзьям о своем чудесном спасении, говорил, что сумел вернуться к привычному для него существованию только благодаря обретенным у Сократа знаниям. Он непринужденно чувствовал себя во дворцах богачей и царей, заставляя уважать себя, не терялся в опасных для жизни ситуациях. Его приглашал сиракузский тиран Дионисий Старший, славившийся диким произволом, и его преемник Дионисий Младший. Поддерживал дружеские связи с Киром Младшим, братом персидского царя Артаксеркса, и даже тайно набирал для него наемное войско из греческих городов. Именно за эти поступки Диоген в пылу философских споров обзывал Аристиппа не иначе как «царским псом», на что тот не обижался и даже гордился. В результате опасного общения с правителями, пребывая подолгу при их дворцах в роскоши и неге, Аристипп считал наслаждение целью жизни каждого человека, и этому принципу следовал сам до конца дней своих. Аристипп чрезмерно любил жизнь, Сократа и философию. Его философское восприятие мира через удовольствия породило новое гедонистское течение, давшее, в свою очередь, развитие эпикуреизма. Он умер на одном из Липарских островов в Эолийском море. Свою школу он завещал дочери Арете, сказав ей: «Самым большим наследством, которое тебе остается от меня, является то, что я научил тебя не дорожить ничем, без чего ты способна обойтись». Арета привела в систему все его сочинения, сама написала сорок философских книг, а когда подрос её сын Аристипп Младший, передала ему школу деда. На её надгробии жители города выбили эпитафию: «Светоч Эллады» – в благодарность дочери за сохранение памяти об Аристиппе из Кирены.

АРИСТОКСЕН (ок.374-310 гг. до н.э.), философ.

Философа Аристоксена «Гармоника» из Тарента считают первым греческим теоретиком музыки. Ученик Аристотеля и пифагорейца Ксенофила, он написал более четырехсотпятидесяти сочинений о теории музыки, философии и педагогике* (*некоторые исследователи ставят под сомнение такое количество). Его «Беседы за столом» посвящены истории музыки; он оказался первый, кто попытался основать теорию музыки в европейской традиции. В своих сочинениях Аристоксен подчеркивал, что для оценки этического содержания музыкальных произведений помимо субъективных слуховых ощущений важную роль играет философское познание. Отец Аристоксена, Спинфар, большой ценитель музыки и знаток музыкальных инструментов, преподал сыну первые уроки. Затем юноша учился у профессионального музыканта Ламприя из Эритреи. Философию начал осваивать в Афинской школе пифагорейцев и в Ликее Аристотеля, слушая которого «приобрел столь большую ученость». Есть сведения, что он обиделся, когда Аристотель сделал своим преемником не его, а Феофраста. После Ликея Аристоксен увлекся сочинением т.н. перипатических биографий, из которых сохранились лишь фрагменты жизнеописаний Архита, Сократа, Платона. Из его сочинений «О Пифагоре и его учениках», «О пифагорейской жизни», «Пифагорейские изречения», «Жизнь Пифагора», «Жизнь Архита» многие античные авторы заимствовали основные материалы о жизни и учении Пифагора. По этим замечательным, хотя и скудным сведениям сегодня можно судить о характере взаимоотношений многих известных в античном мире личностей. Аристоксен, как и многие его современники, считал Пифагора богом, «совершенством среди людей». Аристотеля тоже любил, «пытаясь соединить несоединимое – Аристотеля с Пифагором». Зато о Сократе имел противоположное мнение: на основании свидетельств собственного отца, который якобы был знаком с философом, считал его «человеком необразованным, невеждой, безнравственным и наглецом». При этом отмечал, что «несправедливости в Сократе не замечал никто». Аналогичным образом Аристоксен характеризовал и Платона. Обожествляя Пифагора, Аристоксен Тарентский в вопросах музыки пошел дальше своего кумира. Он всегда помнил, что музыка интересовала Пифагора только как «математика звуков». В 319 году Аристоксен пишет трактат «Гармоника», ставший классическим каноном по теории античной музыки. Сочинение стало выражением его собственного несогласия, как человека весьма серьезного, с музыкой своих современников. Грамматик и софист Афиней из Навкратиса (Египет) сообщает его слова по этому поводу: «… и поскольку театры окончательно одичали, и поскольку музыка совершенно уничтожена и опошлена – мы, ничтожная горсточка, оставшись наедине с собой, будем вспоминать, чем была музыка прежде»… В трудах «Элементы гармонии» и «Элементы ритмики» Аристоксен помимо гармонии признает в музыке чувственность и осмысленность, она представляла для него «единство постоянства и изменчивости». Он говорил: «Как в струнном инструменте от натяжения струн возникает согласное звучание, которое музыканты называют гармонией, так в телах от соединения плоти и жизнедеятельности членов возникает способность чувствовать». В других сочинениях он уделяет внимание музыкальным инструментам и композициям, подробнейшим образом освещает историю музыки: «О музыкальных инструментах», «О создании мелодии», «История музыки», «О тонах», «О хорах». Аристоксен занимался звуками речи и ритмической структурой речи, рассматривая звуки не с физической стороны, а с точки зрения их относительной длительности. Его сочинениями пользовались поздние античные авторы: Витрувий, Птоломей Клавдий, Порфирий, Боэций. И даже современная музыка, на вид, далекая от музыки древних греков, в долгу перед Аристоксеном только за то, что он увековечил хоровые пляски и драмы, давшие начало ораториям и оперным произведениям. Аристоксен продолжил идеи Пифагора и Аристотеля о нравственном и целительном воздействии музыки: «… тело следует лечить с помощью медицины, а душу – музыкой». Для него музыка имела значение как средство общественного нравственного воспитания, как воспитание мужественного, благородного и простого нрава. Умер философ в Афинах в окружении близких, друзей и многочисленных учеников.

АРИСТОН (III в. до н.э.), философ.

Аристон Фалант («Плешивый») с Хиоса, прозванный «за сладкоголосье» ещё и Сиреной, –- философ стоической школы; преподавал в Афинах. Он был верным учеником Зенона из Китиона (Кипр), основателя стоической философии. В физике Зенон сформулировал учение о двух началах, четырех элементах, о всеобщей телесности космоса и всепроникающей огненно-воздушной пневме, которое Аристон поначалу воспринимал. Его устраивала формула этики Зенона, что «жить следует согласно с природой — вот всё, что требуется от человека». Добродетель для Зенона есть знание вещей божественных и человеческих, совершенное состояние души, которой довольно для счастья, а мудрец – человек, который ни в чем не испытывает нужды, поскольку достиг интеллектуально-нравственного совершенства в покорности «судьбе». Но позже пути учителя и ученика разошлись: как сообщает Диокл Магнесийский* (*Диокл из Магнесии, I в. до н.э., – греч. создатель философской истории. Написал обобщающий труд «Об учениях философов», который стал одним из основных источников для Диогена Лаэртского.), «воспользовавшись долгой болезнью Зенона, Аристон отложился от него и перебежал к академику Полемону, сыну Филострата», философу из Афин, учителю Зенона. Аристон не признавал никаких средних степеней между добродетелью и пороком, ибо говорил, что «добродетель есть высшее и единственное благо, все остальное для мудреца безразлично». Конечная цель, по Аристону, в том, чтобы жить в безразличии ко всему, что лежит между добродетелью и пороком, и не допускать в отношении к этим вещам ни малейшей разницы: все должно быть одинаково. «Добродетель, говорил он, – высшее и единственное благо, всё остальное безразлично… Но добродетелей не много – она одна, и зависит добродетель от того, к чему она применяется… При этом мудрец должен быть подобен хорошему актеру, который может надеть маску, как Агамемнона, так и Ферсита, и обоих сыграть достойным образом». Аристон не последовал учению Зенона в полном объеме, отвергнув физическую и диалектическую части: «Физика – выше нас, а логика – не для нас и одна только этика нас касается!». Он говорил, что «логики похожи на едоков лангустов, которые тратят большие усилия на то, чтобы извлечь крохотный кусочек мяса из-под мощного панциря». Диалектические рассуждения он сравнивал с паучьими сетями, которые «кажутся искусно сотканными, а на самом деле бесполезны». Рассуждая таким образом, он сумел даже прослыть основателем новой школы, где его учеников – и Мильтиада, и Дифила – называли «аристоновцами». Перед учениками Аристон говорил убедительно, что свидетельствовало о нём, как о мастере красноречия, и это особенно нравилось прочей публике, – «во вкусе толпы»; отсюда и слова Тимона Флиунтского, философа-скептика, ритора и врача: «Кто производит свой род от лукавейшего Аристона…» В то же время Аристон сторонился толпы, боялся агрессивно настроенной массы людей, называя любой народ, вышедший из-под контроля, «многоголовым зверем». Известны философские сочинения Аристона: «Поощрения», «Об учении Зенона», «Разговоры», «Беседы о мудрости», «Беседы о любви», «Записки о тщеславии», «Воспоминания», «Изречения», «Против риторов», «Против диалектиков», «Письма к Клеанфу» и другие. Впрочем, Панэтий и Сосикрат считают подлинными только «Письма», остальное же приписывают другому Аристону – философу-перипатетику с о. Кеос, который жил лет на пятьдесят позже «нашего» Аристона. Умер Аристон Хиосский в Афинах. По этому поводу существует легенда, будто причиной смерти был солнечный удар: он долго нежился на весеннем солнышке без головного убора. Было ли это так на самом деле, но имеется даже «шуточная» эпитафия, сложенная в его память: О, Аристон! До старости дожив лысый, Зачем не в меру подставлял ты лоб солнцу? На солнечном припеке захотев греться, За это и в загробный ты сошел холод.

АРИСТОТЕЛЬ (384-322 гг. до н.э.), философ.

Отец Аристотеля из Стагир лечил македонских царей, поэтому видел в сыне продолжателя семейного ремесла. Но в пятнадцатилетнем возрасте Аристотель остался без отца и, практически, без средств к существованию. Вскоре подался в Афины, где увлекся философией и поступил в Академию Платона. Набравшись жизненного опыта, знаний и мудрости, молодой философ обрел здесь своих учеников, многие из которых остались верны ему и его учению до конца жизни. Платон отмечал его сильный и проницательный ум, неутолимую жажду поиска истины, ревностное изучение философской литературы. Но ученик часто имел собственное мнение, что подорвало доверие к нему Платона. На философских диспутах противники страшились его беспощадной логической убедительности и суждений, всегда остроумных, а подчас убийственно саркастических. Он же их не боялся, дразнил, называя «дурными» людьми. К тому же Аристотель оказался привередливым в общении, в его лице сквозило нечто неуловимо надменное, а своим щегольским видом вызывал недовольство многих философов-«платонистов». Читая лекции, он выкладывал перед слушателями цепочку вопросов, которая и определяла порядок изложения темы. Это была знакомая «сократовская» манера – задавать больше наводящих вопросов, чем разъяснять и втолковывать. Но от этого у Аристотеля оказывалось больше слушателей, чем у других преподавателей Академии. Аристотель, склонный к анализу и исследованию действительности, преклонялся перед ораторским искусством Платона, но не любил его цветистого красноречия. Он не стремился нравиться ученикам, но хотел быть понятным. Своими научными открытиями и обобщениями лучший ученик Платона намеревался создать универсальный философский синтез, который, преодолев слабые стороны «идеализма», смог бы заменить его учение. В 347 г. до н.э. умирает Платон, оставив руководство Академией Спевсиппу, сыну сестры, непоколебимому «платонисту». Аристотеля такое решение поразило, если не оскорбило, и он, получив приглашение своего бывшего ученика Гермия, царя Троады (М.Азия), в сопровождении Ксенократа, своего ученика и друга, отбывает из Афин. В Троаде, в Атарнее, Аристотель прожил три года, здесь женился на племяннице Гермия, родившей ему дочь. Став близким родственником царя, Аристотель помогает ему в управлении государством, «примеряя демократические формы к тиранической азиатской власти». Но благополучная жизнь Аристотеля в Атарнее внезапно закончилась: персидский царь, заподозрив Гермия, своего вассала, в измене, казнил его. Жизнь Аристотеля оказалась под угрозой, и он с женой и дочерью бежал на Лесбос, в Митилену, куда позвал другой его ученик, Теофраст. На Лесбосе Аристотель занялся научными исследованиями, ставил опыты, писал труды, в том числе известную «Историю о животных». Через три года спокойной и невероятно плодотворной научной работы Аристотель получает письмо македонского царя Филиппа с предложением стать воспитателем наследника престола, тринадцатилетнего сына Александра. Аристотель согласился, но не причине материальных обстоятельств, – а с намерением «наставить молодого человека на путь царствования, очищенный философским духом». Вместе с науками воспитатель передал юному Александру глубокую преданность Элладе и её культуре, вдохнул в дикую, необузданную македонскую душу неистребимое духовное величие эллина. В 337 г. до н.э. Филиппа II постигла неожиданная смерть, и престол Македонии занял двадцатилетний Александр. Молодой царь больше не нуждался в философствующем воспитателе, но продолжая его ценить, предложил сопровождать в Восточном походе. Аристотель сослался на болезни и возраст, отказался и, обласканный царскими милостями, отбыл в Афины, где вернулся к преподаванию в собственной философской школе, в Ликее. Аристотель написал около трехсот научных трактатов с изложением исследований по проблемам зоологии, физики, астрономии, психологии, этики, политики, метафизики. Он верил в науку, разум человека, доискивался до причин интеллекта у человека путем научных доказательств. После внезапной смерти Александра в 323 году в Афинах и других греческих городах прокатилась волна антимакедонских выступлений. Из-за угрозы своей жизни от сограждан, как «приспешника тирана Греции», Аристотель покинул Афины. На прощанье он сказал своим афинским друзьям, намекая на смерть Сократа: «Я готов избавить афинян от нового преступления против философии»…

АРКЕСИЛАЙ (315-240 гг. до н.э.), философ.

Аркесилай из Питана (Эолия, М.Азия.) возглавил платоновскую Академию после Кратеса, став основателем т.н. «Среднего отделения». В юности учился у математика Автолика, а в Афинах слушал Теофраста и Полемона, учился у Крантора, «толковавшего Платона». Аркесилай ценил Гомера, читал его «отходя ко сну и поутру», восхищался Пиндаром. В зрелом возрасте философ увлекался скепсисом Пиррона, «эретрийской школой» Менедема и диалектикой Диодора Кроноса, что повлияло на формирование его как философа. В 269 г. до н.э. Аркесилай получил в Академии должность схоларха, руководителя учебного класса, наполнив занятия скептическим содержанием»: «…на место истинного ставил вероятное и считал, что для практической деятельности человека достаточно одной вероятности»… Он отрицал любые прочные основания для знания, утверждая, что «достаточных признаков, по которым истину можно было бы отличить от лжи, не существует»… В преподавании подражал Сократу, применяя «диалогический метод», в философии боролся с догматизмом стоической школы, возглавляемой Зеноном, своим товарищем по Академии. В речах был сжат, сводил все к исходным положениям, любил четко различать слова, умел говорить колкости и насмешки. Обычно отвечал выдержками из стихов, был находчив в ответах, а силою убеждения превосходил любого спорщика. Утверждая, что «не существует такого истинного представления, которое исключило бы ложное» и «ничто не имеет абсолютной очевидности», Аркесилай подводил к решению вопроса обретения человеком подлинного счастья. При этом он отвергал эпикурейство, считая учение примитивным. А на вопрос, почему тогда к эпикурейцам нередко перебегают ученики из других философских школ, а от эпикурейцев к другим – никогда, Аркесилай отвечал: «Да, потому что из мужчины можно стать евнухом, а из евнуха мужчиной нельзя… Кто способен разумно действовать, тот и счастлив, а счастье есть частный случай мудрости». Философ любил общаться с молодёжью, жаждущей знаний, советуя «всегда выбирать сначала то, что сулит успех». На занятиях старался говорить лаконично и выразительно, обычно заканчивая речь словами: «Я так утверждаю, хотя (называется имя) будет со мной не согласен!» – вероятно, в подражание Аристотелю. Выдавая тему для беседы, вначале он давал возможность ученикам выговориться, лишь потом завершал урок сам, с выводами и разъяснениями. Но учитель всегда относился уважительно по отношению к мнению выступавших учеников; он не объяснял, а разоружал «заблудившихся во мнениях» их собственными доводами, заводил в тупик, чтобы ученик окончательно понял, в чем его ошибка. Поощряя похвалами нетерпимость учеников к незнанию, Аркесилай не забывал повторять свой тезис: «Ничего на свете нельзя познать, даже того, что оставил для познания Сократ – то есть «я знаю, что ничего не знаю». И не зря, видимо, были его усилия – при Аркесилае афинская Академия стала для молодежи невероятно популярным местом овладения знаниями. Поэтому его ученики смиренно переносили выходки учителя, которых было немало. Философ не был женат, не имел семьи. Оправдывая свое нежелание жениться, Аркесилай обычно приводил слова Аристотеля: «Невозможно в равной мере служить книгам и жене…. Семейный быт – это самая дорогая трата времени!». Хотя сам любил посещать семейные дома своих друзей, с удовольствием оказывая им услуги, делая дорогие подарки. Был добрым и отзывчивым на просьбы, проявлять щедрость ему позволяли немалые средства от доходов с собственного имения в Питане, которые регулярно присылал ему родной брат, смотрящий за хозяйством. А роскоши он был предан непомерно, хотя тщеславия в нем не замечалось. Ни одно сочинение Аркесилая не сохранилось до наших дней, поэтому многие исследователи утверждают, что он их просто не писал. Преподавал философ до последнего дня, а скончался, говорили очевидцы, «от излишка выпитого неразбавленного вина, после чего повредился в рассудке». Этому сообщению можно не верить, но есть стихи: «Аркесилай, ужели ты мог настолько не в меру Цельным вином опьянеть, чтобы лишиться ума? Твой неумеренный хмель принес тебе грустную гибель И, что гораздо грустней, стало оскорбленьем для Муз».

АРХИДАМ III (400-338 гг. до н.э.), царь Спарты.

Архидам III, сын Агесилая II – царь лакедемонян из рода Эврипонтидов, правивший в 360—338 гг. до н.э. В 371 году, после известия о поражении спартанского войска от фиванцев при Левктрах, с резервным войском на выручку в Беотию собрался царь Агесилай II, но из-за болезни он назначил военачальником своего сына Архидама, который проявил себя храбрым и умелым командиром. В 368 году, когда фиванцы вторглись на Пелопоннес, войско Архидама вошли на земли их союзников – в Аркадию, взяли Карий и подступились к Паррасии. По пути домой аркадяне и аргивяне устроили засаду спартанцам, но Архидам, разгадав их замысел, ударил на врага, заставив спешно отступить. По возвращении в Спарту царевича встретили как героя, а отец, царь Агесилай, от радости прослезился. В 368 г. Архидам выступил со своими воинами и наемниками-кельтами против аркадян, но наемники устрашились врага и неожиданно покинули лагерь. Уйти далеко они не успели, так как мессенцы заперли их в ущелье. Архидам сумел соединиться с ними, но по возвращении домой был остановлен аркадским ополчением при Мидее. Он быстро перестроил свои силы и нанес неожиданный удар по флангам противника. Не выдержав ожесточенного натиска спартанцев, аркадяне в панике отступили и понесли большие потери во время преследования. Это сражение вошло в историю Греции под названием «бесслезной битвы»* (*«бесслезная война» была названа так, потому что спартанцы в этом сражении не понесли потерь, т.е. в Спарте обошлось без слез), хотя через три года он испытал сокрушительное поражение от аркадян. В 362 году победоносный фиванский полководец Эпаминонд осаждал Спарту в отсутствие основного спартанского войска. Архидам с сотней юношей с необычайным мужеством оборонял город, они быстро перебегали по тесным улочкам в наиболее опасные места и всюду оказывали врагу сопротивление. В 360 году после смерти отца Архидам стал царем Спарты. Его правление прошло в упорной, но безуспешной борьбе за возрождение спартанского могущества, расшатанного неудачными войнами за последние годы. Когда кто-то спросил Архидама, кто стоит во главе Спарты, ответил: «Законы и ещё власти, которые действуют по закону». Он способствовал началу Третьей Священной войны, поддержав фокейцев вместе с Афинами и Коринфом. Когда фокейцы захватили сокровища Дельф, Архидам не отказался от своей доли, принимал подарки из священных сокровищ и оправдывал людей, ограбивших самый знаменитый из всех греческих храмов – храм Аполлона. Но когда фокейцы решили перебить всех пленных мужчин, детей и жен продать в рабство, а город разрушить до основания, Архидам запретил это делать. В тот момент, когда греческим городам угрожало македонское войско, одни военачальники предлагали Архидаму навязать сражение где-либо в удобном для стратегии месте, другие считали выгодным отсиживаться все же дома крепкими городскими стенами. Архидам, спокойно выслушав всех, ответил так: «Не об этом следует думать, а о том, чтобы там, где придется сражаться, быть сильнее противника». Известно надменное письмо Филиппа, направленного Спарте: окрыленный своими успехами в войне против греческих городов, он предложил «почетный мир». Архидам ответил: «Если ты, царь, измеришь свою тень, то обнаружишь, что она не стала больше, чем была до твоей победы». Но в отношении Македонии Архидам, понимая слабость Спарты, всё-таки придерживался нейтралитета. В 338 г. Архидам III отправился с войском в Италию, чтобы оказать помощь жителям Тарента* (*Тарент, греческая колония, основанная Спартой в 707 году до н.э. Это было вынужденное мероприятие, связанное с демографией: во время длительного отсутствия своих мужей на войне за период с 727 по 717 гг. до н.э. многие спартанки рожали внебрачных детей от илотов-полурабов. Таково было решение старейшин Спарты, чтобы численность мужчин, будущих воинов, не упала. Когда демографическая ситуация выровнялась, было решено отправить «лишнюю» молодежь на организацию спартанской колонии на побережье Италии), теснимого племенами луканов и мессапиев. В сентябре того же года он погиб в сражении у города Мандорий. А что его тело не удостоилось погребения в царской гробнице, этому был виною гнев Аполлона – за разорение священных Дельф! Безвременный уход из жизни царя Архидама III усугубил положение Спарты накануне столкновения с Македонией. В этом же году после знаменательного поражения союзных греческих городов от македонян при Херонее греки распрощались со своими суверенитетами.

АРХИМЕД (287–212 гг. до н.э.), математик и механик.

Архимед жил в Сиракузах на Сицилии, удивляя сограждан ученостью и способностью изобретать диковинные механизмы и машины. Он был дальним родственником тирану Гиерону, который проливал щедроты свои на ученых и людей искусства. Поэтому молодой Архимед оказался в Александрии Египетской, общепризнанный центр эллинской культуры и науки, где провел много лет в стенах знаменитой библиотеки. Бесповоротно влюбившись в геометрию и «евклидову математику», Архимед вернулся домой, где намеренно отрешился от общества людей ради своего увлечения. Он жил в мире математических формул, делал открытия, мечтая раскрыть тайны природы посредством определенных сочетаний могущественных цифр. Если Гиерон поручал ему строить какие-либо механические «игрушки» или изобретать что-либо полезное для людей, он считал такую работу «за безделицу». Он считается изобретателем т.н. «Архимедова винта», приспособленного крестьянами для подъема воды на поля – прообраз современных корабельных и воздушных винтов. В математике появилась знаменитая «Архимедова спираль». По Плутарху, на спор с Гиероном, применив найденный им «закон рычага и противовеса», Архимед вытянул в одиночку груженное судно с воды на берег. Именно тогда родился исторический анекдот, будто Архимед пообещал «сдвинуть Землю,… если бы имелась иная Земля, чтобы перейти на неё»… Он построил чудесный механизм, изображавший небесную сферу, схожую с современным планетарием: «на небосводе имелись Солнце, Луна и другие планеты, закрепленные таким образом, что движением рычага они вращались с различной скоростью и в различных положениях»… После захвата римлянами Сицилии «планетарий» вывезли в Рим, где на протяжении нескольких столетий он вызывал искреннее восхищение. Существует легенда о том, что Архимед изобличил заезжего нечистоплотного ювелира, теоретически установив кражу золота из царского венца. Именно тогда он крикнул «Эврика!» («Нашел!»), обнаружив, что «на всякое тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, направленная вверх и равная весу вытесненной им жидкости». И всё же верхом инженерной мысли Архимеда называют его участие в возведении необычного гигантского корабля для развлекательных путешествий Гиерона по морю, более похожего на плавающий царский дворец, который управлялся командой из тысячи человек. И все же любые технические изобретения и поделки Архимеда блекнут перед его славой математика, геометра и теоретического механика. По мнению Плутарха, «во всей геометрии невозможно найти более трудных и сложных задач и более простых и прозрачных объяснений, чем у Архимеда». У него есть сочинение «Исчисление песка», в котором «приводит большие числа к условным малым», и труд «Метод», где он провел различие между своими механическими приемами и математическим доказательством, открыл «способ нахождения квадратного корня неквадратных чисел», разработал «метод механического доказательства теорем». В труде «О равновесии на плоскостях» примеряет геометрию к механике и дает формулу научной статики. Сочинением «О плавающих телах» дает основание гидростатики, определяя математическим путем формулы равновесного положения плавающего тела. Пишет математические сочинения «О сфере и цилиндре», «О коноидах и сфероидах», «Об измерении круга», «О спиралях», «О квадратуре параболы». Многие его замечательные доказательства утрачены, поэтому невероятно трудно правильно оценить вклад грека Архимеда в современную математику. Когда Архимеду исполнилось семьдесят пять лет, в сиракузской гавани появились боевые корабли римлян. По отзывам современников, военачальник Марк Клавдий Марцелл имел «благородное поведение, а в поступках сказывалось влияние греческой образованности». Он был наслышан об Архимеде, высоко уважал его талант и мечтал встретиться с ним. Но полководец также знал, что «Сиракузы не взять, пока Архимед жив». Три года сиракузяне храбро сражались, уповая на изобретательный талант знаменитого земляка: его хитрые приспособления невероятным образом поджигали и топили корабли врага, уничтожали осадные орудия и живую силу. Но в городе зрел голод, остро ощущалась нехватка воды, жители умирали от истощения; от безысходности у защитников не оставалось сил, как и надежды, чтобы выстоять. Сиракузяне запросили мира, уповая на милосердие римлян. Марцелл отдал своим воинам город на разграбление, но приказал привести к нему Архимеда живым. Римский воин не признал его в старике, который отрешенно чертил что-то на песке, обрушил меч на голову гению …

АРХИТ (428-347 гг. до н.э.), философ.

О жизни философа Архита сохранилось невероятно мало сведений, но Платон, Аристотель и Цицерон высказывались о нем, как о выдающейся личности своего времени. В Таренте (юг Италии), родном городе Архита, его знали как добропорядочного гражданина, военачальника-стратега и убежденного пифагорейца, ибо мудрость для него – «самое лучшее, чем только владеет человек…». Архит получил обширные знания пифагорейской философии от Филолая, своего земляка, чтобы затем прививать любовь к учению Пифагора большинству сограждан. А те взамен почитали его и доверяли даже командование войском, считая, что «мудрость и на войне не излишняя штука». Земляки действительно избирали Архита своим военачальником семь раз, когда как закон разрешал это делать единожды в жизни! А он оправдывал доверие тем, что возглавляемое им ополчение всегда побеждало врага. За свои замечательные качества – твердый характер, смелость при мудрой осторожности и благородство, философ Архит приобрел величайшее уважение тарентийцев и прозвище Пресвитер («Старейшина»). Философ всегда избегал излишеств в застольях – винопитии и чревоугодии, не одобрял пьяную болтовню, не любил произносить непристойные слова, а когда его к этому вынуждала обстановка, писал их на стене и указывал обидчику пальцем, молча. Он поддерживал дружбу с Платоном, своим учеником, снабжал его книгами Филолая. Архита, а потом Платона, Аристотеля и других философов, привлекала идея создания идеального, «наилучшего» государственного устройства. Не отдавая предпочтение ни одной форме власти, он предлагал соединить воедино всё, что можно было политического: демократию, олигархию, монархию и аристократию. Считая, что любому правителю всегда будет полезно знакомство с философией, он рекомендовал сиракузскому тирану Дионисию Старшему пригласить Платона – «для душевно располагающих бесед». А когда Платон из-за своего свободомыслия и откровенности в речах вдруг впал в немилость у тирана, и возникла угроза его жизни, Архит напомнил Дионисию об ответственности перед эллинским миром, отправив послание со словами: «Дионисий! Припомни, с какою настойчивостью ты всех нас убеждал устроить приезд Платона в Сиракузы, обещал позаботиться о его безопасности здесь и на обратном пути. Когда он прибыл к тебе, ты почитал его за почетного гостя. Так почему ты изменил так резко отношение к нему? Если у вас не сложились дружеские отношения, останься человеком и передай Платона нам невредимым. Тогда с твоей стороны это будет справедливое дело, и нас обяжешь отнестись к тебе с благодарностью». В итоге Платона удалось спасти, хотя пострадавший философ не из случившегося сделал никаких выводов: он до конца жизни был уверен в возможности перевоспитания тиранов посредством убеждения. Но более всего, Архита, одержимого пифагорейством, волновали иные сферы: состояние человеческих душ, отношение людей друг к другу, к отечеству. В своих трудах он уделил внимание счастью и добродетелям, нравственному воспитанию молодежи и послушанию законов. Ему же принадлежит мысль о «странности» Времени – Прошедшего, Настоящего и Будущего, именно Архит предположил, что существует, что Вселенная бесконечна, а мир сотворен «материей и Богом». Известны названия его работ: «О декаде», «О флейте», «О машине», «О земледелии», «О математике», «Беседы», «Гармоника». К тому же Архиту приписывают изобретение трех эпохальных предметов – шкива, винта и погремушки, придумывание механического «летающего голубя». Без первых двух его «игрушек» сегодня невозможно представить современное машиностроение, а погремушку даже Аристотель оценил, как нужную вещь: «Она дала детям какое-то развлечение, чтобы они не ломали ничего из домашних вещей, а взрослым – заниматься в это время своими делами». В математическом мире Архита считают математиком, который в красивой манере мог решить сложные геометрические задачи, например, «удвоение куба». Следуя Пифагору, он утверждал, что с помощью математики можно познать не только мироздание в целом, но и свойства всех отдельных вещей и явлений. Архит занимался проблемами гармонии в музыке и пришел к выводу, что «высота звукового тона зависит от скорости звучащих тел». Прожив достаточно долгую жизнь в Таранте, Архит всегда мечтал о морском путешествии. А когда оставил все дела, чтобы повидать мир, утонул при кораблекрушении у мыса Матине.

АФИНОДОР (ок. 74 до н. э. — 7 г. н. э.), философ.

В истории древнегреческой философии насчитывается два известных Афинодора, и оба – родом из Тарса, большого и многолюдного города на реке Киднос в Киликии (М.Азия). По Страбону, «жители Тарса с таким рвением занимались не только философией, но и общеобразовательными предметами, что превзошли Афины, Александрию и любое другое место, где существуют школы и обучение философии. Отличие этого города от других в том, что здесь все, кто занимается наукой, – местные уроженцы, а чужестранцы неохотно переселяются сюда. И сами местные жители не остаются здесь, а отправляются за границу для усовершенствования; закончив образование, они охотно остаются на чужбине, и только немногие возвращаются домой»… Оба философа из Тарса, волею судеб, придерживался учения Стои: одного звали Кордилион, и он дружил с Катоном Младшим, жил в Риме в его доме; другой философ имел прозвище Кананит – по названию деревни, около Тарса. Первый «прославился», тем, что, заведуя известной библиотекой в Пергаме, уничтожил в сочинениях других стоиков все, что ему казалось не заслуживающим одобрения. В результате были утрачены многие подлинные тексты, хотя сам ничего дельного не написал. Второй Афинодор, сын Сандона, интересует нас больше, поскольку учился у знаменитого стоика Посидония Родосского из Апамеи (Сирия), беседами с которым так дорожил Помпей Великий. К тому же Афинодор Кананит некоторое время жил в Аполлонии (Эпир), где у него брал уроки юный Октавиан, ставший позже императором Гаем Юлием Цезарем, Августом. В 44 г. до н. э. Афинодор последовал за Октавианом в Рим, где стал близким другом и незаменимым помощником в управлении Империи. Страбон, Цицерон и Евсевий Кесарийский, отец христианской историографии, высоко ценили Афинодора. Спорно, но ему приписывают произведения: «Против категорий Аристотеля», «История Тарса», «Посвящение Октавии Младшей», «О рвении и юности», «Рассуждения». Ни одно из произведений не сохранилось. Плиний Младший описывает оригинальную историю по найму Афинодором дома в Афинах, когда к философу поздней ночью явилось привидение, обвязанное цепями, поманило следовать за ним. Остановившись в углу двора, привидение исчезло. На следующий день Афинодор нанял рабочих и произвел раскопки в указанном месте. Был найден скелет старика, опутанный цепями. После захоронения скелета приведение больше в доме не появлялось. Когда Афинодору надоела «светская жизнь» в Риме, он стал отпрашиваться у императора домой, на что Август, благодарный за его советы и поддержку, долго не соглашался. А заспешил философ в родной город по той причине, что два его племянника умоляли «освободить город от тирана». Они писали, что этот правитель на редкость ловко втерся в милость императора, и «понадобится свидетельство такого человека, как Афинодор, в чьей неподкупной честности божественный Август не сомневается». Наконец, после многолетнего отсутствия, философ появился в Тарсе. Оказывается, власть в городе действительно захватил Боэф, «плохой поэт, скверный гражданин». Своим возвышением он был обязан ещё Антонию, сотоварищу Октавиана по триумвирату: Боэф посвятил Антонию хвалебную поэму, а полководец тогда не устоял перед словами поэта: «Подобно тому, как Гомер воспел хвалу Ахиллесу, Агамемнону и Одиссею, так и я воспел твои подвиги». Так в результате лести дурной человек продолжал разорять город вплоть до падения Антония. Афинодор некоторое время пытался словами убедить Боэфа и его сообщников изменить поведение. Оказалось, безрезультатно! И тогда Афинодор, данными ему Августом полномочиями, изгнал их всех из Тарса. Кто-то из них, «пренебрегши всяким приличием и страдая расстройством желудка, мимоходом ночью сильно запачкал дверь и стену дома Афинодора», – он же в ответ сказал в Народном собрании: «Болезнь нашего города и его тяжелое состояние можно распознать многими способами, в особенности же по его экскрементам». Император Август, которому философ отправил отчет о предпринятых им шагах, согласился с ним и выказал свою благодарность и полное доверие тем, что освободил жителей Тарса, разоренных прежним правлением, от уплаты императорской дани на пять лет. Через два года Афинодор умер. В его честь, в Тарсе учредили ежегодные празднества с жертвоприношениями, во время которых именитые граждане по очереди читали от первой до последней страницы его «Краткую историю Тарса», начав на восходе солнца и кончая после заката.

БАБРИЙ (II в. до н.э.), поэт-баснописец.

Уроженец Италии греческий баснописец Бабрий, предположительно, был наставником юноши по имени Александр из знатной или даже царской семьи. Из обращения в первом посвящении («О Бранх, дитя мое») можно предположить, что его воспитанником был сын царя Гая Юлия Александра, внук Тиграна V Армянского, праправнук Ирода Великого. В I веке н. э. он был последний из восточных «Александров», сохранивших титул царя: император Веспасиан дал ему в управление островок близ Киликии, а Траян сделал консулом. И все же отождествить «киликийского Александра» с покровителем Бабрия трудно: это дало бы очень раннюю дату. Но можно предположить, что Бабрий из лести имел в виду одного из его сыновей — Александра Агриппу, который пребывал в должности квестора-пропретора в Азии, или Александра Береникиана, проконсула Азии. Они не были царями, но из желания польстить поэт легко мог приписать им отцовский титул. Это также объясняет, почему Бабрий не прибавляет никаких эпитетов к слову «царь». Независимо от этих предположений в отношении наставничества, Бабрий сочинял хорошие басни, а некоторые из них, по примеру Сократа, переложил из басен Эзопа в холиямбы («хромые ямбы») или сканцонты (сенары, оканчивающиеся спондеем или хореем). Его собственные басни отличались большой ироничностью, с использованием мифологических образов, богов и героев. Сборники басен Бабрия быстро обрели успех среди жителей греческих городов, у него появился свой читатель. Многие басни были немедленно переработаны применительно к нуждам школы, их читали на уроках в воспитательных целях, ради назидания. Когда исследователи творчества Бабрия попытались собрать все его басни в один сборник, оказалось почти десять книг, что служит образцом для подражания всем позднейшим римским баснописцам. До нашего времени дошло почти полторы сотни его стихотворных басен, ещё пятьдесят басен числятся в прозаическом пересказе. Все басни отличаются живостью изложения, хотя нравоучительный элемент, присущий подобным произведениям античных авторов, в них развит слабо, а обличительный момент почти отсутствует; зато характерно ироническое отношение к олимпийским богам, в отличие от традиционного, уважительно боязливого. Правда, в баснях Бабрия в достаточном количестве имеются наставления юношам, вроде: «Не следует завидовать тем, кто богат и кто стоит у власти; а надо, вспомнив о недоброжелательстве и опасностях, которым они подвергаются, возлюбить бедность – матерь спокойствия», «следует соразмерять своё поведение со своими силами, а с теми, кто сильней, не дружить и не враждовать» или «Не ожидай, что без труда придет прибыль; зато когда добудешь то, чего хочешь, тогда-то уж и смейся и шути вволю». В баснях Бабрий старается развивать повествовательный элемент в ущерб назидательности, приближая басню к сказке. Галерея портретов его героев обширна: обезьяна и волк, лев, черепаха, орел, бык, овца, журавль, павлин, дуб и сосна, тростник и, конечно, человек. Часто звучит прямая речь персонажей, оживляя и драматизируя действие Со временем басни Бабрия были утеряны, но ученые обнаружили тексты или упоминания о баснях в египетских папирусах. В Пальмире нашли восковые таблички, указывающие на то, что в III веке н.э. они изучались в школах Греции и Римской Империи, что ставило Бабрия в один ряд с известными хрестоматийными писателями. Император Юлиан (Отступник) в письме, написанном в Антиохии в 362/363 г., упоминает одну из басен Бабрия. В IV веке Бабрия цитируют Либаний, Фемистий, Василий Кесарийский. В Византии Игнатий Диакон в IX веке перелагал басни Бабрия в ямбические четверостишия, затем его дело продолжили подражатели Бабрия. Еще одна рукопись Бабрия, содержащая сто двадцать три басни, была найдена в 1884 году в одном из греческих монастырей на святой горе Афон. Большое внимание басням Бабрия оказал римский баснописец Авиан Флавий, живший в IV-V вв. н.э.. По сути, он использовал многие его образы и мотивы, хотя анализ творчества Авиана показал, что он отнюдь не является подражателем-копиистом. Заимствованный материал Авиан постарался использовать, чтобы возвысить жанр античной басни, подняв его от низовой, народной литературы до уровня высокой поэзии. БИАНТ (590-530 гг. до н.э.), мудрец. О Бианте из Приены, сыне Тевтама, одном из «Семерых мудрецов» Греции, сохранилось совсем немного сведений. Легенды сообщают о его остроумии, справедливости, миролюбии и гуманности. Своё красноречие он оттачивал не только в мудрейших разговорах, ему приходилось выступать защитником правого дела на судебных процессах. Как человек сведущий в законах и процессуальных положениях, народ Приены назначил его экзегетом, или судебным толкователем, подсказывающим судьям правильные решения в соответствии с действующим законодательством и обычаям предков. Поэтому Биант на всю жизнь сохранил веру в силу справедливого закона, говорил: «Крепче всего народовластие там, где закона страшатся словно тирана». Известны случаи, когда Биант отказывался принимать решение по третейскому суду, хотя должностное положение обязывало его сделать это. Он объяснял тем, что знаком с кем-то из сторон, или по иной причине: «Лучше разбирать спор между своими врагами, чем между друзьями, – ибо заведомо после этого один из друзей станет твоим врагом, а один из врагов – твоим другом». Учеников, как было принято у многих философов, Биант не имел. Но к нему за мудрым советом тянулись люди, и своё стремление жить по правде и ради справедливости он старался передать им. Сочинял стихи и наставления, как достичь благоденствия. Биант считал, что «худших людей – всегда большинство» и «большинство людей поступает дурно», поэтому беспокоился о молодом поколении, предлагая своё отношение к жизни: «Заработай в юности состоянье, а к старости – мудрость. Вот основы мудрости: труд дается терпением, богатство – дружбой, власть – деяньем, мужество – дерзаньем, а высшее верховенство – честной славой». По преданию, египетский царь Амасис передал Бианту просьбу: определить, «какая часть в жертвенном животном считается лучшей и одновременно худшей». Биант посоветовал вырезать язык у животного. Царь остался доволен ответом мудреца. В другой раз Амасис обратился к мудрецу, чтобы тот помог выиграть странный спор с эфиопским царем: эфиоп предложил выпить море на условиях, что готов отдать египетскому царю часть своих деревень и городов. А если Амасис не сможет выполнить эту задачу, ему придется отдать эфиопу несколько своих городов! Биант посмеялся над царскими забавами, но же ответил посланцу: «Скажи Амасису, чтобы он велел эфиопскому царю остановить все реки, впадающие в море, пока Амасис будет пить море. Потому что в их споре идет речь о том море, какое оно есть, а не о том, какое будет». Во время длительной осады Приены персами под предводительством царя Аллиата, Биант предложил жителям выпустить за ворота двух откормленных ослов, чтобы создать у врага впечатление сытости в городе. Аллиат забеспокоился, решил проверить, так ли это. Послал своих переговорщиков в осажденный город. На этот раз Биант сказал горожанам, чтобы на площади насыпали большие кучи песка, на которые затем сверху слегка засыпали несколько мешков еще не съеденной пшеницы. Когда персы увидели это «изобилие» хлеба, доложили царю. Тогда Аллиат немедленно снял осаду и ушел прочь. Биант предлагал всем ионийским эллинам, живущим в Малой Азии и страдающим от восточных царей, отплыть на остров Сардинию и там создать новый город-полис, где следует установить новые порядки и государственное устройство. Таким образом, говорил мудрец, «они бы избежали порабощения восточными деспотами и, живя на прекрасном острове, достигли бы процветания. А если они останутся на месте, их поработят». Но эллины не решились последовать совету Бианта. А вскоре их города покорил царь Лидии Крез, а следом, персидский царь Кир. Существует легенда, будто тиран Коринфа Периандр послал своему другу Фрасибулу, тирану Милета, судно, груженное дарами, среди которых был золотой треножник. Судно потерпело крушение, всё добро пропало, команда утонула, подтверждая слова Бианта: «Плывущие на судне находятся ни в числе живых, ни в числе мертвых». Местные рыбаки случайно выловили сетью золотой треножник, прочитали на нём надпись – «Мудрейшему», и подарили Бианту, поскольку по этому поводу ни у кого не возникало сомнений. Умер Биант в Приене, по легенде, во время судебного заседания, как всегда, защищая правое дело. Наследникам не пришлось делить его имущества, ибо он был беден, оставаясь верен своему принципу: «Всё моё ношу собой!»… БИОН (III в. до н.э.), философ. Бион родился в милетской колонии Ольвия (между Гипанисом (Буг) и Борисфеном (Днепр)), в местах обитания кочевых скифских племен. По этой причине в философском мире его знали как Бион Борисфенский или «Скиф». Отец его зарабатывал тем, что торговал свежей рыбой, закупленной у местных рыбаков. Мать Биона была, по одним сведениям, скифской рабыней, по другим – «жрицей любви», гетерой, бросившей своё доходное ремесло. Однажды отец не смог расплатиться с долгами, за что вместе с семьей попал в долговое рабство. Биона, подростка, купил ритор, учитель красноречия, который сделал из нового раба помощника для себя. Ритор был бездетным; видимо, он полюбил Биона, поскольку после смерти оставил ему по завещанию всё имущество и приличную сумму денег, что позволило Биону уехать из родного города в Афины, где он надумал заняться философией. В Афинах ему повезло, так как он учился у Кратета, в платоновской Академии. Правда, вскоре «официальная» философия Биону наскучила, он серьёзно увлекся кинизмом Антисфена и его последователей, среди которых самым ярким представлялся Диоген из Синопа. Его увлекла главная идея киников – возвращение человека к естественному существованию, отказ от общепринятой морали и материальных условностей, разумное возвращение к природе и абсолютная духовная свобода личности. Затем Бион с такой же страстностью проявлял симпатии к стоицизму Зенона и Хрисиппа, которые призывали «жить по законам природы, а знания употреблять для умения жить». Стоики видели счастье в свободе от страстей, в спокойствии духа и в равнодушии к происходящим событиям, поскольку «судьба определяет её». После знакомства с Феодором из Кирены, отрицающего существование богов, Бион становится атеистом. Его привлекает отношение Феодора к обществу людей: познание радости через удовольствия, необязательность супружеской верности, отказ от самопожертвования ради отечества, по той причине, что родина человека – вся вселенная. Но когда он посещает школу перипатетиков Теофраста, то неожиданно меняет своё отношение к философии. Он уже считает, что «при хорошем учителе философии может научиться любой человек». На этот счет Бион придумал особый вид обучения философии – диатрибу или обычную беседу на морально-этические темы с воображаемым оппонентом. По этому поводу Эратосфен Киренский, заведующий Александрийской библиотекой в Египте, удивленный его практицизмом, сказал: «Бион первый облек философию в пестрые одежды»: он имел в виду ещё обстоятельство, что Бион «имел характер заносчивый, любил пышность». Своим собственным счастьем Бион считал само пребывание в жизни и возможность мыслить. Все остальное – неважно! У него не было своей постоянной школы, поэтому учил он философии в основном, странствуя по городам Греции. Его внимательными слушателями оказались моряки, ремесленники, рабы и гетеры. Некоторое время Бион жил на Родосе, куда к нему приезжали учиться даже из Афин, где было достаточно мудрецов. Считая, что «уродливая жена будет наказанием, а красивая – общим достоянием», он даже не пытался обременять себя семьёй. Он не одобрял накопительства, объясняя, что «скупцы так много заботятся о богатстве, словно оно их собственное, но так мало им пользуются, словно оно чужое». Бион подвергал насмешкам музыку и геометрию, вел расточительный образ жизни и переезжал из города в город, иногда не останавливаясь перед тем, чтобы пустить пыль в глаза. Так, например, на Родосе нанял матросов, уговорил их облачиться в ученическое платье и сопровождать его. Когда вместе с ними он вошел в гимнасий, все взоры были устремлены на него. Сочинения Биона не дошли до наших дней, но высказываний о нём встречаются в сочинениях поздних авторов – Телета из Мегар, его талантливого ученика, стоика Аристона из Хиоса, Горация, Плутарха, Сенеки, Диогена Лаэртского и других. Зато существует немало анекдотов о Бионе: … Человек в отчаянье рвал волосы на голове, а Бион сказал ему: «Ты, наверно, думаешь, что плешь облегчит твою скорбь?». … Увидев злобного и завистливого человека, стоявшего с мрачным видом, он обратился к нему: «Не знаю, то ли с тобой какая-нибудь неприятность приключилась, то ли у другого – радость». … Однажды он плыл на корабле, где пассажирами были молодые люди из богатых аристократов. Корабль захватили пираты, и аристократы запричитали: «Мы пропали, если нас узнают!». А Бион сказал: «А я погиб, если меня не узнают!» ГЕКАТОН (ок. 100 – ? гг. до н.э.), философ. Биографические сведения о философе Гекатоне с Родоса ничтожны, но известно, что он был учеником и последователем стоического учения Панетия, основавшего философскую школу стоиков в Риме. По сведениям современников, сам Гекатон написал много трудов, но до настоящего времени ничего не сохранилось. Его часто цитирует Луций Анней Сенека в своих «Нравственных письмах к Луцилию». Диоген Лаэртский упоминает шесть трактатов, написанных философом Гекатоном Родосским: «О благах» (в 19 кн.), «О добродетелях», «О страстях», «Об окончаниях», «О парадоксах» (в 13 кн.) и «Максимы». Судя по этим сведениям, Гекатон был выдающимся стоиком своего времени и плодотворным писателем. По высказываниям Диогена Лаэртского, Гекатон уделял много внимания вопросам морали. В добродетели он выделял мудрость и справедливость, утверждая, что добродетели можно научить. В III книге «О благах» Гекатон сообщает, что «только прекрасное и считается благом, ибо прекрасна добродетель и все причастное добродетели, а это все равно что сказать: «всякое благо прекрасно» и «прекрасное и благо равнозначны», что одно и то же; «если нечто есть благо, то оно прекрасно; но оно прекрасно; стало быть, оно – благо». Все блага Гекатон представляет равными, и всякое благо – желанным в высшей степени, не допускающей ни понижения, ни повышения. Все сущее считается или благом, или злом, или ни тем ни другим. Блага – это добродетели: разумение, справедливость, мужество, здравомыслие и прочее. Зло – это противоположное: неразумие, несправедливость и прочее. Ни то ни другое – это все, что не приносит ни пользы, ни вреда, например жизнь, здоровье, наслаждение, красота, сила, богатство, слава, знатность, равно как и их противоположности: смерть, болезнь, мучение, уродство, бессилие, бедность, бесславие, безродность и тому подобное. Так пишут Гекатон в VII книге «О конечных целях». Для него «не есть добро то, чем можно пользоваться как во благо, так и во зло; но богатством и здоровьем можно пользоваться как во благо, так и во зло; следовательно, богатство и здоровье не есть добро». Добродетели у Гекатона все вытекают друг из друга, ибо «кто имеет одну, тот имеет их все, потому что умозрительные основы у них общие». В самом деле, кто добродетелен, тот и в умозрении, и в поступках знает, что он должен делать. А «что должен делать» – это значит: что выбирать, что терпеть, чего держаться, что распределять; «и если он иное делает избирательно, иное терпеливо, иное с распределением, иное с выдержкой, то он будет и разумен, и мужествен, и справедлив, и здравомыслен, причем каждая добродетель подойдет под соответственное разделение, так как мужество относится к терпению, разумение – к тому, что следует делать, и чего не следует, и о чем можно не заботиться, и точно так же остальные добродетели имеют каждая свое достояние. А за разумением следуют добрая воля и понимание, за здравомыслием – устроенность и упорядоченность, за справедливостью – ровность и доброта, за мужеством – постоянство и собранность». Он развивает стоицизм в том направлении, когда «совершенное благо называется прекрасным, потому что оно имеет от природы все необходимые величины, или же совершенную соразмерность». Прекрасное имеет четыре вида: оно справедливо, мужественно, упорядочение и разумно, – ибо именно эти свойства присущи прекрасным поступкам. Точно так же и безобразное имеет четыре вида: оно несправедливо, трусливо, беспорядочно и неразумно. Прекрасным называется то, за что удостаивается похвалы и человек, им обладающий, и всякое благо вообще; иначе же то, что хорошо создано для своего дела; иначе же – то, что дает человеку особенную красоту (именно в этом смысле о мудреце говорится, что он и хорош и прекрасен). Гекатон во II книге «О страстях» пишет, что главные страсти составляют четыре рода: скорбь, страх, желание и наслаждение. Страсти представляют собой суждения: так, сребролюбие есть предположение, что деньги – это благо, и то же можно сказать о пьянстве, о буйстве и т. п. Но Гекатон, в отличие от Эпикура, не считают наслаждение благом, «ибо наслаждения бывают и безобразны, а ничто безобразное – не благо. При этом польза – это движения и состояния, соответствующие добродетели, а вред – движения и состояния, соответствующие пороку». Страсть есть неразумное и несогласное с природой движение души или же избыточное побуждение. Заблуждения вызывают извращение мысли, а отсюда происходят многие страсти, причина душевной неустойчивости. ГЕРАКЛИТ (554-483 гг. до н.э.), философ. «Нельзя войти в одну и ту же реку, ибо на тебя накатываются все новые и новые волны». Это знаменитое изречение античные авторы приписывают Гераклиту, уроженцу Эфеса (М.Азия). Для большинства окружающих он был странным человеком; его называли «Темным» из-за глубокомысленности выводов и речи, насыщенной мифами, символами, метафорами. Как утверждал Диоген Лаэртский, «одежды он носил мягкие и телом был так тучен, что греки его знали не как «Гераклит с Понта», а как «Гераклид с пузом». Взглядом же он был величав и кроток»… Предки Гераклида вели род от Кодра, легендарного царя, основателя Афин. Поэтому эфесцы предложили ему принять участите в управлении государством, а он отказался, ссылаясь на занятость в поисках Истины. Также он отклонил предложение царя Дария Гистаспа, наслышанного о нём, приехать в Персию и ознакомить его с греческой философией. Аристократ по изначальному воспитанию, Гераклит презирал простой народ, считая его «бездумной толпой», и оттого, похоже, рассорился со всем Эфесом. «Дурных — много, и лишь немногие хороши, — говорил он с раздражением, предлагая, чтобы «глупые скрывали своё невежество, нежели обнаруживали его публично, да ещё при исполнении должности». «Наилучшими» он считал только аристократов, способных, по его пониманию, управлять обществом. По словам Диогена Лаэртского, Гераклид, «возненавидев людей, удалился и жил в горах, в неуютной, неприглядной пещере, кормясь быльем и травами», записывая пришедшие на ум «нужные обществу» мысли». На вопрос, почему он так себя ведет, отвечал: «Вам без меня будет лучше болтать всякие глупости». Но если киник Диоген Синопский, который также проводил жизнь отшельником, выказывал неприятие людей, благая цель Гераклита заключалась в поиске Истины, чтобы затем поделиться знанием о ней с людьми, «улучшить такое творение природы как Человек». Именно в это благоприятное для раздумий время он нашел, что «мир не был создан ни Богом, ни человеком, но всегда был, есть и будет вечно живым Огнем, мерно вспыхивающим и мерно угасающим, а Бог – это образ мыслей человека»… У Гераклида не было великих учителей, хотя он слушал пифагорейца Гиппаса и поэта Ксенофана Колофонского, в произведениях которого отвергалось божественное происхождение звёзд, считая их материализованными скоплениями, возвеличивая Единобожие как составляющую Разум. Гераклит считал, что целью жизни каждого свободного эллина является облегчение страданий, которые неизбежно испытывает человек, «проходя через мировую вражду и не будучи в состоянии проникнуться космическим разумом». Судя по всему, именно к такому состоянию стремился и сам Гераклит. В сочинении «О природе» философ признается, что люди считают его затею «темной бессмыслицей», отказываясь от познания Идеи, «ссылаясь на занятость и ничему не веря». По этой причине Гераклит с сожалением отдаёт свой философский труд в святилище Артемиды Эфесской, куда паломники обычно приносили в дар богине самое ценное, чем обладали. Он сказал, что не намерен больше делиться своими знаниями с отвергнувшими его людьми. Что касается ценности его труда, можно поверить Диогену Лаэртскому, который сообщил, что Еврипид дал Сократу сочинение Гераклита и спросил его мнение; Сократ ответил: «Что я понял – прекрасно; чего я не понял, наверное, тоже». Когда Гераклит видел вокруг себя «дурно живущих и дурно поступающих» людей, он плакал, жалея их. За это его прозвали «плачущим философом». Но отрешившись от людского общения, понимая, что «людям свойственно ошибаться», часто злясь и ругаясь за их проступки, которые не увязывались в его философским мировоззрением, Гераклит продолжал жалеть людей за их «неразумие», хотя сильно негодовал, если кто-то не признавал его мировоззрения, насылал страшные кары: «Вы творите непоправимое, как обычные негодяи, хотя я желаю всегда вам лишь добра!». Из-за постоянного недоедания и плохих бытовых условий отверженный обществом философ часто болел. Но при этом никогда не пользовался услугами лекарей, поскольку и их презирал. Он лечился, как подобает философу – «травами и гимнастикой». На шестидесятом году жизни Гераклита одолела водянка. Не доверяя врачам, он занялся самолечением: забрался в бычий хлев, разделся догола и закопался в теплый навоз, надеясь «теплом испарить дурную влагу», и умер несколькими днями позже в великих мучениях. Перед смертью успел сказать кому-то из близких: «Я искал себя всю жизнь»… ГЕРМОГЕН (ок.160 – 222 гг.), ритор. Гермоген из Тарса, знаменитый греческий ритор эпохи т.н. «Второй Софистики», уже в пятнадцатилетнем возрасте вызывал всеобщее восхищение своими ораторскими способностями. Римский император Марк Аврелий привлек его ко двору, однако, когда Гермогену было двадцать четыре года, он простудился и «лишился своих умственных способностей, хотя умер только в старости». Сохранились пять его риторских сочинений, объединенных названием «Искусство риторики»: «О положении», написанное в восемнадцать лет, – об определении пунктов, на которые следует обращать внимание в гражданских тяжбах; «Об изобретении» – правила для составления речей; «О качестве» – об оборотах речи с примерами из ораторов, поэтов и философов; труд о целесообразном применении правил; риторические упражнения. Причем многие написаны им, когда ему не было еще двадцати лет. Ему принадлежат исследования о риторической инвенции, то есть нахождении материала, и теория «достоинств речи», качестве речи или «идеях», начатых еще Аристотелем с его «теории стиля», и Теофрастом. Его трактат «Об идеях» стал одним из основополагающих для всей дальнейшей «византийской теории красноречия». Как определял Лосев А.Ф., «Гермогена интересует ясность и чистота речи, вразумительность, достоинство, значительность и величавость; приподнятость, или блистательность, обстоятельность, отделка и красота; выразительность и характерность; простота и сладость; живость, острословие, свежесть и пленительность слога, скромность, правдивость речи, мастерство. Здесь же несколько отрицательных качеств, таких, как язвительность, грубость, или суровость, резкость и тяжеловесность». Он не может считать речь окончательно завершенной, если в ней отсутствует «красота сама по себе», когда красота состоит из «мыслей, методов и слов». В связи с этим Гермоген требует от оратора сделать речь «красивой», «нарядной», «украшенной», отличающейся тщательностью и «красотой отделки», «яркостью». Это же доступно поэту, который, по его мнению, «по природе своей заботится о значительности и приятности речи, тем самым возвышая то, что по природе своей, скорее, красиво и приятно». Наиболее значительной его работой называют трактат «Риторика», получивший широкое распространение в школьной практике поздней античности и византийской эпохи. Гермоген особое значение придает ясности и чистоте, классическим категориям античной эстетики, связывая с ними «мысли общие всем, всем доступные… понятые, не содержащие… скрытого умысла». Автор трактата, занятый исследованием «мыслей» и «методов» их изложения, прекрасно понимает «чистое слово» как «по природе своей» «не плоское». Поскольку «полную силу» Гермоген видит в «мыслях слова и методах изложения», он находит во «вразумительности» «нечто по природе своей производящее ясность». Не раз Гермоген подчеркивает именно «природное» достоинство того или иного качества речи, чрезвычайно ценя его и понимая, что «мастерство», в отличие от природного свойства, «это другой разговор». Гермоген предостерегает риторов от неразумных увлечений внешними красотами, от неумеренности, которая приводит к «пошлости» и «безвкусице», так же как и от неумеренности употребления «величавых переносов там, где оратора подстерегает немалая опасность». Но «красота» по Гермогену есть «слаженность, соразмерность» и «некоторый особый характер, проявляющийся на протяжении всей речи» и соответствующий ей «как цвет в том или ином теле». На первое место Гермоген опять-таки выдвигает здесь мысль, на второе – метод и только на третье – слово. Если учесть, что цвет в классической греческой эстетике мыслится материальным и неотъемлемым от тела, то станет понятным органическое представление об «особом характере» красоты речи у Гермогена. И Гермоген требует от оратора сделать речь «красивой», «нарядной», «украшенной», отличающейся тщательностью и «красотой отделки», «яркостью». Эта яркость, в зависимости от типа речи, может быть «свежей» и вызывается «сладостной простотой», или красотой «искусного сочетания» слов; но она может быть и «внушительной» в речи приподнятой или блистательной. «Красивое» сочетание равнозначно у Гермогена «сладостному» потому, что оно делает речь похожей на метрическую и вкладывает в нее «приятность для чувств». Сладость в свою очередь – это «украшение простоты», или «некая красота простоты». ГЕРОД (101-179 гг. н.э.), философ. Герод Аттик – греческий оратор, философ и… меценат. У него греческое имя, он утверждал, что является потомком известных афинских правителей и полководцев Кимона, Мильтиада, затем легендарных царей Тесея и Кекропса, ещё Эака, сына Зевса, а значит, самого Зевса-Юпитера. Но биография Герода указывает на принадлежность к римскому роду. Герод родился в Марафоне, небольшом городке в 42 километрах от Афин, где в 490 г. до н.э. произошло важнейшее для Греции сражение между греками и персами. Семья Герода была одной из самых родовитых и богатых в Греции, что вызывало нездоровый интерес со стороны римских императоров. Дедушка Герода, Гиппарх, крупнейший марафонский землевладелец, в своё время разбогател на торговле зерном, маслом и финансовых сделках. Думая о наследниках, он предусмотрительно упрятал значительную часть семейных ценностей в надежный тайник, передав секрет сыну Аттику. Когда по доносу о заговоре император Домициан приказал убить Гиппарха, оказалось, конфисковать было нечего. Время тревог прошло, и Аттик «обнаружил» спрятанное состояние, с помощью которого обрел римское гражданство. Теперь его называли Аттик Вибуллий Тиберий Клавдий. Он женился на состоятельной римлянке Аннии Регилле, что ещё боле упрочило его римское существование. Когда у Аттика родился сын, он дал ему полное римское имя Аттик Вибуллий Тиберий Клавдий Герон, помог получить отличное образование. Герод учился у платоника Кальвисия Тавра, ритора Фаворина и первосвященника Скопелиана. Его учитель Полемон, известнейший в Греции софист, «был так велеречив, что разговаривал свысока с городами, без подобострастия с императорами и на равных с богами». В дальнейшем Герод стал его соперником в «цветистом красноречии», но всегда посещал его лекции. Вскоре Герод стал членом римского сената, после чего император Адриан назначил его наместником Иудеи, богатейшей провинции Рима, откуда, отслужив, он вернулся в Афины. Граждане несколько раз избирали Герода архонтом-эпонимом, главным правителем Афин. Когда император совершил свою вторую поездку в Грецию, он с удовольствием пользовался гостеприимством Герода. В Афинах Герод открыл философскую школу, у него появились собственные восторженные слушатели, обучавшиеся риторике. Позже их имена стали хорошо известны в Греции: Полидевк, Ахилл и Мемнон. В 140 году римский император Антонин Пий («Благочестивый») предложил Героду стать наставником юных Марка Аврелия и Луция Вера, усыновленных, как будущих наследников императора. А через три года Антонин назначил на высшую государственную должность Римской империи – консула. Судя по отзывам современников Герода, он пользовался большой популярностью и даже любовью граждан Греции и Рима. Герод занимался сочинением философских трудов; сохранился лишь «О государственном устройстве». По свидетельству софиста Филострата (II в.), «его речь похожа на золотой песок, сверкающий в серебристом водовороте реки»… Вот что сообщает софист Александр Селевкийский: «Грядущие философы, которых культура эллинская ревностно растит, за избранными сходятся столами, порою говоря о превосходных занятьях софистических, а также занятьях обольстительных, любовных… Они нетронутыми оставляют кубки и размышляют о великой славе, чудесной славе Аттика Герода. Кто из софистов мог мечтать об этом счастье? Что ни замыслит он и что ни совершает, все эллины за ним последуют уже без колебаний, уже без обсуждений, без полемик; уже никто из них не выбирает, – уже и только следует за ним»… Помимо вклада в философию, Герод серьезно занимался благотворительностью. В Греции он прославился» строительством общественных зданий и сооружений, употребляя на эти цели большие собственные средства. Благодаря настойчивым усилиям Герода в Афинах появился чудесный Одеон – крытый театр для музыкальных представлений, построенный им в память умершей жены. Он финансировал ещё возведение атлетических стадионов в Афинах и Дельфах, театра в Коринфе, общественных термальных бань в Фермопилах, его усилиями в Александрии (Египет) появился городской водопровод, также Нимфей, святилище нимф, с водопроводом на Пелопоннесе в Олимпии. ГЕРОДОТ (484-425 гг. до н.э.), писатель. Геродот из Галикарнаса (М.Азия) принадлежал к знатному роду. В юности увлекался чтением Гомера, но в бессмертных поэмах его более привлекали фантастически красочные описания чужеземных стран, позволявшие заглянуть в новый неизведанный человеческий мир. По молодости, Геродот заинтересовался политикой, проявлял себя дерзко, активно конфликтуя с режимом тиран Лигдамиса. В 455 г. до н.э., после того, как узнал, что готовится его убийство, Геродот оставил отчий дом и отбыл на Самос. Здесь он прожил более десяти лет, задумался о разнообразии мира, отсюда отправлялся в путешествия по Греции и чужеземным странам. И везде не забывал записывать свои «путевые заметки». Во время путешествий Геродот основательно изучил прибрежные области и острова Малой и Передней Азий, Египта, Кирену, Сицилию, Сирию, Финикию, Кипр. Он посетил страны в районе Геллеспонта и Понта Эвксинского (Черное море, где услышал о скифах). Наконец, он появился в Афинах, где сдружился с правителем Периклом и поэтом Софоклом. В доме Перикла он знакомится с кругом философов, которые пробудили в нем интерес к законам гражданского общества, власти. Как человек деятельный, он принял предложение Перикла участвовать в колонизации Фурии (Юг Италии), куда отбыл в 444 году вместе с другими колонистами из бедных афинских семей. Здесь Геродот провел последние годы жизни, давшие миру «отца греческой истории». В Фуриях он подвел итог своих многолетних путешествий и наблюдений, начав «Изложение событий», где описал события, произошедшие в Греции и вокруг неё и, главное, осветил проблемы мира, войны и выбора разными народами собственного исторического пути. В работе Геродот использовал не только свои наблюдения, но и широко – сведения древних историков, в том числе, Гекатея. Правда, не всегда доверял им. Впоследствии объемный труд Геродота попал в Александрийскую библиотеку, где переписчики разделили его на девять книг под общим названием «История», и каждую назвали именем одной из девяти муз. Сочинение начинается словами: «Нижеследующие изыскания Геродота Галикарнасца сообщаются для того, чтобы от времени не изгладились из нашей памяти деяния людей, а также, чтобы не были бесславно забыты огромные, удивления достойные подвиги, исполненные частью эллинами, частью варварами, главным же образом для того, чтобы не было забыто, по чьей вине возникла между ним война». Увы, болезнь помешала Геродоту завершить задуманное в полном объеме; в 428 году он написал: «Все высокозадуманное сочинение осталось обломком»… В итоге сочинение выглядит только как история греко-персидских войн за период в триста двадцать лет – от персидского царя Гигеса до сражения греков с персами при Микале в 479 году до н.э. Истины ради, следует сказать, что Геродоту нельзя полностью доверять, ибо нередко он описывает то, чему, наверно, и сам не верил: «египетские кошки прыгают в огонь», «скифы опьяняют себя дымом», «у жрицы Афины растет густая черная борода», «у эфиопов семя черное», «Альпы – это река, а Навуходоносор – женщина»… и т.п. Он грешит с цифрами потерь в сражениях, обычно занижая число убитых эллинов на фоне огромных потерь персов. Это можно назвать патриотизмом, как и то, что историк заявляет о беспримерном героизме эллинов, умаляя или вовсе умалчивая о достоинствах их врагов. У него есть герои-«любимчики», которым он явно симпатизирует. Зато мимо него не проходят такие «мелочи» как нравы, верования, характеры отношений царей с народом, мужчин с женщинами; он подробнейшим образом сообщает интересные сведения о литературе, науке, философии, искусстве. Геродот читал главы своей «Историю» во время посещения греческих городов, и в Олимпии, куда на время Игр пришли представители со всей Эллады. Здесь он прославился! В Афинах чтение «Истории» настолько всем понравилось, что оратор Анит предложил наградить Геродота огромной суммой – десять талантов* (*1 тал=26,2 кг сер.)! По легенде, его «Историю» слышал мальчик Фукидид, ошеломленный, он заплакал и поклялся посвятить свою жизнь истории. Фукидид стал великим историком. Человечество благодарно Геродоту за то, что от него мир узнал о значительных событиях в истории Греции, что позволило в дальнейшем появиться настоящей греческой историографии. И пусть никто не возражает против слов Геродота, что «…история делается людьми, но боги при этом или помогают, или мешают». ГЕРОФИЛ (III в. до н.э.), врач. Выдающийся греческий философ и врач Герофил из Халкедона (Вифиния), ученик Праксагора и приверженец Гиппократа. Герофил был первый в истории античной медицины, кому были дозволены анатомические исследования на человеческих трупах, хотя религия это запрещала. Герофил жил в Александрии в царствование Птолемеев, первых эллинских правителей Египта (ок.285 г. до н.э.). В Египте он основал т.н. Александрийскую медицинскую школу, где читал лекции, мечтая об анатомических исследованиях. Царь Птолемей Лаг разрешил ему вскрытие трупов и даже предоставлял для этого живых преступников, приговоренных к смерти. При этом врач проявил особый интерес к изучению деятельности мозга, нервной системы, сосудов, внутренних органов и глаз, сделав ряд важных открытий. Он анатомировал глаз и дал хорошее описание сетчатки и оптических нервов. Препарировал головной мозг, мозжечок и оболочки головного и спинного мозга. Он вернул мозгу почетную роль органа мышления, заявив, что мозг является средоточием умственных способностей человека. Герофил первый разделил нервы на сенсорные и моторные и отличил черепные нервы от спинных. Он связывал происхождение движений с нервами, а параличи, по его мнению, выявляются в результате потери чувствительности или произвольных движений, либо тех и других. Установил различие между связками, сухожилиями и нервами, которые, по его мнению, «являются продолжением белой субстанции спинного и головного мозга»; проследил связь нервов с головным и спинным мозгом. Различил артерии и вены, определил, что функция артерий заключается в переносе крови от сердца к различным частям тела, и фактически открыл циркуляцию крови. Герофил впервые обратил внимание на существование лимфатических узлов, но принял их ошибочно за железы. Анатомировал яичники, матку, семенные везикулы и предстательную железу, изучал печень, двенадцатиперстную кишку и поджелудочную железу. Герофилу приписывают авторство таких дошедших до нас терминов, как простата, диастола, и систола. Следуя догадке Праксагора, он заметил зависимость пульсации сосудов от деятельности сердца, став, таким образом, основателем учения о пульсе человека. Включил в диагноз снятие пульса, использовав для измерения его частоты, хотя и громоздкие, но водяные часы! В области практической медицины Герофил уделил большое внимание действию лекарственных препаратов, изготовленных из трав по методике восточной медицины. Он ввел много лекарственных средств, положил начало учению о специфическом действии лекарств. В сочинении «Диететика» он подчеркивал значение рациональной диеты и гимнастических упражнений для здоровья, утверждая, что «без здоровья и мудрость незавидна, и искусству нечего показать, и сила ни на что не способна, и богатство бесполезно, и красноречие бессильно». А когда он писал труды, работал и делал опыты, и многие результаты не совпадали со взглядами Аристотеля, современники их игнорировали. Прошло два тысячелетия, прежде чем догадки Герофила и его последователя Галена утвердились в умах европейских ученых. Он писал труды по врачеванию болезней, диагностике и прочим областям медицинской практики. Им была написана «Анатомия», к сожалению, утерянная, но упоминания о сочинении имеются в трудах последующих античных врачей – Галена и Цельса. Благодаря трактату Цельса «О медицине» в значительной мере возрождена слава Герофила как первооткрывателя «внутреннего мира человека». Греческий врач Герофил, в деятельности которого присутствует работа разума, вечно неудовлетворенного и беспокойного, очищенного от страстей и мифов, возвысил анатомию до уровня, который – если не считать Галена – будет достигнут вновь не раньше Возрождения. *** Известен анекдот о враче Герофиле. К нему пришел знакомый софист Диодор, у которого было вывихнуто плечо. Диодор умолял, чтобы врач побыстрее избавл его от недуга. Зная о «таланте» Диодора говорить необыкновенно затейливо, Герофил, якобы, сказал ему: «Твоё плечо, Диодор, либо вывихнулось в том месте, где оно было, либо, в котором не было; но не в том, котором было, и не в том, в котором не было; значит, оно не вывихнулось». ГЕСИОД (850-780 гг. до н.э.), поэт. Легенда гласит, как однажды в поэтическом состязании Гомер уступил Гесиоду, и «царь Панед увенчал победителя золотым венком, за то, что его стихи призывают к миру и земледелию, а не к войне и побоищах»… Привлекательная картина! Но, судя по всему, не соответствует реальности, поскольку Гомер жил, по крайней мере, за столетие до Гесиода. Гесиод родился в Кимах (Эолия, М.Азии), в семье крестьянина. Измученный бедностью, отец с женой и детьми переселился в Аскру, близ Феспия (Беотия), где мальчик со старшим братом Персеем пасли чужой скот. У поэта остались не очень сладостные воспоминания об этом периоде, когда «было тягостно зимой, непереносимо летом, никогда – не приятно», и где он «впервые ощутил гнёт могущественной знати». Зато пока шкодливые козы отдыхали, мечтательный пастушок бродил по склонам зеленеющих холмов, во весь голос декламировал свои первые робкие стихи. Мальчик наивно верил, что однажды встретит божественных муз, которые обласкают его и одарят. Благо их обитель находилось совсем рядом, на горе Геликон у Феспия. Здесь же находился «Конский родник», легендарный источник с удивительно прозрачной водой, названный так из-за того, что некогда Пегас ударил в этом месте копытом – и забил родничок… Это в его водах Нарцисс видел свое отображение… После смерти отца дом и крестьянское хозяйство досталось Персею. Рассорившись с ним по поводу наследства, Гесиод покинул Аскру и поселился в Навпакте, недалеко от Коринфа. Чтобы не умереть с голоду, он стал рапсодом, странствующим певцом и в этой роли вместе с товарищами по искусству посетил много греческих городов. Он настолько увлекся этой профессией, что стал собирать и заучивать эпические тексты из древнегреческой мифологии, знакомые с детства каждому эллину. Тогда же у него появилась мысль написать «родословную богов», – и родилась «Теогония», «порождение мира богами и жизнь богов до заселения Олимпа». Это было сложное произведение, мало похожее на общепринятую в Греции классическую поэзию. Главное, что уяснил для себя в ней Гесиод, – «что в начале всей жизни был Хаос»… Гесиод определил, что в жизни людей существовало пять поколений – от «Золотого Века» до «Железного». Он грустит о «Золотом времени Кроноса» и тяготится «Веком Железным», в котором властвуют подлость, нищета и буйство испорченных нравов. Но поэт верит в Добро и крахе Зла. И всё же, увлеченный теогонией, Гесиод первым из мудрецов назвал «Небо мирозданием, а землю – шаром», а в философии он стоял у истоков античной этики. В этом можно убедиться, ознакомившись с другим его поэтическим произведением «Труды и дни» (828 стихов), адресованным Персею: безудержно растратив отцовское имущество в развлечениях, брат обратился к Гесиоду за помощью. Хотя можно предположить, что Персей всего лишь литературный персонаж, а не ближайший родственник, но, в любом случае, поэт внушает своему герою и, через него, остальной молодёжи истины о честности, трудолюбии, порядочности, даёт полезные для жизни советы и рекомендации. Поэта омрачает действительность, в которой живут люди, особенно крестьяне. Удивительно, но особенно много едких упреков досталось женщинам, которых Гесиод или не любил вообще, или однажды, женившись, «обжегся» и потому изменил к ним своё доброе отношение. По его мнению, «лучше бы вовсе отказаться от женщин»! Но поскольку мужчине тяжело одному идти по жизни, ему, волей неволей, нужна помощница, особенно под старость. Поэт предлагает «жениться не раньше тридцати лет; детей иметь не больше одного, иначе придется делить имущество на всех». *** Согласно легенде, в предчувствии смерти Гесиод обратился к Зевсу с просьбой даровать ему вторую молодость. Но не для того, чтобы снова прожить ещё раз свои годы, возможно, с большим удовольствием. А для того, чтобы «обойти все земли и поделиться народами накопленной мудростью, научить людей справедливости и добропорядочности». Зевсу его идея пришлась по душе, и он превратил Гесиода в юношу. Но старику с юным сердцем не повезло: в Халкиде он встретил красивую девушку и неожиданно влюбился. Братья не позволили иноземцу встречаться с сестрой, а когда он воспротивился, убили его и бросили в море… ГИПЕРИД (389-322 гг. до н.э.), оратор. Гиперид – один из десяти лучших ораторов Аттики. Никто не стремился к ораторской карьере с большим рвением, чем он, и в то же время никто из ораторов не мог соперничать с ним в любви к родине, патриотизме. Гиперид сначала был логографом, или человеком, готовившим для спорящих сторон судебные речи, которые сочинялись им не столько, чтобы пояснить суть дела, а сколько польстить политическим страстям судей, порой невежественным, но чутким на лесть простым гражданам и, безусловно, повлиять на их решение в свою пользу. Молодой Гиперид вначале учился философии у Исократа и, также уверяют, у Платона. Затем решил, что ему по силам политика. Из политических речей Гиперида самая ранняя – речь, обвиняющая стратега Автокла в измене (360 г.), затем было выступление против продажности Филократа, который сбежал из Афин (343 г.); его «Эпитафия», или «Загробная речь» в память афинских воинов, павших в бою под Ламией (323 г.), интересна как литературное произведение, очень искреннее по сути и содержанию. Политические увлечения не мешали судебной практике Гиперида. Процессы над государственными преступниками, наследственные дела и хозяйственные споры, иски против спекулянтов съестными припасами, уличение в безнравственных поступках, разбирательства по оскорблениям словом и делом, иные тяжбы – везде блистал Гиперид. Его речи отличались превосходным владением искусства речи, в них обычно присутствовали непринужденность, простота изложения и свободное построение предложений, что видимо нравилось уточненным знатокам судебного права. Он охотно пользовался меткими выражениями, которые в изобилии находил в народном разговорном языке. На судебных заседаниях он говорил, что «для благоденствия людей нужно, чтобы силу имел голос закона, а не гнев какого-либо человека, чтобы свободные люди опасались улик, а не обвинения». Его публичные выступления содержали всё, что нужно было для покорения избалованных ораторством афинян: свобода и естественность речи, тонкая диалектика, такт и знание характеров людей, сдержанное изящество. Считают, что Гипериду принадлежат семьдесят семь государственных речей, из которых сохранились только шесть – в защиту Эвксениппа, Демосфена, Ликофрона. Его успехи адвоката и судебного оратора, безусловно, давали прекрасную возможность зарабатывать на роскошную жизнь, к которой он тяготел с юности. Гиперид быстро разбогател, но не забывал помогать городу не только красноречием, – и деньгами: он содействовал снаряжению боевых кораблей-триер против македонского царя Филиппа, подошедшего к Византию. Царь Филипп, убежденный в том, что «осел с золотом на спине пройдет через любые стены осажденного города», не раз пытался подкупить дерзкого оратора – безрезультатно. Он продолжал нападать на Филиппа, обвиняя в попытке подавления в Греции демократических свобод. Гиперид же говорил афинянам: «Смотрите не на то, что резок ли я или нет, а на то, что я резок безвозмездно». Говорили, будто после смерти матери он выгнал из родительского дома ее сына Главкиппа, чтобы поселить там свою возлюбленную гетеру Миррину. Он же содержал ещё двух любовниц: Аристагору в Пирее и фивянку Филу, выкупленную за большую цену из рабства, которую поселил в своем элевсинском имении. К тому же он очень любил вкусно поесть и выпить дорогого вина. Общеизвестный факт, что Гиперид ежедневно совершал прогулку на рыбный рынок, чтобы лично выбрать и купить то, что предстояло ему съесть в этот день, не доверяя это важное дело слугам или рабам. Приняв сторону антимакедонской партии, что было опасно во время наместничества Антипатра в Греции, Гиперид сблизился с Демосфеном, одним из лучших ораторов своего времени. Разгромив Фивы, молодой царь Александр потребовал выдачи ему главных «возмутителей» – афинских деятелей, среди которых числился и Гиперид. На первый раз все обошлось, но его враждебное отношение к Македонии послужило причиной преследования Антипатром обоих политиков – Демосфена и Гиперида: в результате Демосфен сбежал на остров Калаврию в храм Посейдона, где принял яд цикуты. После смерти Демосфена Гиперид возглавил афинских патриотов в сопротивлении македонянам. Когда неожиданно умер Александр, он открыто радовался со многими сторонниками по партии, принял участие в антимакедонском восстании. После поражения Гиперид бежал в Эгину, где по приказу Антипатра был схвачен и казнен. Тело его бросили без права погребения. По одним сведениям, Гипериду перед казнью вырезали язык, по другим – он, будучи схвачен, сам откусил себе язык, чтобы не выдать никого и ничего. ГИППАРХИЯ (IV в. до н.э.), философ. Гиппархия, сестра философа Метрокла из Маронеи, дочь богатых родителей. Она часто сопровождала брата на занятия у нищего киника Кратета, увлеклась философией и сделалась его ученицей. Более того, она влюбилась в него! Родители девушки мечтали выдать её замуж за человека своего круга, а она решительно отказывала всем женихам и обещала наложить на себя руки, если родители не разрешат поступить так, как велит её любящее сердце. Кратет был гораздо старше её и некрасив, к тому же любовь, как и семейная жизнь не привлекала его. Родители Гиппархии знали это и попросили Кратета повлиять на свою ученицу. Понимая родительские чувства, он пришел к ним в дом, проявил нужное терпение, убеждая девушку в невозможности совместной жизни, настаивал, чтобы она уделяла внимание философии, – «если, в самом деле, интересуется ею, а не притворяется»… Убеждал, что «философия не приносит материальных благ ее носителю, а лишь очищает испорченную обществом душу». Ничего не помогало! И тогда он «встал перед ней, сбросил с себя заношенный дорожный плащ, обнажив спину, украшенную горбом, и, положив на землю суму с палкой, объявил девушке: «Это весь мой домашний скарб! Перед тобой красота твоего избранника; теперь же хорошо обдумай свое решение, чтобы потом не раскаиваться! Если хочешь быть со мной, – не станешь ли ты тем же, что и я?». А Гиппархия в ответ бросилась к его ногам, стала покрывать их поцелуями, говорила: «Я все давно обдумала, как следует, и как следует, взвесила – нигде я не сумею найти мужа ни богаче, ни красивее; возьми меня и веди, куда захочешь, – я буду всегда с тобой!». Философ Кратет оказался побежденный чувствами девушки, он ушел из ее дома с Гиппархией. Римский писатель Апулей в книге «Флориды» пишет, что киник привел девушку в портик, где обычно читал лекции и ночевал, «и там, в людном месте, средь бела дня, у всех на виду лег рядом с нею; тут же на виду у всех он лишил бы ее невинности, которую с самообладанием, не уступавшим его собственному, предлагала ему девушка, если бы Зенон не растянул свой драный плащишко и не защитил учителя от любопытных взоров людей, стоявших вокруг». Родители Гиппархии рассердились на дочь и отказали ей в содержании, но её вовсе не тяготило их решение. Ученица теперь жила рядом со своим учителем, хотя действительно семейная жизнь в бытовом плане сложилась у них не легкой. Супруги не имели постоянного жилища, ночевали в домах друзей, а то и просто где-либо на улице чужого города, куда их привели дороги странствующих философов. Нередко у них не было продуктов, они голодали, но подобные обстоятельства не омрачали их взаимной любви. Для Кратета Гиппархия стала не только любящей женой, но и деятельным помощником. Разделив с мужем тяготы семейного быта, они духовно обогащали друг друга. От их любви родился сын Пасикл. Когда Гиппархия носила его под сердцем, она говорила, что «беременность – естественный природный процесс», поэтому не считала нужным прерывать свои гимнастические упражнения, к которым привыкла. Она и сына купала обычно в холодной воде. Однажды на пиру у Лисимаха Гиппархия вызвала на диспут Феодора, известного философа по прозвищу «Безбожник». Она спросила его: «Если в чем-то нет дурного, когда это делает Феодор, то когда это делает Гиппархия, тоже в этом нет дурного?». Феодор сказал: «Да». Гиппархия продолжила: «Когда Феодор ударит Феодора, в этом нет дурного?». Феодор опять подтвердил её слова. «Стало быть, когда Гиппархия ударит Феодора, в этом тоже нет дурного?». Феодор не нашелся, чем её ответить. И пока он раздумывал, Гиппархия ударила его по лицу. Ошеломленный её выходкой, философ не нашел слов и только разодрал на груди плащ, обнажив свои мужские «достоинства», предполагая, что женщина устыдится и убежит. Но Гиппархия не смутилась и не оставила это необычное философские «ристалище». Об этом «споре» скоро узнала вся Греция; одних её поступок возмутил, других – восхитил. Диоген Синопский прислал послание: «Я восхищен, женщина, твоей страстью к философии и тем, что ты примкнула к нашей школе, суровость которой даже многих мужчин отпугнула. Постарайся же и конец сделать достойным начала. Я уверен, что так оно и будет, если не отстанешь от своего супруга и нам, учителям философии, будешь почаще писать». Это лишь один эпизод из жизни Гиппархии, женщины-философа с необычной судьбой. ГИППИЙ (V в. до н.э.), философ. Гиппий из Элиды (Пелопоннес) считал себя философом, которого любили и почитали многие эллины. Зато сами философы так не считали, они называли его «продажным философом», что он только софист, то есть, «учитель философии». Сократ, Платон, Аристотель не любили софистов, заявляя, что они «оскорбляют философию, мнимой мудростью». Аристотель ругал их за то, что они «не искали истины и не учили ей, а лишь стремились преподаванием философии обеспечить свое сущее, … искали корысти в науках». В то же время многие представители античного просвещенного общества считали софистов самыми авторитетными знатоками философских наук, мастерами мудрого красноречия, и поэтому охотно тянулись к ним в надежде приобщиться к философии, оплачивая их услуги значительными гонорарами. Не надо забывать, что большинство философов, к которым за знаниями тянулись люди, вели себя странным образом, не желая иметь учеников, вызывая удивление или даже раздражение. А софисты на этот счет были людьми более покладистыми. Но, какие бы ни были отношения софистов с философами, носителями мудрости, надо полагать, своими усилиями они вносили реальный вклад в развитие греческой философской науки. Хотя бы тем, что заставляли философов спорить с ними. Для своего времени, ограниченном существующими познаниями мира, Гиппий олицетворял «многознание»: он преподавал астрономию и музыку, внес самобытный вклад в геометрию, состязался с поэтами в престижных конкурсах, музицировал и ораторствовал, читал в городских школах лекции по литературе, этике и политии. Писал сочинения по истории, заложил основы греческой хронологии и составил в связи с этим список победителей на Олимпийских играх. Он вел странствующий образ жизни, останавливаясь на временное жительство там, где нуждались в его преподавательских услугах. В Олимпии с успехом выступал с речами в портиках храма Зевса, откуда о нем пошла слава, как о философе, а не софисте. Гиппию действительно были присущи качества настоящего зрелого философа. Он ненавидел людей, способных обмануть ближнего своего, схитрить, словчить, причинить зло. Но бороться с этим явлением Гиппий хотел через философию – добром и убеждением, ибо «только человек может знать, что такое Добро и Зло, однако человеку свойственно ошибаться». На родине, в Элиде, Гиппия знали и уважали за ум и находчивость. Граждане нередко использовали его в качестве дипломата на переговорах с представителями иноземных государств. Он говорил о себе, что «помимо необыкновенной мудрости обладает знаниями многих ремесел и искусств»; хвастался, что может сам приготовить все, что требуется для одежды и украшений щеголя. А Сократ утверждал: «Гиппий заносчив, крайне самоуверен, говоря о своей мудрости». По любому предложенному ему вопросу Гиппий мог говорить долгую обширную и связную речь; не зря в Греции говорили о нём, как о «Всемогущем и Всезнающем». Поэтому Платон посвятил ему две книги, высмеяв в них его «суетность и хвастовство мудростью», упомянув о замечательной памяти. Гиппий ценил своё умение говорить: «Прекрасно и ценно: уметь выступить с хорошей, красивой речью в суде, совете или перед иными властями, к которым ты ее держишь; убедить слушателей и удалиться с наградой, не ничтожнейшей, но величайшей – спасти самого себя, свои деньги, друзей. Вот чего следует держаться, распростившись со всеми этими словесными безделками»… Платон показывает Гиппия заносчивым и крайне самоуверенным, он измеряет мудрость количеством заработанных в ходе обучения денег и потому считает себя мудрым. Он рекомендует себя наилучшим учителем добродетели. Но Гиппий всё же оставил свой «след» в греческой философии, противопоставляя законы природы, как естественные, искусственным законам общества. Он утверждал, что «закон – тиран человечества», опровергал значимость государственных законов, считая их насилием над отдельным человеком. Поэтому ставил в центр мировоззренческих изысканий проблему человека как гражданина полиса, способного принимать самостоятельные решения, основываясь при этом исключительно на собственное мнение. Когда Гиппия спросили, что для него считается самым лучшим, он ответил: «Самое лучшее для всякого человека во все времена и во всех странах — пользоваться богатством, здоровьем и уважением среди греков, дожить так до старости и, отдав с честью своим родителям последний долг, быть похороненным своими потомками с тем же великолепием». ГИППОКРАТ (460-356 гг. до н.э.), философ, врач. Имя Гиппократ означает с греч. «Укротитель коней»; никто не скажет, сколько необъезженных коней он усмирил, но с человеческими недугами врач Гиппократ с о.Кос справлялся неплохо, и это неоспоримый факт! Аристотель, скупой на похвалы философ, посвятит ему такие слова: «Можно сказать, что он высок не как человек, а как врач, которого любой может превзойти ростом». В роду Гиппократа мужчины поколениями шли во врачебную профессию, считая своим легендарным предком бога Асклепия. Не стал исключение и Гиппократ, но в юности помимо семейных тайн врачевания он познавал философские науки у Геродика из Селимбрии (Пропонтида), написавшего первый в медицинской истории труд о правилах гигиены; затем у Демокрита из Абдер и софистов – Продика Кеосского и Горгия Леонтидского. Учеба прервалась после смерти родителей, после чего молодому человеку пришлось врачебным ремеслом зарабатывать на жизнь. Гиппократ стал периодевтом, или странствующим врачом, лечил простой народ, переезжая из города в город. Он работал в Афинах, посетил города Малой Азии, бывал в Скифии и Ливии, и везде занимался не только врачебной практикой, но и собирал сведения о лекарственных растениях, методах излечения болезней, анализировал, делал выводы. Точных сведений об обстоятельствах его жизни не сохранилось, поэтому вся биография Гиппократа растворилась, в основном, в преданиях и легендах. Но магия его имени оказалась настолько велика, что из семидесяти двух работ по врачебному искусству «числятся» за ним, хотя, возможно, добрая половина принадлежит его сыновьям, Фессалу и Дракону, да ещё зятю Полибу, тоже известному в античности врачу. Из бесспорных трудов Гиппократа (их не больше шести) называют знаменитые «Афоризмы», содержащие основу всей античной врачебной науки. «Афоризмы» – самый читаемый, комментируемый и цитируемый трактат «Гиппократовой этики», в котором описывается врачебная практика, объясняются такие понятия, как «режим при болезнях», «очищение», «лечение противоположным», «значение привычек», «излишество», уделено внимание «очищениям сверху и снизу», прогностическим признакам, влиянию «тепла и холода» на здоровье. Он говорит о болезнях, освобождая их от религиозного подхода, практиковавшегося с древности. Гиппократ старался больше полагаться на свежий воздух, рвотное, припарки, мази, массаж и гидротерапию, предлагая во многих случаях диету и гигиенические мероприятия. Он впервые обратил внимание, что климатические и погодные проявления влияют на состояние человека – отсюда, болезни, если вовремя не принять меры. Понял различие переносимости болезней в зависимости от возраста и пола. Древнегреческие врачи дали повод одной из отрасли своей медицинской науки превратиться в современную хирургию* (*с греч. «ручная работа»). Гиппократ был не только замечательным врачом, он ловко владел иглами для зашивания ран и пункции, удалял глазные катаракты. Ему были подвластна трепанация черепа, лечение плечевых вывихов и косолапости, переломов, удаления камней в мочевом пузыре, грыжи, методов ампутации и протезирования. Но хирургическое вмешательство он считал вынужденным, пропагандируя здоровый образ жизни и предупреждение болезней. Гиппократ постоянно изобретал и усовершенствовал рабочие инструменты и приспособления, многие из которых остались до сегодняшнего дня почти в неизменном виде: клещи и пилы для костей, скальпели и различные операционные ножи и ланцеты. Немало усилий тратил Гиппократ, чтобы убеждать своих коллег честно относиться к исполнению врачебного долга. В каждом труде он непременно обращался к ним с призывами о порядочности, милосердии и ответственности. А разработанная им врачебная этика, известная как «Клятва Гиппократа», сохранила злободневность и для современных врачей. После каждого выпуска в медицинских учреждениях звучат его слова в качестве «морального Кодекса врача», определяющего отношение к пациенту. В Кодексе есть такие слова: «…Итак, если я исполню эту клятву и не нарушу ее, пусть мне будет дано наслаждаться жизнью и моим искусством, навеки пользуясь уважением людей. Зато, если ее нарушу и совершу клятвопреступление, пусть будет обратное». ГОРГИЙ (483-375 гг. до н.э.), философ. Философа Горгия из Леонтин (Сицилия) можно считать «героем своего времени», ибо именно он осмелился опровергнуть общепринятое учение самого Парменида Элейского о «Невещественном Бытие» – термин, обозначающий все существующее в природе, а не только ее материальную суть. Дерзкий сицилиец утверждал, что «нет ни бытия, ни небытия… даже, если предположить, что бытие существует, то его все равно невозможно признать и выразить в словах, так как мышление и бытие – совершенно разные вещи… Если сущее и постигается, оно неизъяснимо другому»… По Горгию, выходило, нет истины, а раз её нет – всё ложно! То есть, представления человека об окружающем мире, все моральные ценности, которые накопило человечество, ложны или условны, ибо «являются лишь искусственными построениями людей, не имеющими ничего общего с какой-то незыблемой абсолютной истиной, каковой просто не существует». Вначале Горгий занимался врачеванием, а в философских поисках следовал учению Эмпедокла из Акраганта. Затем проповедовал абсолютный скептицизм, на почве которого вывел три замечательных парадокса: «Ничего не существует»; «Если бы что-либо существовало, то оно было бы непознаваемо»; «Совершенно нет никакого бытия». Он отвергал влияние божественных сил на природу человека, пытаясь объяснить природные явления физическими процессами, и верил в переселение душ. Современники Горгия не сразу рассмотрели в нем философа, они увидели в его труде лишь полемическую пародию на существующую элейскую метафизику или же рассматривали его философские усилия как шутливое риторическое упражнение, цель которого – придать видимость вероятности заведомо абсурдным положениям. Но по сути, это был вызов, приглашение философам подвергнуть сомнению вроде бы вечные, непреходящие истины, призыв отказаться от догмата в пользу провозглашения идеи относительности знаний. Поэтому Горгий вошел в историю философии как автор сочинения с парадоксальным названием «О том, чего нет», или «О природе». Платон посвятил ему один из диалогов, а Филострат, писатель с Лемноса (I в.), назвал Горгия лишь «отцом риторики». Действительно, Горгий приобрел на Сицилии широкую известность благодаря своим поэтизированным речам в частных собраниях и открытой им школе для молодежи, где обучал риторике, красноречию, получая, порой, огромные гонорары. Знаменитый афинский оратор Исократ и киник Диоген из Синопа считали его своим учителем, который поражал умением говорить без подготовки «за» и «против» на любые темы, применяя убедительные аргументы в том и другом случае. Горгий первый разработал приемы риторической художественной прозы, используя для повышения ее психологического воздействия на слушателей поэтические приёмы. Свои выразительные речи он украшал оригинальными сопоставлениями, подбирал необычные фразы, рифмуя их окончания, словно в поэтическом произведении. Его необычный метод обучения сводился к тому, чтобы молодой человек мог свободно овладеть разговорной и продолжительной речью. Утверждая ложность всякого знания, Горгий придавал самодовлеющее значение Слову, с помощью которого, по его мнению, «можно доказать кому угодно что угодно», что, владея искусством речи, можно разрешить все проблемы. Он часто говорил о добродетели, но не желал, чтобы его называли «учителем добродетели», ибо он «учит только, в чем состоит добродетель, не вникая в её суть». Его предмет, красноречие, представляется диалектическим искусством, служащим произвольному утверждению или отрицанию, то есть, искусством убеждать человека независимо от понимания дела. В 427 году, будучи в преклонном возрасте, Горгий посещает Афины, где ему оказали восторженный приём, как модному оратору и учителю риторики. Он выполняет даже несколько дипломатических поручений афинян, обретая новый вид славы. После Афин Горгий отправился по городам Греции, откликаясь на призыв их жителей насладиться его поучительными речами и философскими уроками. В 392 году он появился в Олимпии во время 92-х Игр, где обратился к эллинской нации с призывом прекратить воевать друг с другом, объединиться против Персии – «пока не поздно». Последние годы Горгий жил в Ларисе (Фессалия), где размышлял о прожитых годах и наставлял молодежь на мудрость. Как утверждали его современники, «Горгий дожил до ста восьми лет, но его тело не было ослаблено дряхлостью; до самого конца он находился в добром здравии, а его чувства были остры, словно у юноши»… ДЕМЕТРИЙ ГАЛИКАРНАССКИЙ (ок. I в. н.э.), ритор. Грек Деметрий из Галикарнаса содержал в Риме риторскую школу, преподавая красноречие, занимаясь теорией ораторской речи. В его школе изучались т.н. «образцовые» речи, или эпидексисы (эпидектики), которые не предназначались для какого-либо конкретного государственного или судебного дела, но должны были продемонстрировать опытность и дарование оратора в стиле произношения – «декламация для чтения». Темы речей обычно касались политики и юридических наук. После Платона и Аристотеля в истории греческой культуры закончился период классики, когда эллинистическая риторика потребовала большое число стилистических явлений. Она стала изучать сочетания слов, разрабатывала учение о качествах речи, продолжала заниматься проблемами тропов, фигур, стилей некоторых трактатах. После успешных завоеваний Александра Македонского на Востоке проявилось увлечение риторизмом, изысканностью выражений, сложными фразами, «цветами красноречия». Эта манера речи называлась «азианским стилем» по месту его возникновения и процветания в Малой Азии. Представители этого стиля проповедовали пафос, подъем, экзальтацию. Однако ему противостояли сторонники классических образцов и строгости речи. Этот стиль, в противоположность азианскому, стал называться аттическим, а его представители – аттицистами. Они проповедовали утонченную образность и интеллектуальность и чистоту речи. Таким представителями аттического направления был Деметрий Галикарнасский – автор книги о стиле речи с превосходными примерами из литературных трудов античности, часть которых оказалась утраченной. Деметрий основывает свою теорию на метрическом строении прозы и ее чисто словесной форме, хотя его интересует форма в более широком смысле – вместе с идейным содержанием. Главным в его учении является теория четырех стилей, вместо обычных трех. Он вводит такие понятия, как «простой (скудный)», «возвышенный (торжественный)», «изящный (гладкий)» и, наконец, «мощный (сильный)». Он пишет о «скудном» стиле: «Главное для скудного стиля – это ясность, причем ясность не исключает повторения и возврата к началу речи, так как краткость скорее делает речь изящной, чем ясной… Закругленная и не слишком растянутая фраза более доступна для слушателя, который уподобляется путнику на дороге, где встречается много приметных природных знаков и мест для передышки, что лишает дорогу однообразия». В «мощном» стиле Деметрий выделяет содержательную сторону, так как здесь важна сильная тема и мощная, стремительная, отрывочная структура речи, создающая ощущение неровного пути. Краткость и молчание тоже заключают некоторую силу, так как неясность и недосказанность производят сильное впечатление на слушателей. «Для усиления выразительной речи, – говорит Деметрий, – самое сильное выражение следует приберегать к концу. У Деметрия наблюдается не только классификация типов речи, но и внимание к сочетанию слов, когда изящный тип речи соединяется с простым и возвышенным; мощный – с тем и другим, и только возвышенный не вступает в соединение с простым, так как оба они исключают друг друга. Деметрий профессионально уделяет внимание поэзии, поучая поэта, что ему «необходимо обладать определенной мудростью при сотворении нового слова, ибо поэт подобен тем, кто впервые дал названия вещам». Для Деметрия слова, создающие «приятные зрительные образы», «приятно читать глазами», и они «красивы при чтении вслух… «Гладкие» слова делают речь приятной… Построение стихов придает речи очарование и прелесть. Под очарование этой речи подпадаешь незаметно». Украшения речи возвышенного стиля Деметрий сравнивает с архитектурным орнаментом и красочными элементами одежды, признавая за этими украшениями речи «величайшую выразительность». Деметрия интересует форма выражения в широком смысле — не как форма сама по себе, а вместе с содержанием. Деметрий не мыслит изящный стиль без эстетической категории шутки, которая может быть не только тонкой, изящной, но и страшной. «Смешное – враг трагического» – замечает Деметрий. Он различает шутку, «исполненную достоинства», как у Гомера, и насмешку, недалеко стоящую от «шутовства». В шутке выражается характер человека, она изобличает наклонности человека и его вкус, не всегда хороший. Но шутка ещё может выступать в роли наставлений и гномов. Но «красивое и смешное – несовместимы, – говорит Деметрий, – поэтому изящество и прелесть всегда требуют меры». ДЕМЕТРИЙ СУНИЙСКИЙ (I в. н. э.), философ. Греческий философ Деметрий из Суния (Аттика) жил в сложную для Римской империи эпоху, когда распущенность общественных нравов представлялась нормой, когда свобода граждан ограничивалась тиранической властью императоров. При этом баснословная роскошь меньшинства резко контрастировала с ужасающей нищетой, полным бесправием масс и безудержным произволом властной верхушки. Но господствующая философия стоиков и эпикурейцев не стремилась стереть грани между сторонами. Большинство римских философов следовали стоическому вероучению: они сторонились метафизики, считая её бесполезной, а в стоицизме искали этическую философию. Только она, по мнению стоиков, могла бы помочь сохранению человеческой порядочности, единства семьи и социального порядка, независимых от надзора и попечения сверхъестественных сил. Эпикурействующие римляне были слишком заняты вином, женщинами и чревоугодием, чтобы у них оставалось время для теоретических раздумий. Оставались одни воинствующие киники, к поучениям которых иногда прислушивались. Это был период правления императоров Калигулы, Нерона, Веспасиана, и при которых на дорогах Империи появились странствующие кинические проповедники, люди сильной воли, мысли и мужества. Среди них находился Деметрий, Эномай, Демонакт, не считая тех попутчиков, лжефилософов, кто пристал к кинизму, обрядившись в обветшавшее тряпье древних киников. Нищий греческий киник Деметрий осмеливался говорить зажиточным римлянам о скромности и воздержании, о том, что необходимо сделать себя независимым от житейских потребностей. Известно, что чуть ли не голый киник отказался принять от Калигулы дар в двести тысяч сестерций* (сестерций – монета достоинством в 27,2 гр. серебра)! Удивительно, но убеждения Деметрия Сунийского разделяли не только простые римляне, ходившие на лекции философов семьями, и даже представители зажиточных семей и некоторые влиятельные политики Рима. В частности, приближенный к императорскому двору советник и государственный деятель Сенека, миллионер-мудрец, искал общества с Деметрием Сунийским, одобрительно высказываясь о его подвижничестве, говорил: «Почему я не должен высоко ценить Деметрия? Я нашел, что он не нуждается ни в чем». В книге Флавия Филострата «Жизнь Аполлония Тианского» Деметрий выведен как глубокий почитатель пифагорейского мудреца и мага Аполлония. От Флавия узнаем, что при посещении в Риме роскошных Терм, построенных Нероном, Деметрий не удержался от нелестных высказываний в адрес императора. Шпионы донесли Нерону, но тот оставил эту его выходку пока без внимания, не наказал дерзкого киника. Известно, что римский сенатор Тразей Пет, порицавший жестокость императора Нерона – за что навлек на себя его гнев и осуждение на смерть, – перед тем, как вскрыть себе вены и умереть с твердым духом, – пригласил на беседу Деметрия. Только после этого случая разгневанный император изгнал Деметрия за пределы Империи (66 г.). После смерти Нерона римский трон занял Тит Флавий Веспасиан, правление которого продолжалось девять лет. Веспасиан принес Римской империи мир на границах, в армии установил строгую дисциплину, для восстановления порядка и спокойствия в обществе издал ряд законов. Император чуждался роскоши, вел жизнь скромную – за это народ даже упрекал его в скупости, – был мягок в обращении с подданными и снисходителен даже к государственным преступникам и никогда не мстил за личные обиды. При этом был доступен каждому римлянину и охотно проводил время в обществе своих друзей, отличаясь в разговорах остроумием. При Веспасиане Деметрий осмелился вновь появиться в Риме, где убедился, что присутствие нищего бродячего философа по-прежнему характерно для облика римских улиц и провинциальных городов Империи. Как и другие киники, Деметрий продолжал призывать римлян вернуться к простой жизни, не знающей дорогих одежд, застолий и даже бани. По отношению к государственной власти, императору, Деметрий продолжал вести себя непочтительно. В ответ Веспасиан, узнав о том, велел передать: «Ты делаешь всё, чтобы я казнил тебя. Но я не убиваю лающую собаку* (с греч. «киник» – собака). После некоторого времени терпение у императора закончилось, и он распорядился выслать воинствующего киника на безлюдный каменистый остров, где тот умер, не оставив после себя философских трудов. ДЕМЕТРИЙ ФАЛЕРСКИЙ (350-281 гг. до н.э.), политик. Философ и государственный деятель Деметрий из Фалер (Афины) был сыном раба. Но отец сумел разбогатеть и, вероятно, выкупил свободу для себя и семьи. Бывший раб, понимая ценность хорошего образования, сделал всё необходимое, чтобы сын получил его. Деметрию в этом смысле повезло: он посещал лекции философа Теофраста, а у Менандра, известного комедиографа, учился поэтической речи. Вскоре Деметрий развил своё ораторское искусство до таких высот, что его речи в Народном собрании приходили слушать тысячи афинян. Высококультурными речами и прочими общественно полезными деяниями Деметрий привлек внимание македонского царя Кассандра, наместника Греции, который в 317 году поручил ему управление Афинами. Деметрий Магнесийский в книге «Соименники» свидетельствует: «…речами своими перед народом он достиг власти над Афинским государством на целые десять лет; в честь его были воздвигнуты триста шестьдесят медных статуй, по большей части представляющих его верхом или на колеснице четверкой или парой, а отлиты они были меньше чем в триста дней – таково было к нему рвение… Стоя у власти, он сделал для родного города много самого хорошего, обогатив его и доходами и постройками»… Новый афинский правитель провел перепись населения Аттики, выявив катастрофические для ее демографии цифры: двадцать одна тысяча граждан, десять тысяч неграждан, метеков и вольноотпущенников, и четыреста тысяч рабов! Он расплатился с кредиторами академика Ксенократа, которого очень уважал, вернув его к преподавательской деятельности. Он смело взялся искоренять излишества и роскошь из быта богатых афинян, предлагая им жить скромно. Он осуждал даже великолепие похорон и гробниц. По словам Цицерона, Деметрий Фалерский порицал самого Перикла, первого человека Греции, за то, что тот истратил много денег на строительство Пропилейских стен. Когда власть в Македонии захватил Деметрий Полиоркет, он, «наслушавшись клеветы» на этого правителя Афин, ученого и философа, на радость врагам Деметрия, объявил его государственным преступником. Не миновать бы ему смерти, но он вовремя сбежал в Александрию к своему другу, египетскому царю Птолемею I Сотеру («Спаситель»). Зная Деметрия как умного и энергичного человека, царь приютил именитого беглеца (307 г.), наделив полномочиями личного советника. Пребывание Деметрия Фалерского в Египте ознаменовалось тем, что по его предложению в Александрии был возведен прекрасное здание Мусейона («Место пребывания Муз»), быстро ставшего соперником лучших учебных заведений в Афинах. Библиотечное хранилище Мусейона постепенно заполнялось тысячами папирусов и прочих письменных свидетельств человеческих знаний. Здесь греческие ученые и философы наряду с филологическими проблемами занимались исследованиями в области астрономии, математики, ботаники и зоологии с использованием самого современного для того времени оборудования* (*Мусейон в таком содержании просуществовал до III в. н., когда был разрушен воинствующими христианами). По совету Деметрия Птолемей Филадельф («Любящий сестру»), сын Птолемея Сотера, пригласил из Иудеи семьдесят еврейских ученых для перевода писаний их народа. Каждого поселили на острове Фарос в отдельной келье, препятствовали их общению до тех пор, пока все не сделали собственного перевода Пятикнижия. Как оказалось, работы всех ученых совпали – слово в слово! Царь наградил их дорогими подарками, и с того времени греческий перевод еврейской Библии известен как её точнейшее религиозное «Толкование Семидесяти». Деметрий предлагал египетским царям новые схемы «устройства государства», советуя прочитать сочинения других философов о царской власти. Он написал почти пятьдесят философских сочинений, многие из которых утеряны, на темы: законодательство и «руководительство народом», стратегия войны и мира, работа посольств, искусство риторики, история, вера и обычаи народов, любовь, брак и семья, старость, поощрения и милость, справедливость, удача и великодушие. Он исследовал творчество Гомера, написал очерки из жизни известных людей – «Птолемей», «Федон», «Медон», «Клеон», «Сократ», «Артаксеркс», «Аристид», «Аристомах», «Дионисий», «Антифан», «Эзоповы басни» и прочие. Многие его высказывания оказались полезны, как государям, таки простым гражданам. Неожиданно отношения у Деметрия с Птолемеем Филадельфом не сложились, его устранили от двора и сослали в самую глубинку Египта. Здесь он скучал без общества, душевно страдал. Но умер непредвиденным образом – во время сна его укусила змея, пробравшаяся в дом. ДЕМОКРИТ (460-371 гг. до н.э.), философ. Однажды Демокрит взял в руки до блеска начищенный бронзовый щит и долго смотрел на него, и так – ослеп, «чтобы не видеть мир в его мерзком проявлении»… Так гласит легенда. Демокрит из Абдер (Фракия) в юности увлекся материалистическим сенсуализмом* (*сенсуализм – фил. учение, признающее ощущение единственным источником познания. Ощущения рассматриваются как отражение объективной реальности) Левкиппа, основоположника атомистики. После смерти отца, торговца продовольствием, Демокрит получил значительное состояние, но потратил его, к удивлению близких и друзей, на… путешествия и изучение наук. Он посетил Египет, Вавилонию, Финикию, Малую Азию и страны Востока; предполагается, что он был в Индии, где познакомился с особой мудростью гимнософистов* (*гимнософист – от греч. «голый мудрец», они жили в лесах, не носили одежды, перебивались милостыней, культивировали трудные положения тела, игнорировали любые достижения цивилизации, вплоть до миски из глины. Соблюдая строжайшую вегетарианскую диету, они отвергали вареную пищу. Их аскетический образ жизни служил примером для подражания греческим мудрецам. Из их среды вышли древнейшие религиозные общины джанов и буддистов). Вернувшись в Афины, Демокрит посвятил себя занятиям философией и естественными науками, забросив друзей, общественную жизнь с бытовыми слухами и политическими новостями. Он даже забыл о своих гражданских обязанностях – не ходил на собрания и в суды, чем нанес смертельную обиду согражданам. К тому же, как вызов обществу, поселился за городом в одном из кладбищенских склепов! Дело дошло до суда по обвинению, будто «преступным действием он нанес ущерб родному городу, его гражданам, употребив богатство не на благо им, но лишь на удовлетворение своей пустой страсти»… На суде говорилось, что «он унес из дому все ценности своей семьи и истратил их не с согражданами, а с чужестранцами; и ровно настолько Афины стали беднее, насколько богаче стали чужеземцы, враги афинян». Демокрита сравнивали с вором и предателем, «перебежавшим в стан врага с оружием, которое вручил ему родной город». Обвиняемый не отрицал, что истратил большую часть наследства по своему разумению, но заверил, что в путешествиях «обрёл бесценное оружие – знание мира, которое теперь никогда не выпустит из рук своих, так как оно остается при нем». Обретенными знаниями он был готов поделиться с отечеством, чтобы граждане могли, «вооруженные, противостоять любому врагу и враждебной природе в том числе!». Как свидетельство полученных знаний, Демокрит передал председателю суда собственные сочинения, освещавшие научные достижения в математике, медицине, астрономии, государственном строительстве. В итоге судьям стало понятным, что судить Демокрита было не за что! Философ Демокрит написал около семидесяти сочинений, не сохранившихся до нашего времени; о них можно судить только по высказываниям его современников. Известны названия трудов: «Пифагор», «О душевном настроении мудреца», «Об Аиде», «О Мужестве и Добродетели», «О равном настроении Духа», Великий Диакосмос», «О природе человека», «О разуме», «О чувствах», «О геометрии», «О гармонии и ритмах», «О красоте слов», «О врачебной науке», «О живописи», «О войне», «Об эстетике», «О Вавилоне», «О халдеях», и др. В них философ спешил поделиться с людьми знаниями, которыми овладел за время своей довольно продолжительной жизни. Платон не смог воспринять учение Демокрита как одно из полезных направлений в науке, и однажды кинулся выбрасывать из собственной библиотеки и жечь все его сочинения, которые он накупил из соображений любви к философии или обычного человеческого любопытства. Друзья еле отговорили Платона от такого «нефилософского» поступка: они сказали, что «книги Демокрита и его мысли все равно останутся у остальных людей, независимо от его минутного порыва»… Прожил Демокрит, согласно легенде, сто девять лет. Говорили, когда почувствовал, что ему «пора уходить», он решил уморить себя голодом, сказал об этом своим близким. Но предстоящая смерть его, с похоронами и прочими траурными мероприятиями, выпадала на важные городские торжества – Фесмофорий, дни великого праздника всех афинян. И здесь философ остался верен себе: «чтобы не беспокоить родных, приказал поставить перед собой сосуд с медом и таким образом продлил себе жизнь на нужное количество дней, питаясь только запахом меда; когда по истечении праздничных дней мед, по его просьбе, унесли, он тихо отошел к предкам»… ДЕМОНАКТ (I-II вв. н.э.), философ. Философ Демонакт, происхождением из небогатой семьи, «избрал достойнейший и наипрекраснейший удел, устремившись к занятиям философией»: познавал учения Агатобула и Деметрия, был знаком с Эпиктетом и Тимократом из Гераклеи, «человеком мудрым, красноречивым и глубокомыслием в высшей мере украшенный», — но никто из них не увлек его настолько, чтобы позвать за собой. Наконец, «когда стал в себе самом обнаруживать недостатки», выбрал жизнь бродячего праведника, посчитав её безупречной. Он явно ставил себе образцом Диогена из Синопа, «не доводя, однако, подражания его обиходу до подделки, лишь бы привлечь на себя удивленные взоры встречных». Но в отличие от известного киника, Демонакт был прост в обращении со всеми и не чурался сесть за стол с другими, уважая общество и государство, и себя в них. Он собственным примером показывал людям путь к совершенству, стараясь направлять их помыслы добрыми наставлениями. Философ говорил «с аттическим изяществом, и все и всегда уходили от него веселыми и внутренне гораздо более упорядоченными, со светлыми лицами и благими надеждами на будущее». Он умел шутить над человеком, соразмерно его глупости или незнания предмета разговора, мог даже оскорбить такого собеседника, но не грубым словом или действием, а тонкой издевкой. Даже если кого порицал, то никто не видел Демонакта кричащим или чрезмерно возбужденным, или проявляющим раздражение. Хотя на ошибки нападал, но к тем, кто ошибался, был снисходителен: считал себя терпеливо врачующим людские недуги. Но однажды его призывы к праведной жизни кому-то стали надоедать, и его привлекли к суду… за богоотступничество. Оказывается, Демонакта никогда не видели в храме или чтобы он приносил богам жертву, и он не стремится познавать религиозные таинства! Философ был вынужден защищаться перед судьями, избранниками афинского народа. Говорил спокойным голосом, но с таким убеждением, что его оправдали. Демонакт любил посещать Олимпию во время Игр, где не столько болел за земляков, атлетов из Афин, как призывал греческий народ к единству. Благодарные граждане решили поставить ему статую из бронзы, а он возразил, ссылаясь, что еще не поставили статуй Сократу и Диогену. Когда его спросили, как определить счастливого человека, ответил: «Счастливым имеет право назвать себя лишь свободный человек… А ведь все мы в большинстве случаев — рабы своих чувств и настроений!». Демонакт терпеть не мог всякого рода прорицателей и гадальщиков, обвиняя их в наглом обмане и стяжательстве. Однажды Демонакт присутствовал при споре двух философов, причём оба обнаруживали совершенную неосведомленность в своём предмете. Демонакт сказал им: «Друзья, не кажется ли вам, что один из вас доит козла, а другой решето подставляет?». К Демонакту обратился знатный римлянин, который получил от императора ответственную должность наместника провинции и командование над войском. Перед отъездом римлянин обратился к философу за советом – как лучше управиться с должностью? Ответ был такой: «Не поддавайся гневу, меньше болтай и больше слушай». Философ бранил тех, кто заботился о своем теле, а душой пренебрегал. Когда какие-то люди рассуждали о том, одушевлен ли космос, да ещё – шаровиден ли он, Демонакт сказал: «Вот вы все хлопочете о космосе, а о том, что ведете порочную жизнь, даже не задумываетесь». На вопрос, кто из философов ему больше всего нравится, Демонакт ответил: «Все вызывают мое восхищение, но особенно я почитаю Сократа, восторгаюсь Диогеном и люблю Аристиппа». Из поэтов он любил Гомера, а у Гомера больше всего «Илиаду». Говорили, что прожил Демонакт почти сто лет, и мог бы ещё больше, но чтобы избежать непоправимых старческих недугов, «уморил себя голодной смертью»… Ещё при жизни философ Демонакт заслужил такое всегреческое признание, что афиняне устроили ему великолепные похороны за счет казны; его последователи и друзья, философы, несли тело на руках от дома до места погребения. Мраморная скамья в роще, на которой по обыкновению Демонакт любил отдыхать и вести разговоры, почиталась с тех пор священным местом, куда приходили многие – «пообщаться с мудрецом, испрашивать совета». ДЕМОСФЕН (384-322 гг. до н.э.), оратор. Демосфен, знаменитый афинский оратор и политический деятель, в семилетнем возрасте остался без отца. Опекуны, ближайшие родственники, разорили поднадзорное наследство. Выучившись на деньги матери, повзрослевший Демосфен решил через суд вернуть утраченные средства, а для этого ему надо было овладеть знаниями законов и высоким искусством судебного оратора. Так печальные обстоятельства трудной юности научили его обходиться малым, а постыдное судебное разбирательство обернулось полезной ораторской школой. Хилый от природы, обладая слабым голосом – к тому же он сильно картавил, – Демосфен преодолел немало физических и моральных трудностей. В отличие от многих сверстников, он успешно избежал порочных соблазнов, уединяясь в подвале своего дома для умственных и физических упражнений. Вероятно, он слушал Платона, а от Фукидида перенял страстность слога, но образцом ораторского искусства считал речи Перикла, на которого хотел походить во всём. И все же увлечь Демосфена на ораторское поприще помог Каллистрат, судебными речами которого, буквально, упивались все афиняне. Не все получалось на первых порах, и тогда он с позором покидал суд, но настойчивость и старательность заставили афинское общество вскоре признать Демосфена лучшим судебным оратором. Теперь афиняне, избалованные чудесными представлениями в театре, так же с удовольствием посещали процессы, если на них держал речь Демосфен. У него в ход шли гримасы на лице, он все время двигался, убедительно размахивая руками в такт словам, – словно рубил или гладил, – и все движения соответствовали его мыслям и внутреннему состоянию. В ход шли не только изящный слог, но и чёткий аттический выговор, полнота силы голоса и его диапазоны, благозвучие и ритм. Выдвинувшись в первые ряды мастеров ораторского искусства, Демосфен почувствовал себя зрелым политиком. Он был первый, кто предупредил сограждан «об опасности с Севера» со стороны царя Филиппа II; с этой целью возглавил антимакедонскую партию. Предвидя гибель демократических свобод в Греции, обнародовал свои знаменитые речи, «Филиппики» и «Олинфики«. Он настойчиво убеждал афинян направить усилия и средства на укрепление армии и флота, помогать в борьбе против Филиппа греческим городам ради военного союза с ними. Когда военные дела у Афин пошли совсем плохо, Демосфен в составе посольства вел переговоры с Филиппом о заключении мирного договора. Но после ряда успехов как политика Демосфен поверил в собственную непогрешимость, чем нажил немало противников из зажиточных афинян. Филипп усмотрел в Демосфене сильного врага, для себя и как грядущую политическую опасность интересам Македонии. Но царь надеялся, что оратора можно купить, как, впрочем, он это сделал с некоторыми деятелями афинской верхушки, – и тогда с Афинами можно будет легко справиться. А Демосфен, верный собственным принципам, стал для афинян символом благородства и патриотизма; он лишь призывными речами восстановил против Филиппа почти всю Грецию, нарушив многие его полководческие планы. Но выигранное Филиппом сражение с греками при Херонее (338 г. до н.э.) положило конец свободе и независимости. Неожиданная смерть Филиппа не изменила политическую ситуацию в Греции, даже когда престол занял его сын. Девятнадцатилетний Александр продолжил захватнические планы отца, считая Демосфена личным врагом. Да и в Афинах многие не любили Демосфена за то, что он призывал сограждан «к побуждению совести и к великодушным подвигам, к возврату памяти о славе предков, к торжеству чести, добродетели и самопожертвованию»; он беспощадно ругал граждан за испорченность нравов, угрожал божьими карами. Когда же и Александр умер, также неожиданно, как и Филипп, Демосфен, казалось, вновь обрел славу почитаемого в Греции политика. Однако вскоре перед угрозой смерти по приказу македонского полководца Антипатра ему пришлось покинуть Афины. Воспользовавшись его отсутствием, по предложению оратора Демада, злейшего и коварнейшего противника Демосфена, народ Афин вынес Демосфену и его сторонникам смертные приговоры. На Калаврию, где они скрывались от македонского возмездия, присланные согражданами палачи привели приговор в исполнение. А когда афиняне одумались, они поставили памятник своему знаменитому оратору и политику вблизи храма Посейдона, где он принял яд цикуты. ДИОГЕН (499-428 гг. до н. э.), философ. Если бы в античности велась «Книга рекордов Гиннеса», Диоген из Синопа по количеству сочиненных о нем анекдотов и всякого рода небылиц занял бы достойное место. Диоген родился в Синопе* (греческая колония на Понте Эвксинском (Черное море) в семье трапезника, рыночного денежного менялы. Помогая отцу, сын «по глупости, подделал нескольких монет», за что был изгнан из города его жителями. Позже по этому поводу он, якобы, сказал: «Я благодарен землякам за свое изгнание: иначе бы я никогда не стал философом!», а когда ему напомнили, что жители Синопа осудили его скитаться, ответил: «О нет! Это я их осудил оставаться дома!». В молодости ему пришлось испытать тягости рабства, – когда корабль, на котором он плыл, захватили пираты, но и в рабстве он вел жизнь, достойную свободного эллина. В Коринфе, в доме своего хозяина Ксениада, молодой Диоген стал отличным воспитателем его сыновей, потом ему доверили вести домашнее хозяйство. В благодарность Ксениад дал Диогену вольную, отпустил в Афинах. В Афинах, где над умами властвовал Антисфен, ученик Сократа, Диоген приобщился к его философии. Постоянно нуждаясь в средствах для пропитания, он обрел ясность духа, высказываясь, что «нищенская деятельность есть часть добродетели и мудрости», уверял афинян, что «победил бедность, изгнал тоску, страх и самое чудовище — наслаждение»… Ему никто не давал пристанища из-за боязни странностей характера; он нашел заброшенный пифос, большой глиняный кувшин, устроив в нем своё жилище. Желая всячески закалить себя, летом он перекатывался на обжигающе горячем песке, а зимой обнимал холодноледяные статуи, запорошенные снегом. Надел на себя рубище, как делали все странствующие мудрецы в Греции, взял в руки скиллу, посох странника, и «отказался следовать правилам и законам, поскольку они придуманы людьми»… После этого случая Диоген прослыл в Афинах если не философом, то безвредным чудаком! Крайним аскетизмом он приучил свой организм удовлетворяться примитивными удовольствиями, ограничил свои физиологические потребности. Но при этом, говорят, был «здоров телом и светел лицом, всегда имел веселое настроение, был необычайно остроумен». Но случалось, вел себя непристойно, говоря, что «естественное не может быть постыдным»… Диоген обладал поразительной силой убеждения, и никто не мог противостоять его доводам. Он заимел учеников, следовавших за ним, они не давали его обижать, когда находились такие желающие. По легенде, с ним встретился царь Александр, который после беседы с ним сказал друзьям, что «хотел бы быть Диогеном». Ему приписываются диалоги под названиями: «Кефалион», «Ихтий», «Галка», «Барс», «Афинский народ», «Государство», «Наука нравственности», «О богатстве», «О любви», «Феодор», «Гипсий», «Аристарх», «О смерти»; семь трагедий – «Елена», «Фиест», «Геракл», «Ахилл», «Медея», «Хрисипп», «Эдип». Сотион говорит, что Диоген написал только следующие сочинения: «О добродетели», «О благе», «О любви», «Нищий», «Толмей», «Барс», «Кассандр», «Кефалион», «Филиск», «Аристарх», «Сисиф», «Ганимед», «Изречения», «Послания». Но в любом случае, вклад в философию мудрости достойный! *** Диоген часто страдал сильными болями в плече – из-за раны, полученной на войне. Однажды, когда он особенно сильно мучился, кто-то из недоброжелателей насмешливо сказал: «Диоген, отчего тебе не оставить жизнь, чтобы избавиться от страданий?». Философ ответил: «Люди, которые знают, что надо делать и говорить, должны жить. Тебе, поскольку ты не имеешь понятия об этом, самое подходящее дело – умереть; я же знающий, что надлежит говорить и делать, должен жить». Говорили, будто умер Диоген почти девяноста лет от роду. Под конец жизни он перебрался в Коринф, где пребывал в душевном спокойствии и беседах с учениками. Однажды ученики поутру пришли к Диогену и увидели, что он «лежит, закутавшись в плащ; подумали, – спит, хотя знали, что он не страдал сонливостью… Ученики стали спорить, кому и где его хоронить, и дело даже дошло, чуть ли не до драки; вмешались их родители и старейшины Коринфа, указали похоронить Диогена возле ворот, ведущих к Истму. На могиле поставили каменный столб, а на столбе – изваяние собаки из белого паросского мрамора. ДИОН СИРАКУЗСКИЙ (IV в. до н.э.), правитель. Гиппарион, отец Диона, служил придворным советником у сиракузского тирана Дионисия Старшего; он же, выдав дочь Аристомаху замуж за Дионисия, стал ему тестем. Так что по родственной линии Дион считался приближенным ко двору человеком. К тому же могущественный хозяин Сиракуз уважал смышленого родственника, признавая за блистательный ум и открытость. Доверие Дион имел действительно большое, так как тиран, обычно прижимистый в расходах, часто доверял ему государственные поручения, разрешая почти бесконтрольно брать из сокровищницы деньги «на нужды». И даже терпел его вольные рассуждения о власти, присущие всем греческим философам. Дионисий проникся к Диону ещё большим доверием после того, как он поручил ему улаживание серьезных проблем во взаимоотношениях с Карфагеном, политическим конкурентом Сиракуз на Сицилии. Посольство Диона оказалось успешным. По переписке Дион познакомился с Платоном, с которым решил обязательно встретиться на Сицилии, для чего убедил Дионисия в необходимости визита известного философа. Когда Платон откликнулся на приглашение, Дион присутствовал во время приемов и вскоре увлекся его теорией идеального государств, когда во главе стоит «философски образованный правитель». Когда Дионисий разозлился на Платона из-за его «дерзких речей», Дион смог убедить тирана не совершать зло, не убивать известного философа, чем спас его жизнь. Увлечение Диона философией повлияло на его отношение к тирании, и когда умер Дионисий, Дион возглавил заговор против его сына Дионисия Младшего, принявшего по наследству сиракузский престол. Правда, поначалу Дион пытался увлечь Дионисия Младшего философией, для чего настоял на новом приглашении Платона на Сицилию. Но в результате интриг противников Диона его замысел не удался и он был вынужден отправиться в изгнание. Дион зря не тратил время в изгнании, много путешествовал по греческим городам, встречаясь с философами и единомышленниками по борьбе с тиранией власти. Есть сведения Диогена Лаэртского, что Платон в третий раз приезжал на Сицилию, чтобы примирить Диона со своим шурином Дионисием Младшим: «но ему это не удалось, и он воротился восвояси ни с чем. И более он государственными делами не занимался, хоть из сочинений его и видно, что он был государственный человек»… Наконец, решившись на переворот, Дион нанял вооруженный отряд, с которым отправился на Сицилию с намерением свергнуть Дионисия. Сиракузяне поддержали Диона, изгнали тирана из города, дав ему возможность укрыться на ближайшем острове Ортигий. Оттуда Дионисий сбежал в Италию, где стал набирать своё войско, способное вернуть ему власть. Тем временем Дион, приняв власть над Сиракузами (356 г.), занялся воплощением своих конституционных реформ. Начал с передела землевладений. Он попытался установить в городе идеальную форму правления, взяв за образец устройство Спарты, критских полисов и Коринфа. С этой целью он обзавелся коринфскими советниками, чем вызвал негодование большей части населения Сиракуз. Немедленно возник заговор против него, и однажды граждане, возбужденные речами продажных демагогов, захватили дворец и прогнали Диона прочь. Но когда узнали, что к городу подступились наемники Дионисия Младшего, испугались возврата тирании и снова призвали Диона. Дион не отказался, вернулся к власти над Сиракузами, не допустив прежнего тирана к престолу. Тем самым Дион прославился тем, что освободил Сиракузы от тирании, вернув жизнь его жителей в демократическое русло. И все равно против Диона зрел заговор. Его возглавил Каллипп, один из лучших учеников Академии Платона. И хотя имена заговорщиков были вовремя раскрыты усилиями Аристомахи, сестры Диона и его жены Ареты, во время праздника богини Персефоны Дион погиб от кинжала наемника (354 г.). Прошло всего тринадцать месяцев правления Диона в Сиракузах. Известно, что при жизни Дион оказывал финансовую поддержку Платону в его делах. Зная, что философ собирает большую библиотеку, он выручал его деньгами на приобретение ценных книг. Однажды Платону предложили купить три книги пифагорейца Филолая, запросив огромную сумму – деньги подарил друг Дион Сиракузский. На основании материалов купленных книг Платон создал свой знаменитый диалог «Тимей». Знак своей дружбы с Дионом Платон посвятил ему тринадцать «писем». После смерти Диона Платон сочинил скорбную эпиграмму. ДИОН ХРИСОСТОМ (40-120 гг.), философ. Дион из Пруса (Вифиния) происходил если не из знатной, то очень богатой греческой семьи, оттого получил хорошее риторическое и философское образование. Как всякий молодой человек с окраины Римской империи, он стремился к государственным должностям, поэтому оказался в Риме, где неожиданно увлекся стоической философией Руфа Музония. Он был единственный из философов своего времени, кто осуждал проституцию и сводничество, возведенную в Риме чуть ли не до официальной деятельности. Он осуждал рабовладельческую систему, что было не безопасно для его жизни, бичевал роскошь, суеверия и пороки, а нравоучительными беседами с римлянами о «невозмутимости и спокойствии в душе» вызывал раздражение императора Домициана. Философ защищал деревню перед городом, выступал против запустения в сельском хозяйстве и обнищания разоренных поборами крестьян. В то же время он прославлял бедность, как единственный путь к добродетельной жизни. Дион осмелился осуждать Гомера, общепризнанного авторитета, как «самого дерзкого в истории лжеца», утверждая, что Троя не существовала». В итоге философу запретили пребывание на территории Италии и Вифинии, пользоваться наследованным имуществом и доходами с него. Пришлось Диону испытать все прелести жизни странствующего и по сути нищенствующего философа. Так продолжалось тридцать лет, в течение которых он посетил почти все города Греции и прочие подневольные Риму области, проповедуя учение «о всемирном государстве равных возможностей людей – свободных и рабов, греков и варваров, богатых и бедных, мужчин и женщин. В этой стране живут мудрецы, ведущие жизнь в соответствии с законами природы». В своих скитаниях Дион добрался даже до Скифии, где обитали полудикие кочевники! Дион всегда отказывался брать деньги за философские беседы, предпочитая зарабатывать случайной подённой работой. Его не зря называли в народе Дионом Хрисостом («Златоуст»). Пришедший на смену Домициану император Нерва, наслышанный о мудрости изгнанника, разрешил ему вернуться в Рим, осыпал милостями. После смерти Нервы император Траян продолжил покровительство над философом и даже находился в доверительных отношениях с ним; часто брал в свою повозку «златоустого ритора» в надежде в дороге услышать мудрое слово. Такие беседы настраивали императора на «человеколюбие», хотя Траян признавался Диону, что он «не понимает ни слова из того, что он ему говорит, – и это не красит философию». Диону быстро надоела жизнь императорского любимца, он отпросился у Траяна, покинул «развратный Рим», чтобы вернуться на родину, в Прус. Он знал, что там его ждут благодарные жители, ибо они получили немало льгот от Траяна – по его просьбам. Он прожил на родине счастливую часть жизни, украшая её полезными для общества деяниями. Здесь истратил немало своих денег, доставшихся от императорских щедрот, «чтобы сделать город ещё более прекрасной, а жителей – благороднее нравами». Диона Хрисостома можно считать атеистом; он не верил в богов, но допускал существование любой религии ради общественного спокойствия и внутреннего совершенства верующих. Он оставил после себя более восьмидесяти речей, в которых присутствуют представление о красоте человека, его моральном совершенстве, неприятие тирании, о добродетелях и свободе гражданина. Речи Диона Хрисостома – на этические проблемы, социальные и политические вопросы, философские рассуждения – считаются образцами эллинской софистики. Они оказались важным источником по истории Римской империи I—II века, а в так называемой «Борисфенитской речи» содержатся сведения об истории Северного Причерноморья, в частности, Скифии. Излюбленным методом Диона была диатриба — кинический философский монолог с элементами диалога с воображаемым оппонентом. Но главным для современного исследователя античной истории является обстоятельство, что почти все сочинения Диона наполнены биографическими моментами и социальными зарисовками его времени: «Я расскажу о том, что я сам видел, а не о том, что слышал от других. Может быть, к этому побуждает меня не только старческая болтливость — ведь никому не хочется расставаться с тем предметом, о котором зашел разговор; кроме того, к старческой привычке присоединяется еще и привычка человека, много странствовавшего; причина же та, что и старик и путник немало испытали такого, о чем можно вспомнить не без удовольствия. Вот и я расскажу о том, с какими людьми мне довелось встретиться в Элладе — примерно, в ее средней части — и о том, какую жизнь они, ведут»… ДИОНИСИЙ ГАЛИКАРНАССКИЙ (I в. до н.э.), историк. Дионисий из Галикарнаса (М.Азия), «великолепный литературный критик и некритичный историк», современник Цезаря и Страбона. Он жил на грани веков современного летоисчисления, в период возвышения Рима среди прочих государств Средиземноморского бассейна. Это был расцвет римского общества, позволивший поднять не только благосостояние римского народа за счет победоносных захватнических войн, но также и престиж литературы и искусства до государственного уровня, когда «носили на руках» еще живых авторов, а народ знал наизусть их произведения. Когда поэтов и писателей принимали в столичных салонах наравне с государственными деятелями и знатными людьми, когда «аристократия стала литературно образованной, а литература – аристократически настроенной». Это было время, когда императоры не только отстраивали каменные города и ставили себе бронзовые памятники, но и охотно возводили публичные библиотеки. А в Рим, который становился одним из крупнейших культурных центров Западного мира, соперником Александрии Египетской, прибывали все новые приглашенные «иноземцы», лучшие представители науки и культуры. В этом «культурном потоке», в конце междоусобной войны между Антонием и Августом (29 г. до н. э.), греческий ритор и писатель Деметрий перебрался из Галикарнаса в Рим. Он прожил здесь двадцать два года, трудно привыкая к столичному образу жизни. Поначалу преподавал римской молодежи греческую риторику, а сам изучал латинский язык и римскую литературу. Познакомившись поближе с римской культурой, он задумал написать книгу по истории Рима, для чего стал кропотливо собирать материалы; изучал летописи и сохранившиеся рукописи древних авторов. Наконец, систематизировал полученные сведения, начиная с мифических времен италийских народов и заканчивая началом Пунических войн, т.е. до того периода, с которого начинается история Полибия. В итоге появился исторический труд «Римские ценности», в двадцати книгах, из которых сохранились первые девять и значительная часть одиннадцатой и небольшие фрагменты остальных книг. В этом труде Дионисий постарался доказать грекам их родство с древними римлянами, он восторгался мудростью римских законодателей и государственных людей, пытаясь таким образом объяснить римское господство в Греции. Он рассуждает, что в неудачах на войне или победах следует уповать на волю богов; судьбы народов зависят только от богов. И если один народ порабощает другой, значит, такова воля Неба. Исследователи творчества Дионисия Галикарнасского отмечают разумность многих его суждений и, в то же время, считают, что выводы писателя, как историка, не всегда обоснованы. Он не хочет видеть национальные особенности греков и римлян, не различает исторических эпох, нередко путает события и даты. В то же время «слог его, носящий во многих местах следы подражания Фукидиду и Полибию, плавен и не лишен приятности, но имеет преимущественно риторический характер». Поэтому «Римские ценности» (иногда называют «Римские древности») Дионисия Галикарнасского долгое время служило и служит главным источником для изучения истории древнего государственного устройства Рима. После выхода в свет его исторических трудов в 8 г. н.э. Дионисий умер. *** Сохранились несколько его сочинений по риторике («Искусство риторики»), критико-эстетические сочинения – о Фукидиде, Демосфене и Платоне. Наиболее интересен трактат «О соединении слов» («О построении сложного предложения»), единственное в своем роде сочинение, в котором рассматриваются вопросы «надлежащего соединения слов и благозвучия». Он призывает к применению красивого литературного языка, говорит о прекрасном и гармонии, предлагает ораторам «рецепты» доходчивой речи: «Красивый склад речи основан не на разнообразии как переходе от лучшего к худшему или, наоборот, от худшего к лучшему, а на разнообразии однородного, ибо при неизменном повторении надоедает и всяческая красота». Деметрий объясняет, что «строгий стиль речи напоминает кладку стен, когда на основание из отборных камней кладут камни неправильной формы, неотесанные, даже и необработанные. В этом стиле видна не театральная лощеная красота, а древняя и строгая, и понять такой стиль может только тот человек, у которого есть хоть какое-то чувство слова. Расчет и искусство, а не случай лежат в основе строгого стиля и слога сильного, крепкого, полного достоинства, достигающего величайшей гармонии». ЕВБУЛИД (IV в. до н. э.), философ. Евбулид из Милета — представитель т.н. «мегарской» философской школы, один из её руководителей, более известный логическими парадоксами и софизмами. «Мегарская» школа была основана Евклидом, жителем Мегар (не путать со знаменитым греческим математиком), огромным почитателем Сократа, его другом. После суда афинян и последовавшей за ним казни Сократа почти все его ученики, опасаясь за свои жизни и судебных преследований, покинули Афины. Многие, среди них Платон, поселились в Мегаре, где с почестями были приняты Евклидом. Мегарская школа, названная так по месту рождения и жительства ее основателя, была знаменита отвлеченным элиатским учением «об единстве Вселенной», которому Евклид дал нравственное содержание, утверждая, что «существует только одно истинное, а именно добро, но что оно может быть названо и другими именами – бог, разум, зло и т.д. Евклид утверждал, что «добро не имеет противоположности, и поэтому зло не существует». При этом он отрицает разнообразие и возникновение вещества. После смерти Сократа мегарские философы принимают сократовскую доктрину, что «благо есть мудрость», добавив к этому, что «Божество есть абсолютное единое и изменение есть иллюзия чувств». Евбулид безоговорочно воспринял учение Евклида, и когда его спрашивали о природе богов, говорил, что «не знает о них особенно ничего, за исключением того, что они ненавидят любопытных». Когда умер Евклид (377 г. до н.э.), Евбулид руководил его школой, а после него ученики Алексин и Аполлоний из Кронуса продолжили дело. Среди самых преданных учеников Евбулида был Евфант, писавший трагедии с философской тематикой. Евбулид был страстным поклонником Сократа, поддерживал с ним дружеские отношения, но скрывал их, зная отрицание неуживчивого философа многими афинянами; не желал навлекать на себя гнев. Возможно, после жесткого убийства Сократа Евбулид сделал ему поэтическое посвящение, без обнародования авторства, сурово осуждающее афинян. Он действительно сочинял не только философские труды, но и стихи, поэтические комедии. Но широкую известность, как философ, получил благодаря формулировке ряда «диалектических задач», называемых в философском мире логическими парадоксами: «Лжец», «Куча», «Спрятанный», «Накрытый покрывалом», «Электра», «Рогатый» и «Лысый». Наиболее известен парадокс «Лжец», связанный с проблемой самоотнесения понятий: «Говорит ли правду или неправду человек, заявляющий – «Я лгу»?: … «Человек произносит: «Я лгу», или «То, что я сейчас говорю, является ложью», или же «Это высказывание ложно». Если высказывание ложно, то человек сказал правду, и сказанное им не является ложью. Если же высказывание не является ложным, а человек утверждает, что оно ложно, то это его высказывание ложно. Таким образом, если говорящий лжёт, он говорит правду, и наоборот»… Парадокс «Лжец» произвёл огромное впечатление на современников Евбулида. Существует даже легенда, что некий философ Филит Косский много лет пытался его разрешить или опровергнуть, а потом, отчаявшись, покончил с собой. А известный логик Диодор по прозвищу Диалектик или Кронос, родом из Иаса (Кария), дал обет не принимать пищу до тех пор, пока не найдёт решение. Он жил при дворе Птолемея Сотера, который отговаривал его от безумной затеи: диалектик умер от голода, так и не разрешив проблему. К этой же группе логических парадоксов относятся рассуждения Евбулида «Куча» и «Лысый»: … «Одно зерно кучи не составляет. Если прибавить ещё одно зерно — это тоже не куча. Так с какого же зерна начинается куча?». По этому же принципу: «Теряя по одному волосу, с какого момента человек становится лысым?». Согласно Диогену Лаэртскому, стоик Хрисипп написал сочинение, посвящённое рассуждению «Куча», а рассуждению «Лжец» даже целый ряд сочинений. Остальные известные рассуждения Евбулида: «Что ты не потерял, ты имеешь: если рогов ты не потерял, следовательно, ты рогат». Это высказывание основано на логической ошибке и относится к категории софизмов. Или еще софизм: «Перед Электрой стоит ее брат Орест, накрытый покрывалом; она знает своего брата, но не знает, кто под покрывалом, — она его знает и не знает («Накрытый покрывалом»). ЕВДАМИД (III в. до н.э.), царь Спарты. Евдамид I в обществе спартанских царей был редким исключением – в кратковременных перерывах между затяжными боевыми походами он интересовался философией: заводил знакомство с греческими философами, вел кое с кем переписку, «баловался» сочинением назидательных стихов. Что ж, для любого царя философия – наука полезная, поэтому ничего предосудительного в его поведении мы пока не отмечаем! Но амбициозному царю очень хотелось прославиться не только на полях сражений с врагами Спарты, но и на философском поприще. Царь старался не пропускать ни одного философского симпосия, принимал участие в диспутах, с надеждой когда-нибудь оказаться в одной компании с известными философами. Но, увы, достаточными умственными данными для этого он не обладал – так, на уровне философа-любителя! Однажды Евдамид попал в Афины, а будучи там, не мог не заглянуть в знаменитую Платоновскую Академию. Он увидел старца, почти дряхлого человека, который о чем-то спорил с другим человеком, по виду, не намного моложе его. Евдамид спросил сопровождающего, кто они, эти люди, и о чем они так оживленно спорят. Узнал, что один из мудрецов – постарше – известный философ Ксенократ, и занят он сейчас поисками Добродетели. Евдамид засмеялся: «Я хотел бы задать ему два вопроса: первый, если он её найдет, эту свою Добродетель, что с нею собирается делать? И, второй вопрос, успеет ли он воспользуется ею, этой своей добродетелью, если он так долго ищет её?». В другой раз Евдамид услышал, как один философ рассуждал, что хорошим полководцем может быть только мудрец. Спартанский царь сказал ему: «Отлично сказано! Беда только, что тот, кто говорит это, никогда не слышал боевой трубы!». Есть одна история, героями которой стали этот Евдамид и Ксенократ, известный афинский философ, – более похожая на анекдот: … Однажды царь Евдамид, путешествуя по Греции, узнал, что в город, одновременно с ним, прибыл Ксенократ, и он сейчас в доме своего друга, в кругу учеников и поклонников делится философскими проблемами. Царь велел разузнать, где этот дом, и тут же поспешил по указанному адресу. Но, оказалось, что он опоздал, так старый философ уже завершил беседу и лег отдыхать, а гости разошлись по домам. К тому же уставший с дороги Ксенократ пожелал, чтобы его никто не беспокоил. Но Евдамиду не терпелось поговорить со знаменитостью, поэтому был настойчив в своем желании увидеть Ксенократа. Царь недовольно оттолкнул слугу, сказавшему ему ответ и громко потребовал хозяина дома, который уже выходил на шум. Узнав, что перед ним спартанский царь, он не оробел вовсе, а пытался объяснить, что будет невежливо тревожить уважаемого гостя. И тут к ним вышел Ксенократ. Евдамид не растерялся, попытался пошутить: – Ну вот, стоило мне появиться на симпосии у великого Ксенократа, чтобы с ним поспорить, как он перестал изрекать мудрость! А говорили, что Ксенократа в споре не победить! Старый философ удивленно вскинул брови, посмотрел на незваного посетителя, но ничего не сказал. Никандр, верный друг и ученик Ксенократа, стал терпеливо объяснять царю, что философ только что завершил симпосий, уже сказал все, что нужно, и нет необходимости его беспокоить; он устал. – Но мне так хотелось послушать мудрого человека, поговорить с ним! — настаивал Евдамид. Потом, обратившись к Ксенократу, настойчиво спросил: «Но ты можешь всё повторить, уважаемый Ксенократ?» Философ покачал головой. – Нет? – удивился Евдамид. – А если я буду очень просить тебя? Если царь умоляет тебя высказаться еще раз о том, чего ему не довелось услышать, – разве может мудрец допустить такую несправедливость? – Конечно, можно, высказаться ещё раз, как ты просишь! — произнес мудрец. — Только это будет выглядеть, как если бы мы с тобой пришли к человеку, который только что хорошо отобедал, и попросили бы его отобедать с нами с тем же аппетитом во второй раз! Евдамиду пришлось ни с чем покинуть философа. ЕВКЛИД (IV-III вв. до н. э.), математик. Имя греческого ученого-математика Евклида известно каждому школьнику. Биографических сведений о нем очень мало: жил в Александрии (Египет) во время царствования Птолемея I Сотера (с 305 г). Этот царь из рода македонских князей, решил возвеличить себя тем, что привлекал в страну ученых и поэтов, создавая для них необходимые условия для жизни и творческой деятельности. Он выстроил Мусейон («Храм Муз») с удобными помещениями для занятий и отдыха, были астрономические башни и даже ботанический сад и зверинец с диковинными зверями. Была там огромная библиотека с великолепной коллекцией древнейших глиняных табличек, деревянных досок, ценных папирусов и книг. Поэтому, когда Евклид получил приглашение Птолемея, он согласился, приехал в Александрию, где основал математическую школу. Здесь написал фундаментальный труд под названием «Начала» (ок.325 г.). Возможно, его знаменитая фраза «Нет царского пути в геометрии» была адресована Птолемею. «Начала» являются основным трудом жизни греческого ученого, в котором содержатся исходные положения геометрии, основополагающие теоремы планиметрии. Он излагает основы геометрической алгебры, определяет свойства круга, рассматривает правильные многоугольники, приводит теории отношений, целых и рациональных чисел. Рассматривает «квадратичные иррациональности» и основы стереометрии. В своих сочинениях он использует труды Пифагора, Архита и Теэтета Афинского, подтверждая или дополняя их ценность своими выводами. С помощью «исчерпывания метода Евдокса» доказывает теоремы, относящиеся к площади круга и объему шара, выводит отношения объемов пирамид, конусов, призм и цилиндров. Вторым после «Начал» сочинением Евклида обычно называют «Данные» — введение в геометрический анализ. О его сборнике задач по делению площадей фигур «О делениях» стало известно из источника на арабском языке. На страницах же арабской рукописи XII века сохранились некоторые биографические данные об Евклиде, «сыне Навкрата, известном под именем «Геометра», ученом старого времени, по своему происхождению грека, по местожительству – сирийца, родом из Тира (Финикия)». Эти сведения, конечно, о нём! Его «Общая теория отношений и метода определения площадей и объемов», включавшая элементы теории пределов, оказала огромное влияние на развитие всей мировой математики. Евклид занимался теорией музыки («Сечения канона»), что позволило изобрести музыкальный инструмент с одной струной – «монохорд», а далее – с двумя или тремя и клавишные инструменты (клавесин, пианино). Но первопричиной появления этих музыкальных инструментов стала математика. Он уделил внимание оптическим явлениям, написав труд («Оптика» и «Катоптрика») и элементарной сферической астрономии («Явления»). В астрономической науке Евклид увидел проявление математических законов, определив своё т.н. «Евклидово пространство» как арена явлений будущей классической физики, заложенной только Галилеем и Ньютоном. Евклид придал математическую определенность «атомистической идее пустого пространства, в котором движутся атомы». Для Евклида, «атом – неделимая точка пространства как простейший геометрический объект, то, что не имеет частей». Он бесстрастно вывел свои три постулата «О бесконечности пространства»: 1.«От всякой точки до всякой точки можно провести прямую линию». 2.«Ограниченную прямую можно непрерывно продолжить по прямой». 3.«Из всякого центра и всяким раствором может быть описан круг». Имеется ещё один, самый знаменитый «пятый постулат»: «Если прямая, падающая на две прямые, образует внутренние и по одну сторону углы меньшие двух прямых, то продолженные неограниченно эти две прямые встретятся с той стороны, где углы меньше двух прямых». Судьба «Начал» Евклида оказалась несравнимой ни с одним трудом любого античного ученого. Она являлась настольной книгой школьников и студентов в течение… двух тысяч лет! Трудолюбивые переписчики в разных городах и странах день и ночь множили копии – только за четыреста лет «Начала» переиздавалось более двух с половиной тысяч раз! А учебник «Евклидова геометрия» сохранился в учебной программе вплоть до XX века! Умер Евклид, по некоторым сведениям, между 275 и 270 гг. до н.э. ЕВРИКРАТ II (VII в. до н.э.), царь Спарты. Еврикрат (Эврикрат) II, легендарный царь Лаконики из рода Агидов, правивший в VII веке до н.э. Сведения о его жизни, как и о родословной древнейших царей Спарты, – весьма скудные, их можно почерпнуть из сочинений античных писателей Павсания и Страбона. Династию спартанских царей из рода Агидов начал Еврисфен – легендарный царь Лаконики из рода Гераклидов, правивший в XI в. до н.э. Его и брата лакедемоняне провозгласили царями. Братья разделили Лаконику на шесть частей и основали города. Спарту Гераклиды сделали своей столицей, в остальные части они послали царей, разрешив им, в силу редкой населенности страны, принимать к себе всех желающих иностранцев. Соседние племена находились в подчинении у спартанцев, но имели равноправие, как в отношении прав гражданства, так и в смысле занятия государственных должностей. Назывались они илотами У Эврисфена, старшего сына Аристодема, был сын Агис; от него род Эврисфена называют Агидами. В царствование Эхестрата, сына Агиса, в Спарте лакедемоняне заставили выселиться всех взрослых, способных носить оружие жителей Кинуреи, выставив против них обвинение в том, что они, хотя и родственные аргосцам, позволили разбойникам из Кинурии опустошать Арголиду, да и сами открыто делали набеги на эту землю. Немного лет спустя Лабот, сын Эхестрата, принял власть над Спартой. В детстве у Лаботы опекуном был Ликург, издавший законы. В эту войну ни с той, ни с другой стороны не было сделано ничего, достойного упоминания; царствовавших затем из этого дома Дорисса, сына Лабота, и Агесилая, сына Дорисса, – обоих постигла смерть после кратковременного царствования. Агесилай I – легендарный царь Лаконики (IX в. до н.э.) из рода Агидов. При Агесилае были приняты законы Ликурга. У Агесилая был сын Архелай. Архелай – царь лакедемонян из рода Агидов, правивший в IX в. до н.э. При Архелае лакедемоняне подчинили себе силой оружия один из соседних городов, Эгин, и обратили его жителей в рабство, подозревая, что эгиняне сочувствуют аркадянам. Сыном Архелая был Телекл: при нем лакедемоняне взяли три окружных города, одержав над ними победу на войне, именно Амиклы, Фарис и Геранфр, принадлежавшие тогда еще ахейцам. По смерти Телекла власть принял Алкамен, сын Телекла; при нем лакедемоняне послали на Крит одного из знатнейших людей Спарты, Хармида, сына Эвфия, с тем, чтобы прекратить междоусобие среди критян и убедить их покинуть те небольшие города, которые были расположены относительно далеко от моря или были слабы в тех или иных отношениях, а вместо них построить общие города на местах, удобных для морских сообщений. При нем же они разрушили приморский город Гелос – им владели ахейцы, – и победили в бою аргосцев, помогавших жителям Гелоса (илотам). По смерти Алкамена царскую власть принял сын Алкамена, Полидор. Он правил в VIII в. до н.э. При нем лакедемоняне отправили основать две колонии: одну – в Италию, в Кротон, другую – в область локров, тех, что у мыса Зефирия. При нем же началась «Первая Мессенская война». В это время лакедемонянами командовал преимущественно Феопомп, сын Никандра, царь из другого царского рода. Когда война с Мессенией была доведена до конца, Полидор был убит Полемархом. Полидор пользовался большой популярностью в Спарте и был особенно любим народом, так как не позволял себе по отношению к кому бы то ни было, ни насильственных поступков, ни грубого обращения и, совершая суд, соблюдал справедливость и проявлял снисходительность к людям Во время царствования Эврикрата, сына Полидора, мессеняне терпеливо переносили свое положение, оставаясь подданными лакедемонян; и со стороны аргосского народа против них не произошло никаких новых выступлений. Но при Анаксандре, сыне Эврикрата, мессеняне восстали против лакедемонян. Некоторое время они, ведя войну, держались против лакедемонян, но затем, будучи побеждены, они, по договору, удалились из Пелопоннеса; та же часть их населения, которая осталась в этой земле, стала рабами лакедемонян, кроме тех, которые занимали свои приморские города . Сыном Анаксандра был Эврикрат, а у Эврикрата – это был второй царь с этим именем – был сын Лев. Лев правил в первой пол. VI в. до н.э. В их царствование лакедемоняне терпели немало поражений в войне с тегеатами. Но при Анаксандриде, сыне Льва, они оказались на войне победителями над тегеатами. ЕВРИПИД (484-406 до н. э.), поэт. Мудрецы называли Еврипида философом, поэты – трагиком, а он считал себя «опечаленным эллином», одержимым несбыточной мечтой «дожить до той поры, когда между греками исчезнут жестокие братоубийственные войны, люди устремятся к обретению обычного земного счастья, чтобы жить в согласии с Природой и богами»… Он автор более девяноста трагедий и сатирических драм («Медея», «Ипполит», Ифигения», «Гекуба», «Андромаха», «Троянки», «Елена», «Ион», «Просительницы», «Гераклиды», «Финикиянки», «Алкестиада», «Электра», «Вакханки», «Орест»). Его отец и мать не отличались знатным происхождением – оба торговали на городском рынке. Но эти обстоятельства не помешали родителям дать сыну достойное образование. В юности Еврипид занимался живописью и усердно упражнялся в гимнастических искусствах, а в восемнадцать лет познакомился с Анаксагором из Клазомена, от которого узнал, что «Солнце и Луна – не боги, а планеты, как и другие светила на небе, они – гигантские раскаленные куски железа… А Природа есть живая материя, она вышла из Всеобщего Хаоса и она бесконечна»… Еврипид слушал знаменитого ритора Продика, от которого познал искусство слога, речи, в тот же период сдружился с Сократом, с которым не расставался до его смерти. Писать стихи Еврипид начал подростком на острове Саламин, где он прятался с родителями время персидского нашествия. С тех пор увлечение стало смыслом всей его жизни. Но и уроки добродетельной мудрости не прошли даром: первую дань своему философскому увлечению, особенно Анаксагором, он отдал драме «Меланиппа-философ», где изложил собственное восприятие мира богов и людей. С тех пор любая трагедия Еврипида отличалась от иных античных авторов глубоким философским смыслом. У него подолгу гостил Протагор из Абдеры, которого афиняне считали вольнодумцем; Протагор читал свой новый трактат, написанный под влиянием атомистики и Гераклита, когда «человек – мера всех вещей: существующих – что они существуют, несуществующих – что они не существуют». С тех пор поползли слухи о безбожии Еврипида и его друзей, с этого дня поэт завел достаточно врагов, стоящих на страже канонической религии, чтобы долго не получать заслуженных поэтических премий. Он был женат на дочери Мнесилоха Хойрине (Харилла), которая родила ему трех сыновей. Еврипид души не чаял в них, любил, беспокоясь за их будущее. Но жена изменила ему – то ли по причине его постоянного мрачного состояния и занятости сочинительством, то ли по иной причине. Еврипид развелся с ней и женился на Мелитое, но и она, недовольная вниманием мужа, вскоре ушла от него. Возможно, по семейным обстоятельствам Еврипида считают «женоненавистником»; во всяком случае, поэт проявил свою нелюбовь к женщинам, показывая исключительное знание их характеров и настроений в своих знаменитых трагедиях, особенно в «Ипполите». В 410 г. до н.э. афинянин Гигиаойнон подал в суд донос на Еврипида, обвиняя его в «нечестии»; был затеян судебный процесс. В качестве доказательств вины приводились слова героев его трагедий. Это обвинение, как и следующее, не менее абсурдное, провалилось, но Еврипид почувствовал, что в Афинах над ним сгущаются грозовые тучи, а поле его профессиональной деятельности неумолимо сужается. Он понял, что афиняне перестали его понимать и не желают видеть рядом! В 408 году после оглушительно провала своей «Троянки» в состязании с Ксеноклом, поэтом весьма посредственным, Еврипид, несмотря на преклонный возраст, отбыл в Македонию, где его с восторгом принял царь Архелай. Конечно, поэт сильно переживал расставание с Афинами, но это ему не помешало – а может в отместку афинянам – написать при дворе македонского царя несколько трагедий, среди которых наиболее известные – «Архелай», «Вакханки», «Ифигения в Авлиде»; поэму «Хрисипп» он посвятил «милому другу Агафону» – трагику Агафону, с которым он отбыл из Афин. Вместе с Агафоном в компании с Еврипидом были еще его афинские друзья – музыкант Тимофей и живописец Зевксис, которые находились рядом до самой его смерти. По преданию, Еврипид умер от травм на охоте – его покусали царские охотничьи собаки. Через год драмы Еврипида были сыграны в постановке его сына в Афинах, заслужили восторг зрителей и первый приз. С тех пор из года в год на афинской сцене ставились только его пьесы, будто и не было больше в Греции других авторов. Потому что у греков теперь не было популярнее поэта, чем гонимый и непонятый ранее Еврипид. ЗАЛЕВК (VII в. до н.э.), законодатель. В VII веке до н. э. Греция услышала о Залевке из Локр (юг Италии), где проживали, по словам Аристотеля, «потомки беглых рабов и разбойников, воров и прелюбодеев… Они всегда жили вне законов, потому, что их не имели, а если была в них нужда, следовали чужим, принесенным извне»… Но локрийцам надоело жить «без обязательств и правил», понимая, что в таком случае жизнь каждого из них зависела от издержек беззакония: во взаимоотношениях между гражданами и государством преобладал хаос, к власти проявлялось неверие. Локрийцы знали Залевка как человека умного и рассудительного. Когда к нему обращались за разрешением какого-либо спора, он никогда не отказывался, и спорящие стороны уходили от него удовлетворенные. Поэтому локрийцы сказали ему: «Мы хотим жить по правильным законам, как наши предки. Дай нам такие законы, чтобы мы не страдали от несправедливости, зла и насилия». Залевк согласился, но потребовал от всех клятвы, что будут исполнять законы, придуманные им, Залевком. Пришлось всем жителям Локриды дать такую клятву, и Залевк закрылся у себя дом на целый год. В 664 г. до н.э. Залевк огласил нужные городу законы, выставил их на рынках и стенах общественных зданий – для всеобщего обозрения и запоминания. Законы оказались понятными, простыми – по сути, логичными – по содержанию. Когда его спросили, как смог он справиться с таким сложным и очень ответственным делом, ответил: «Мне дала их во сне богиня мудрости Афина». В день, когда в Народном собрании принимали его законы, Залевк заявил, что «посчитает преступником всякого, кто вмешается в эти самые идеальные и самые справедливые законы… А если кому захочется предложить новый закон, пусть явится в Народное собрание с петлей на шее, чтобы в случае провала предложения такого человека можно было повесить с минимальными затратами для города». Прошло совсем немного времени, а граждане Локриды привыкли подчиняться законам, и были довольны тем обстоятельством, что они появились; причем, не только права, но и обязанности перед государством, и наоборот, ответственность государства перед гражданами. Если раньше судьи выносили приговоры произвольно, по своему представлению о справедливости или в результате их подкупа, теперь Залевк дал сторонам судебного процесса понятные предписания, когда каждому возможному преступлению определялась конкретная мера наказания. Получалось, что появление законодательства послужило для Локриды ещё и профилактикой правонарушений, ибо каждый житель, гражданин или раб, знал, какое наказание полагается за нарушение существующих законов. Законы Залевка запрещали продажу земельных участков, бесплатно полученных от государства – искоренилось незаконное обогащение. Сельским жителям запрещалась продажа своей продукции торговым посредникам – «пусть каждый земледелец сам продаёт потребителям». Был закон о помощи малоимущим гражданам за счет равномерного распределения государственного имущества. Особо жестокое наказание предполагалось за покушение на частную собственность: даже за мелкие правонарушения, за воровство, в любом случае, лишали глаза. Законы Залевка были направлены на установление нравственного порядка в частной жизни, равно как и в общественных отношениях: прелюбодеям тоже вырывали глаза. Невероятно, но в Локриде, городе потомков преступников и беглых рабов, запрещалось злоупотребление вина – виновный наказывался смертью, «так как отведал того, что ему не было предписано»… Понимая, что его законодательство требует не только исполнительности, но и контроля, очередными актами Залевк учредил большое количество должностных лиц, государственных контролёров, следивших за судебными процессами и поведением локрийцев. И это послужило на пользу, так как все верили, что ошибок в судах больше не будет, а за умышленное искажение законов любого судью ожидает смертная кара. Но однажды Залевку пришлось трагично столкнуться с одним из своих законов. За прелюбодеяние с замужней женщиной судили его сына – преступление, по закону Залевка, наказывалось лишением одного глаза. Но сын и так был увечным – одноглазым! Чтобы не отступиться от закона, Залевк предложил судьям… свой глаз за глаз сына, и суд согласился. Так восторжествовал закон! За триста лет после Залевка его славные законы не претерпевали никаких изменений, послужив удачным примером для законодательств других греческих городов. ЗЕНОН КИТИЙСКИЙ (ок.340-260 гг. до н. э.), философ. Зенон, сын Мнасея, родился в Китионе (Кипр). Отец занимался морской торговлей, оттого семья считалась зажиточной. Двадцати лет от роду Зенон прибыл в Афины, где стал учеником Кратета, но покинул его «из-за кинического бесстыдства»; перешел к Стильпону, яркому представителю «мегарской философской школы» Евклида, затем к Диодору Кроносу, знаменитому «Диалектику». Возможно, он посещал Ксенократа и Полемона. Зенон учился до тех пор, пока не понял простую вещь: «Если тебе дорога память о Сократе — стань Сократом!». В Афинах открыл свою философскую школу, в Стое («Пестрый» портик с расписными стенами) на открытом воздухе. Поначалу его ученики называли себя «зенонеями», а потом стоиками. Он прожил в Афинах около шестидесяти лет, не обременяя себя ни семьёй, ни рабами, быт имел очень скромный, однако, избегал нищеты и грязи, присущими многим киникам. О Он писал труды по этике, диалектике, физике и поэзии, о чём упоминает Диоген Лаэртский, среди них «Государство», «О жизни, согласной с природою», «О порыве или человеческой природе», «О страстях», «Об обязанностях», «О законе», «Об эллинском воспитании», «О зрении», «О цельном», «О знаках», «Пифагорейские вопросы», «Всеобщие вопросы», «О словах», «Гомеровские вопросы», «О чтении поэзии». Ему принадлежат «Учебник», «Решения», «Опровержения», «Воспоминания о Кратете», «Этика». По сохранившимся незначительным отрывкам можно отличить сочинения Зенона Китийского от других философов: они отличаются краткостью и отсутствием красноречия. В физике Зенон сформулировал учение о двух началах, четырех элементах, о всеобщей телесности космоса и всепроникающей огненно-воздушной пневме: «Во все мире разлита пневма – начало мира и его дух, смесь воздуха и огня», – и не отрицал, что «мир есть Разум». По Зенону, человек состоит и души и тела, где душа есть «тонкая горячая пневма, особым образом организованная». В этике он сформулировал «конечную цель» – «жизнь согласно с природой»: «Жить согласно с природой — вот всё, что требуется от человека». Он наметил основные параметры учения о благе и морально «безразличном». Добродетель для Зенона есть знание вещей божественных и человеческих, совершенное состояние души, которой довольно для счастья, а мудрец – человек, который ни в чем не испытывает нужды, поскольку достиг интеллектуально-нравственного совершенства в покорности «судьбе». Не обошел Зенон и политику, предложив вместо обычного города свой «космополис как всемирное сообщество разумных существ» – богов и людей, где граждане не разделены по происхождению или социальному положению, но объединены добродетельностью: «Нам следует… иметь общую жизнь и единый распорядок». Зенон не был гражданином Афин, что для другого жителя этого города считалось большим недостатком. Но он заслужил особое уважение афинян, ему даже вручили символический ключ от городских стен, удостоили золотого венка и медной статуи. Сам Антигон Гонат, царь Македонии и наместник Греции, с великим уважением и любовью относился к Зенону, а когда бывал в Афинах, посещал его дом,. Однажды после щедрого возлияния на пирушке у Зенона Антигон полез к нему с объятиями, требуя, чтобы тот выразил какое-нибудь желание. Царь клялся всеми богами, что исполнит любую просьбу уважаемого философа. Зенон, как известно, не любил пьянство и чревоугодие, поэтому ответ был такой: «Постарайся, чтобы тебя вырвало». И царь Антигон не обиделся, так как понял, что философ не столько порицает его состояние, как старается уберечь от неприятных последствий излишества. Под конец визита Антигон пригласил Зенона в Македонию, погостить. Философ, сославшись на преклонный возраст, отказался, но пообещал отправить вместо себя одного из своих лучших учеников — Персея, сына Деметрия, тоже родом из Кития. После смерти Зенон удостоился почётного погребения в пригороде Афин, Керамике, за государственный счет. Умер, говорили, странным образом: он споткнулся и сломал себе палец; тут же, постучал рукой оземь, произнес строчку из трагедии Софокла «Ниоба»: «Иду, иду я: зачем зовешь?» — и «умер на месте, задержав дыхание». Он умер, положив начало стоической школе, прожившей шесть столетий — сначала в Греции, затем в Риме. Благодаря Зенону, человечество услышало Сенеку, Эпиктета, Марка Аврелия, Тацита, Арриана и еще других, пусть и не таких знаменитых, но по-своему счастливых людей. ЗЕНОН ТАРСИЙСКИЙ (II в. до н.э.), философ. О жизни Зенона из Тарса, сына Диоскорида, сохранилось невероятно мало сведений. Поэтому его философскую деятельность возможно осветить лишь на фоне того времени, в коем он обитал. Диоген Лаэртский сообщает, что Зенон Тарсийский был учеником Хрисиппа из Сол, главы философской стоической школы в Афинах (207 г. до н.э.), а после смерти Хрисиппа Зенон стал её четвертым руководителем. Каков был его учитель, говорит Диоген Лаэртский: «Он отличался большим дарованием и всесторонней остротой ума;… Слава его в искусстве диалектики была такова, что многим казалось: если бы боги занимались диалектикой, они бы занимались диалектикой по Хрисиппу. Содержания у него было в избытке, но стиль был неровный. А трудолюбием он превзошел всех и каждого – это видно из его сочинений, число которых свыше. Впрочем, он умножал свои сочинения тем, что по нескольку раз обрабатывал одно и то же, писал обо всем, что попадется, многократно поправлял сам себя и подкреплял себя множеством выписок: так, в одном сочинении он переписал почти целиком «Медею» Еврипида, и недаром какой-то его читатель на вопрос, что у него за книга, ответил: «Медея» Хрисиппа!» Зенон, как ученик и верный последователь Хрисиппа, поддерживал его идею изложения учения не «логика, физика, этика», а «логика, этика, физика», считая целесообразным в конце курса обратиться к вопросам теологии, поскольку физика и теология стоиков находятся в одной предметной области. Основные новации Хрисиппа в области физики – учение о причинности (деление на основные и вспомогательные, различие между «необходимостью» и «судьбой») и реформа психологии (философ считал все импульсы производными от разума и полностью отождествил их с суждениями) – Зенон, безусловно, поддерживал. Он воспринимал его существенные уточнения в гносеологию (учение о чувственном «впечатлении», «общих представлениях») и формальной логике Стои, практически полностью разработанной Хрисиппом как наука о соотношении «мыслимых предметностей», а также об условиях истинности умозаключений. Зенон понимал термин «логика» как науку о словесном выражении. Стоическую логику он делил на риторику и диалектику, а диалектику — на учение об «обозначающем» (поэтика, теория музыки и грамматика) и «обозначаемом», или «предмете высказывания», что напоминает формальную логику, поскольку неполное высказывание трактуется здесь как «слово», а полное — как «предложение». Он придавал к «слову» четыре логические категории: нечто (бытие и небытие), существенное свойство (общее и частное), случайное свойство и относительно случайное свойство (т. е. находящееся в соотношении с другими случайными свойствами). Поскольку логика в стоицизме противопоставлялась учению о бытии, то она у Зенона сводилась лишь к анализу отношений, царящих в сознании и мышлении. Зенон не любил писать книги; читал лекции, записи которых не сохранились. Зато философ оставил много учеников, продолживших суровое стоическое учение; главное в этом учении – «Начало это – бог, от которого исходит любая деятельность, форма и целесообразность в мире. Сам бог есть Живой Огонь, но Огонь необыкновенный – Эфир, который все творит, образует и проникает по законам разума». Как мир произошел от Огня, по убеждению стоиков, так он от него он и погибнет! Хотя известно, что Зенон из Тарса всё же сомневался в этом догмате об истреблении Вселенной Огнем. В этике стоицизм Зенона Тарсийского был близок к киникам, но он не разделял их презрения к науке и культуре. Стоики проповедовали идеал мудреца, который любит свой рок, творческий «огонь», когда «провидение» и «рок» — одно и то же. Человек — высшее и наиболее разумное существо природы, его добродетель — практическая «мудрость», или «сила духа», которая, по платоновскому образцу, мыслится в виде четырёх основных добродетелей. Но человеку присущи и аффекты, вносящие смуту в его разум и подлежащие искоренению из его души. Отсюда основные категории стоической этики — бесстрастие, или отсутствие аффектов (апатия), непоколебимая моральная «выпрямленность» и «обязанность» как честно и посильно выполняемый долг. Все потребности заслуживают презрения, в этом заключается призыв стоиков к следованию природе, этой абсолютно бесстрастной, идеальной художнице жизни. Мудрец может оказаться запутанным против своей воли в хаосе жизненных отношений. Если он не может разумно упорядочить этот хаос, то должен покончить с собой, т.к. это приобщит его к идеальной разумности мирового целого. По преданию, Зенон из Китиона и Клеанф кончили жизнь самоубийством; это утверждалось и о многих других стоиках древности. ЗЕНОН ЭЛЕЙСКИЙ (ок.490-430 гг. до н.э.), философ. Зенон из Элеи учился у Ксенофана и Парменида. Его апории (парадоксы), доказывающие невозможность движения, пространства и множества, привели к кризису древнегреческой математики, преодоление которого стало возможным, когда Демокрит развил свою атомистическую теорию. Зенон утверждал, что «Космос один и пустоты нет». Развивая учение Парменида о едином, Зенон отрицал познаваемость чувственного бытия, множественность вещей и их движения, доказывая немыслимость чувственного бытия вообще: «Если существует единое, то оно не может быть множественным». Он отличался презрением к сильным мира сего и отказывался посещать Афины, считая свой родной город, «хоть и скромным, но умеющим воспитывать доблестных мужей». Одним из его учеников был молодой Сократ. Платон в «Пармениде» сообщает слова Зенона, адресованные Сократу: «От тебя ускользнуло, что мое сочинение вовсе не так заносчиво: оно отнюдь не написано с той целью, какую ты ему приписываешь, и вовсе не скрывает ее от людей в сознании собственной важности. Ты указал на что-то случайное, на самом же деле это сочинение — своего рода защити тезиса Парменида о «все есть одно» против тех, кто пытается его высмеивать… Это сочинение как раз и возражает тем, кто полагает многое, но отплачивает им тем же, да еще с лихвой, ставя своей целью показать, что их собственный постулат «все есть многое», если разобраться в нем досконально, приводит к еще более смешным следствиям, нежели постулат «все есть одно»… Ты потому проглядел цель моего сочинения, Сократ, что думал, будто оно написано не под влияние юношеской любви к спорам, а под влиянием честолюбия, свойственного более зрелом возрасту. В целом же, как я сказал, ты передал его содержание неплохо». Зенон был человеком исключительных достоинств не только в философии, его политическая деятельность тоже вызывает уважение: он участвовал в заговоре против элейского тирана Неарха и был арестован. Его пытали, добиваясь сведений о сообщниках, а он воскликнул: «Будь у меня сообщники, ты бы уже не был тираном». Его пытали, а он стонал от боли и говорил мучителям: «О, если бы я владел своим телом так же, как я владею языком!». Затем нашел в себе силы, «пошутил»: указал на телохранителей Неарха, которых тут же убили. Тиран спросил его после, есть ли еще кто-нибудь, кого следует убить, на что философ ответил: «Конечно, есть – это ты, проклятье города!». Его снова стали пытать, а он кричал горожанам, кто был здесь же: «Я удивляюсь вашей трусости: вы рабски служите тирану ради того, чтобы вас постигла та же участь, что и меня!». Его снова подвергли ужасным пыткам; он притворился, что дух его поддался мукам и закричал: «Пустите! Скажу всю правду, но только на ухо Неарху!» Когда тот, поверив, приблизился, укусил его за ухо и не отпускал до тех пор, пока не был заколот. Он был прав, когда говорил, что «философия дарует человеку презрение к смерти». *** Наиболее известные парадоксы Зенона, вызвавшие споры и опровержения у многих философов, начиная с Аристотеля: 1.АХИЛЛЕС: «Преследуя черепаху, Ахиллес не может ее догнать» («Если есть движение, самый быстрый бегун никогда не догонит самого медленного. Но это невозможно. Следовательно, движения нет»). 2.СТРЕЛА: «Летящая стрела стоит на месте» (Если всякое тело покоится там, где оно движется, всякий раз, как занимает равное себе пространство, а движущееся тело всегда занимает равное себе пространство в каждое «теперь», то летящая стрела неподвижна. Но это ложь: ведь время не состоит из неделимых «теперь», равно как и никакая другая величина). 3.СТАДИЙ: «Равные тела движутся по стадию в противоположных направлениях мимо или параллельно равных им тел; одни движутся от конца стадия другие — от середины с равной скоростью, откуда следует, что половина времени равна двойному или целому». 4.ПРОСЯНОЕ ЗЕРНО: «Любая сколь угодно малая часть просяного зерна шумит при падении, ибо ничто не препятствует тому, что она ни за какое сколь угодно большое время не приведет в движение то количество воздуха, какое приводит в движение при своем падении целый медимн проса. Мало того, она не приводит в движение даже столь малую частицу всего количества воздуха, какую она привела бы в движение, если бы существовала сама по себе. Ведь она вовсе не существует, разве лишь потенциально в целом зерне». ИОН ХИОССКИЙ (ок.490-422 гг. до н.э.), поэт. О древнегреческом поэте Ионе Хиосском сохранилось недостаточно сведений, чтобы получить полное представление о его жизни и творчестве. Известно, что он был родом с Хиоса, острова на северо-западе от Самоса, против Ионийского полуострова, примерно, в двенадцати километрах от материка. По свидетельствам античных авторов, Ион был современником Перикла. Редкие исследователи биографии Иона с Хиоса считают, что характер его поэтического творчества Иона мог оказаться в зависимости от места его рождения, поскольку остров и одноименный главный город издавна были владениями греков-ионийцев; Иония – общепризнанный малоазийский центр высокой степени культуры, колыбель греческого искусства и науки. Из всех греческих племен ионяне были самым эмоциональным, но и самым восприимчивым и деятельным народом. Здесь берут своё начало поэзия, философия и история, доказательством чего служат Гомер, Мимнерм, Анаксимандр, Анаксимен, Анакреонт, Фалес, Ксенофан, Анаксагор Дионисий, Гекатей и др. Оба величайших живописцев античности – Апеллес и Паррасий – были урожденными ионянами (ионийцами). Этом же ряду – имя Иона Хиосского. Современники характеризовали Иона как «ловкого и знающего свет ионийца», считали его самым значительным поэтом после трех великих греческих трагиков – Еврипид, Эсхила, Софокла. Обладая редкой в то время разносторонностью, он писал элегии, дифирамбы и особенно трагедии, «отличавшиеся скорее, правильностью и гладкостью слога, чем оригинальностью»… В молодости Ион переселился в Афины, где познакомился с Эсхилом; бывал в доме сурового правителя Кимона, пользовался его покровительством и финансовой поддержкой. Во время войны Афин с Самосом (441 г.) он вернулся на родину, где встретился с Софоклом. Ион – автор прозаических сочинений «Эпидемии» (или «Мои путешествия в чужие страны»), также «Истории основания Хиоса». От его книг сохранились лишь скудные отрывки, которые мы читаем в «вольном» переводе А.С Пушкина: *** «Злое дитя, старик молодой, властелин добронравный, Гордость внушающий нам, шумный заступник любви!»… *** «Юноша! скромно пируй, и шумную Вакхову влагу С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай»… (первое – мелический фрагмент, второе – заключительные строки элегии, сохранившейся полностью). Дошедшие до нас сборники греческой лирики иногда путают его произведения со стихами его тёзки – Иона Эфесского. Надо сказать, что ошибаются и те, кто считает Иона Хиосского одним из героев произведения Платона «Ион», где греческий рапсод по имени Ион ведет диалог с Сократом: известный Ион Хиосский – лирик и трагический поэтом; тем более, что Сократ, беседуя с Ионом, выясняет природу мастерства рапсодов и поэтов (примеч. А.А.Тахо-Годи). Вызывает интерес факт, установленный исследователями биографии Пифагора, что Ион Хиосский интересовался его учением, как и современники знаменитого философа – Ксенофан и Гераклит, Эмпедокл, Геродот, Демокрит, Главка из Регия и анонимный автор «Двояких речей». А современные ученые, занимающиеся изучением античной литературы и трудов по истории античного времени, обратили внимание, что древнегреческие мыслители часто обращались к вопросам строения и развития Земли; причем, нередко верно интерпретировали природные явления, высказывали идеи, намного опередившие их время. Среди семидесяти шести известных имен античности – Фукидид, Эсхин, Фалес, Аристотель, Геродот и др. – есть трагик Ион Хиосский. Размышляя о землетрясениях, он предположил, что они могут приводить не только к обрушениям, провалам, трещинам и подвижкам земли, но и к отрыву обломков суши от материков (!). Эсхил утверждал, что Сицилия была некогда «оторвана от материка вследствие землетрясения», а Ион Хиосский писал «об отрыве о. Эвбея»… Умер Ион незадолго до выхода сатирической комедии Аристофана «Мир», т.е. ок. 421 г. до н.э. ИСОКРАТ (ок.436-338 гг. до н.э.), ритор. Исократ – один из ярчайших представителей древнегреческих учителей красноречия, риторов, которого иногда ошибочно называют оратором. Действительно, в юности он учился ораторскому мастерству у знаменитого Горгия, но, по причине робкого характера и слабого, оттого невыразительного голоса, сам никогда публично не выступал. Оставшись в тридцатилетнем возрасте без материальной поддержки отца (он умер), Исократ освоил модную и выгодную в то время профессию логографа, иначе, составителя речей для участников судебных тяжб. Составление заказных речей позволило не только скоро нажить большое состояние, но и развить у себя литературный вкус, сформировавшийся ещё в школе Горгия, познать внутренний мир афинского общества, пороки и социальные болезни сограждан. Наконец, под сильным влиянием школы Сократа, откуда Исократ вынес стремление внести в риторику этический момент, он сделал из речи орудие политического и нравственного воспитания. В результате у него сложились собственные нравственные убеждения, пробудившие честолюбие и влечение в высокую сферу политических интересов и государственной деятельности. В 391 году Исократ открыл в Афинах собственную школу, оказавшуюся самой удачливой в истории риторских школ Греции. В центре учебной программы он поставил искусство речи как главное средство успеха на общественном поприще. Учитель предлагал слушателям теперь общественно-политические «речи», правила декламации, обращения к царям и правителям с наставлениями и похвалой как софистские упражнения. Из почти тридцати известных «речей» Исократа сохранились двадцать одна, также девять писем – к македонскому царю Филиппу II, сиракузскому тирану Дионисию Старшему и другим монархическим правителям. Самой замечательной из его ранних речей считается «Панегирик», а наиболее поздняя – «Панафинейская» речь, которую он писал уже в возрасте девяносто лет. Его записанными речами зачитывались в домах афинян, но общество не пользовалось его уроками в политике, и ни одно из них не сыграло решающую роль – ни в суде, ни в Народном собрании. Зато в именитых учениках у Исократа не было недостатка: из его школы вышли полководец и государственный деятель Тимофей, ораторы Исей, Леодамант, Ликург и Гиперид, будущий тиран Гераклеи Понтийской Клеарх, историки Андротион, Эфор, Феопомп. Когда к нему пришел молодой оратор Демосфен и попросил учить его только «на две пятых науки», поскольку не имел достаточной суммы за весь курс обучения, Исократ сказал: «Хорошая наука, как хорошая рыба, не разрезается на куски: бери всю!» – и учил Демосфена, как и других малоимущих афинян, практически бесплатно. Из курса обучения своей риторской школы, в отличие от традиционных философских школ, Исократ исключил натурфилософские традиции исследования Природы, Космоса, Материи, зато ввел историю, право, литературу и, конечно, «философию речи», как её называл он сам. Он по-новаторски учил правилам построения речи, начиная с подбора отдельных слов и образования длинных периодов, предлагал слушателям познавать не только искусство красноречия, но и человеческие добродетели – в быту и в политике. В «Панегирике» Исократ советует эллинам прекратить раздирающие их распри и войны, объединиться нацией, а соединённые военные силы направить на общего врага Эллады – Персию. При этом оговаривал, что Афинам должна быть предоставлена гегемония на море, а Спарте – на суше. Когда Филипп стал угрожать могуществу Афин, Исократ отважился открыто приветствовать его как лидера эллинов, способного возглавить «священный поход» против Персии. Помимо, в своих речах Исократ смело восхвалял аристократическое устройство «доперикловых» Афин и строгие «добрые старые порядки» при Солоне. Он не побоялся бросить вызов афинскому «официальному» обществу, пославшего на смерть Сократа; Исократ был, пожалуй, единственным, кто осмеливался носить траур по погибшему философу. Это был рискованный подвиг! Считается, что Исократ и его «школа», ученики, оказали сильнейшее влияние на развитие античного ораторского искусства в Греции и затем в Риме, отразившись на цицероновской ораторской прозе, которую дала жизнь ораторскому искусству новых европейских народов. Есть легендарная версия, будто Исократ умертвил себя после того, как узнал о разгроме войском Филиппа объединенных сил афинян и союзных греческих городов при Херонее (388 г. до н.э.). ИФИКРАТ (413—353 гг. до н. э.), полководец. В военной истории Ификрат Греции считается одним из лучших полководцев своего времени. По словам Феопомпа, «был он велик – и духом и телом, обладал внешностью полководца, с первого взгляда возбуждая у всех восхищение; в трудах, однако, несобран и нетерпелив, но при этом – гражданин, добрый и весьма честный. Порядочность свою он проявил во многих случаях». Он был сыном кожевника, но бесстрашие на полях сражений в качестве простого солдата и умение увлекать сограждан речами в Народном собрании вывело Ификрата в высшее военное руководство. Историк Ксенофонт впервые упоминает его во время Коринфской войны, – как командира афинского отряда наёмников в Немейском сражении. Но среди афинян Ификрат прославился тем, что настоял на реформе войска и вооружения, когда ввёл новое боевое подразделение пельтастов – легковооруженных пехотинцев. Военные реформирования Ификрата позволили придать афинскому войску маневренность в бою, когда пельтасты досаждали тяжеловооруженным воинам противника, легко обходили их с флангов и, как правило, вносили переломный успех в свою пользу во время сражений. Это помогало решать задачи, как в ближнем бою, так и рассредоточенным строем. Что было совсем необычно, молодой военачальник Ификрат сумел убедить сограждан в необходимости тренировок в боевом мастерстве в мирное время, а в наемном войске он ввел обязательные военные учения. Наперекор демократично настроенным ополченцам, он ввел в армии строгую дисциплину, заставляя рядовых солдат выполнять приказы младших командиров, а тех – вышестоящего военного начальства. При этом Ификрат не забывал заботиться о нуждах воинов, в походах делил с ними все трудности. Реорганизационные усилия Ификрата были вознаграждены победами над спартанцами и их союзниками под Коринфом на Пелопоннесе и при Флиунте в Аркадии. Особенно сокрушительное поражение от афинского войска под командованием Ификрата потерпела Спарта в битве при Лехее (392 г. до н.э.). Теперь он часто говорил соратникам перед сражением: «Я опасаюсь одного – вдруг им незнакомо имя Ификрата». Доверие афинян к удачливому полководцу Ификрату росло. В 390 году его с войском отправили на Геллеспонт, где в сражении близ Абидоса он разбил спартанское войско Анаксибия, затем повернул на Фракию, где вернул царский трон Севту II, принявшему покровительство Афин. Во Фракии воевал до 385 года, после чего остался при дворе царя Котиса, преемника Севта, женился на его дочери. В 378 году сатрап персидского царя Фарнабаз пригласил Ификрата стать во главе двенадцатитысячного войска греческих наемников, с которыми Персия вторглась на территорию Египта. Высадившись в дельте Нила, Ификрат повел наступление на Мемфис, но, не дождавшись прибытия основных сил Фарнабаза, был вынужден прекратить экспедицию. Опасаясь гнева персидского царя, Ификрат тайно вернулся в Афины, где восторженные земляки встретили его, как героя, избрали своим стратегом, или главнокомандующим. В 372 году во главе флота из семидесяти кораблей Ификрат отправился на о. Керкиру, осажденный на тот момент сиракузской эскадрой. Разгромив сиракузский флот, отправился в Ионическое море, на остров Кефаллений, где заставил его жителей принять покровительство Афин и присоединиться ко Второму Афинскому военному союзу. В 369 году Ификрат выступил против Фив, вторгся в Аркадию, затем отправился с эскадрой к Халкидике, чтобы подчинить Амфиполь Афинам. Однако его действия оказались неудачными, Амфиполь не сдался, после чего командование войском было у него отобрано и передано военачальнику Тимофею. Ификрат, обидевшись на афинян, остался во Фракии. Но в начале Союзнической войны (357-355 гг. до н.э.), когда дела у афинян пошли совсем плохо, Ификрата призвали домой, чтобы вместе с войском Тимофея снять осаду Самоса. У Хиоса афинский флот попал в бурю, в результате боевые планы были сорваны, что для Афин оказалось равносильно поражению. Тимофея и Ификрата в измене и подкупе, за что им грозила смертная казнь. На суде оба военачальника держались достойно и были оправданы, после завершения процесса почет и уважение сограждан были безвозвратно утрачены. Ификрат после этого, скорее всего, умер, как говорили, «от огорчения». КАЛЛИКЛ (IV в. до н.э.), философ. Философ Калликл – один из участников диалога Платона «Горгий», хотя у Платона вместе с Калликлом в разговоре участвуют Сократ, Херефонт, Горгий и Пол; вполне возможно, что это литературный персонаж, а не реальное историческое лицо. Из того же литературного источника ясно, что Калликл «занимался философией вместе с Тисандром из Афидны, Андроном, сыном Андротиона, и Навсикидом из Холарга». Однажды они держали совет, до каких пределов следует продолжать занятия философией: «Есть своя прелесть и у философии, если заниматься ею умеренно и в молодом возрасте… Вверх взяло мнение, что особой глубины и обстоятельности искать не надо – как бы незаметно себе не повредить чрезмерною мудростью». Калликл рассуждает о справедливости и социальном положении граждан в демократическом обществе, одобряя господство сильных личностей над слабыми: «Кто силён встать выше законов, имеет на это право». Ему удобно жить в государстве, организованном «сильными и достойными»: «И прежде всего, когда я говорю о сильных, я имею в виду не сапожников и не поваров, а тех, кто разумен в государственных делах – знает, как управлять государством, – и не только разумен, но и мужествен: что задумает, способен исполнить и не останавливается на полпути из-за душевной расслабленности». Философ не верит в законы, принятые народом: «Или ты, Сократ, воображаешь, что, когда соберутся рабы и всякий прочий сброд, не годный ни на что, кроме как разве напрягать мышцы, – соберутся и что-то там изрекут, – это будет законным установлением?». Калликл считает риторику высшей ценностью, что только умение говорить, убеждать, отстаивать свое мнение дает людям свободу и власть. Сократ не соглашается с Калликлом, говорит о духовных ценностях: «Пусть большинство людей не соглашается и спорит, лишь бы только не вступить в разногласие и в спор с одним человеком – с собою самим». Калликл возражает Сократу, предлагая философу не входить в конфликт с обществом, даже если это общество не право, по мнению философа: «А между тем, друг Сократ, разве ты сам не видишь, как постыдно положение, в котором находишься и ты, и все остальные безудержные философы? Ведь если бы сегодня тебя схватили – тебя или кого-нибудь из таких же, как ты, – и бросили в тюрьму, обвиняя в преступлении, которого ты никогда не совершал, ты же знаешь – ты оказался бы совершенно беззащитен, и умер бы, если бы кому вздумалось потребовать для тебя смертного приговора… Но какая польза от твоей мудрости, Сократ, – восклицает Калликл, – если она делает тебя неспособным, ни помочь самому себе, ни вызволить из самой страшной опасности себя или другого, мешает сопротивляться врагам, которые грабят его до нитки, и обрекает на полное бесчестье в родном городе? Прекрати свои изобличения, обратись к благозвучию дел, обратись к тому, что принесет тебе славу здравомыслия, оставь другим уловки эти тонкие, – не знаю, как их называть, вздором или пустословием, – поверь, они твой дом опустошат вконец. Не с тех бери пример, кто копается в мелочах, опровергая друг друга, но с тех, кто владеет богатством, славою и многими иными благами». Сократ ответил, как должен был ответить Сократ: «Будь душа у меня золотая, Калликл, обрадовался бы я или нет, как, по-твоему, если б нашел один из тех камней, которыми берут пробу золота, – самый лучший среди таких камней, – а потом приложил бы к нему свою душу, и если бы он подтвердил, что душа ухожена хорошо, мог бы я знать это, наверное, и другого пробного камня уже не искать?». КАРНЕАД (214-129 гг. до н.э.), философ. В своём развитии греческая философия имела три начала: физическое (Аристотель), метафизическое (Платон) и этическое (Зенон). Архимед и Гиппарх отделили от философии науку, скептицизм Пиррона положил конец метафизике, а этика держала осаду до тех пор, пока эпикуреизм и стоицизм не сдали своих позиций христианству. В числе «могильщиков» классической Академии Платона были последователи Пиррона, а среди них наиболее энергичный скептик Карнеад из Кирены, пришедший к руководству «Новой Академией» в Афинах. Его теория интеллектуального и нравственного нигилизма, которую он вывел из учения об универсальном сомнении, буквально взорвала спокойствие неприметно загнивающего философского мира. Этим Карнеад сильно огорчил стоика Хрисиппа и других своих учителей. Но сраженные легкостью убедительно разящих доводов, они только раздражались по этому поводу: «Эти пустые потуги в изобретении никчемных нелепиц отравляют умы молодежи, что доставляет дурную славу философии». Карнеад им в ответ: «Если моя аргументация правильна – хорошо и замечательно; если же нет, верните мне плату за обучение!». Он удивлял слушателей Академии, когда одним читал лекцию в защиту какого-нибудь мнения, а другим – против него, и всякий раз выдвигал веские взаимно уничтожающие доказательства. Карнеад отвергал любые выводы, «ущербные с точки зрения разума», рекомендуя ученикам довольствоваться вероятностью и обычаями своей эпохи. Основой его учения являлось «выявление признаков истины за пределами чувств и конечного разума». Его считают первым исследователем теории вероятности, а также возможности знания. Как теоретик вероятности, он различает три ее степени: 1. Представления вероятны только для того, кто их придерживается; 2. Представления вероятны и не оспариваются теми, кого они касаются; 3. Представления абсолютно бесспорны. Он отвергал критерий истины и достоверности знания: «Суждения возможны лишь тогда, когда действительны их предпосылки; последние в свою очередь зависят от действительности своих собственных предпосылок и так далее до бесконечности». В этике Карнеад проповедовал обычное для скептиков учение о естественных благах и о жизни сообразно с природой вне всякого активного на нее воздействия. В 155 г. до н.э. в качестве посланника афинян он вместе с Диогеном Лаэртским и Критолаем посетил Рим. Им предстояло убедить римлян не наказывать Афины огромным штрафом в пятьсот талантов (1 тал=26,2 кг сер.) «за разрушение Оропа на Эвбее». Карнеад выступил перед Сенатом, блеснув, как обычно, красноречием и остроумием. Причем в первый день он высказался «в похвалу справедливости как естественному явлению», а на другой день повторил выступление, но уже «с порицанием справедливости, как противоестественного явления, придуманного слабыми людьми для защиты от сильных». Обе речи не только понравились сенаторам, они их ещё смутили, после чего Катон Старший, политический деятель и полководец, обратился к Сенату с просьбой ускорить рассмотрение вопроса, с которым прибыли афинские послы. Он мотивировал тем, что «эллины должны поскорее вернуться домой, чтобы продолжить учить красноречию своих детей и не смущать больше римскую молодежь, которая должна внимать законам и властям; ибо если они начнут подражать эллинам, то Риму грозит великая опасность»… Карнеад не верил в божественную судьбу, как многие его современники, задавая сам себе вопрос: «Люди, гибнущие в одно и тоже время (например, во время катастрофы) рождены под различными знаками Зодиака. На каком основании тогда признают определяющую значимость момента рождения для судьбы человека?». Карнеад не писал сочинений, но его лекции сохранились в записях учеников; мысли философа дошли в изложении Цицерона, Эмпирика, Плутарха и Диогена Лаэртского. Как говорили о нём, «он жил только духом, а тело его было для него посторонним». В старости философ ослеп, но продолжал учить молодых «живя, сомневаться, что они живут». А ослеп Карнеад во сне; когда проснулся, велел рабу зажечь светильник и подать ему книгу. Ничего не увидев, спросил у раба: «Где свет?» — «Я зажег», — ответил раб. «Ну что ж, — невозмутимо сказал Карнеад, — тогда почитай мне ты». КЛЕАНФ (ок. 330-232 гг. до н.э.), философ. Клеанф, ученик Зенона Китийского, его преемник во главе стоической школы; в молодости славился как кулачный боец, вел аскетический образ жизни. Зенона встретил, когда уже сам был в зрелом возрасте; «услышав однажды, стал учеником». Не имея денег на покупку досок или папирусов для записи услышанного, по ночам таскал воду для поливки садов и помогал хлебопеку; за это его прозвали Водоносом. Кто-то донёс на Клеанфа, будто он живет на «непонятные доходы», и ему пришлось держать ответ перед судьями. Но когда открылось его бедственное состояние и неукротимое стремление к знаниям, суд постановил выдать Клеанфу материальную помощь. Но Зенон запретил ему её принимать. Через время правитель Антигон, оказавшись его почитателем, пытался подарить ему три тысячи драхм, он и от них отказался. Товарищи иногда, смеясь, называли Клеанфа «ослом», имея в виду его терпение в труде и учении, а он сносил насмешки: «Да, только мне и под силу таскать вьюки Зенона». А когда говорили, что он слишком робок, отвечал: «Робость меня и уберегает от ошибок». Клеанф во все годы был требователен к себе в отношении знаний: будучи стариком, он однажды вслух бранил самого себя; философ Аристон услышал, спросил: «Кого это ты бранишь?», – а он с улыбкой ответил: «Одного несносного старика, который до седины дожил, а ума не нажил». Следуя учению Зенона, Клеанф, тем не менее, внес в стоицизм свои замечания «о сохранении всех душ до конца очередного космического цикла и доказательства бытия богов». «Гимн Зевсу» дает представление не только о теологических приверженностях Клеанфа, он свидетельствует о его поэтической одаренности. Он просит «дать человеку свободу от власти прискорбной незнанья…, указать путь к мудрости вечной, которой бог правит над всем справедливо; для смертных нет награды прекраснее, чем восхвалять общий закон и чтить справедливость». Клеанф уважал знания, говорил, что «всякая наука есть указательница пути и учредительница порядка». В этике считал, что «однажды обретенную добродетель нельзя утратить». Он написал труды: «О времени», «О естественной науке Зенона», «Толкования к Гераклиту», «О чувстве», «Об искусстве», «К Демокриту», «К Аристарху», «К Эриллу», «О побуждении», «Древности», «О богах», «О гигантах», «О браке», «О поэте», «О надлежащем», «О добром совете», «О милости», «Поощрение», «О добродетелях», «О даровании», «О Горгиппе», «О зависти», «О любви», «О свободе», «Наука любви», «О чести», «О славе», «Политик», «О воле», «О законах», «О судействе», «О воспитании», «О рассуждении», «О конечной цели», «О прекрасном», «О поступках», «О науке», «О царской власти», «О дружбе», «О пире», «О том, что добродетель одна для мужчин и женщин», «О мудрствовании мудрого», «Об изречениях», «Беседы», «О наслаждении», «О свойствах», «О неразрешимых вопросах», «О диалектике», «Об оборотах», «О сказуемых». От сочинений сохранилось около ста фрагментов, их тематика охватывает все три части философии: логику, физику и этику. Клеанф был учеником Зенона более двадцати лет, но идеалом его отношения к жизни, как и для других стоиков, был Сократ, который превыше всего ставил собственные убеждения, и для которого сама по себе жизнь была нечто несоизмеримо более низкое по сравнению с ее нравственным содержанием. Клеанф подтвердил это строками «Гимна Зевсу»: Веди меня, Бог, – ты моя Судьба, В то единственное место, которое ты мне предназначил. Я радостно последую за тобой. Мне ли, малодушному, бороться С тобой? По необходимости, смиренно следую за тобой. *** … Поэт Сосифей в театре назвал Клеанфа безумцем в его присутствии, цитатой из известной трагедии. Философ даже не пошевелился, так что народ за это стал ему в восторге рукоплескать, а Сосифея выгнал из театра. Потом Сосифей просил у него прощения, и Клеанф простил, сказав: «Раз уж Дионис и Геракл не гневаются на насмешки поэтов, то нелепо было бы и мне сердиться на случайную брань». … Один человек стал попрекать его старостью. Клеанф ответил: «Я и сам бы рад помереть, но пока чувствую себя в полном здравии, пока пишу, пока читаю, то могу и подождать». И всё-таки он, как и Зенон, добровольно ушел из жизни, хотя, правда, и в очень почтенном возрасте. По легенде, у него разболелись десны: пришлось три дня воздерживаться от пищи. Ему стало легче, а когда врач разрешил ему вернуться к обычной пище, он продолжал воздержание, пока не умер от голода. КЛЕАРХ (ок. 450-401 гг. до н.э.), полководец. Клеарх происходил из знатной греческой семьи, его отец Рамфий был видным политиком, игравшим заметную роль в жизни Спарты. Сын пошел по его стопам, принимал участие в Пелопоннесской войне, а в 412 году до н.э. ему доверили командование экспедиционным отрядом в Геллеспонте, выступившим против афинян. Ему удалось сломить сопротивление афинян в Византии, превратив город в военную базу, потом совместно с сатрапом персидского царя Фарнабаза повел военные действия при Кизике. Здесь спартанцам противостояли известные афинские стратеги Фрасибул и Ферамен. Затем он возвратился в Спарту, но в 409 году царь Агис отправил Клеарха с небольшой эскадрой в Византий, чтобы помешать снабжению Афин причерноморским хлебом. В Византии Клеарх поставил гарнизон из спартанских воинов, стал фактическим правителем города: расправился с местной властью, казнил тридцать самых богатых византийских граждан, а на деньги, вырученные от распродажи их имущества, увеличил число своих наемников. Вскоре его отряд стал нападать на соседние с Византием греческие города. После окончания Пелопоннесской войны (404 г.) Клеарх, в должности гармоста, или начальника гарнизона, надолго остался в Византии. Именно в этот период он задумал создать в районе проливов, соединяющих Черное и Средиземное моря собственное государство «свободных граждан», независимое от Спарты. В Спарте об этом узнали, усмотрели заговор и приказали вернуться домой. Клеарх не подчинился, и тогда в Византий спешно послали карательный отряд. Пришлось Клеарху удариться в бега. Он перебрался в соседнюю Селимбрию, а оттуда бежал к персидскому царевичу Киру Младшему, поскольку на родине его уже приговорили к смертной казни. Кир с радостью принял знаменитого военачальника, так как он к тому времени сам задумал дворцовый переворот у себя в стране: свергнуть с престола царя Артаксеркса, своего родного брата. Кир взял Клеарха на службу и поручил ему набрать тринадцатитысячным отряд греческих наемников, с которыми потом выступил против царя Персии. Клеарх храбро командовал войско, но в битве при Кунаксе (3 сентября 401 г. до н.э.) царевич Кир погиб. Артаксеркс попытался перетянуть воинов Клеарха на свою сторону, пригласил его на переговоры вместе с другими греческими военачальниками, но коварно убил всех. Об этой истории поведал Ксенофонт, один из греческих командиров, кто подчинялся Клеарху в этом походе и выжил, дойдя до Греции; позднее оставил свои впечатления в сочинении под названием «Анабасис». Своему храброму командиру Клеарху писатель посвятил такие слова: «Он как никто умел позаботиться, чтобы у его войска было продовольствие, умел добывать его, умел и внушить всем вокруг, что Клеарха надобно слушаться. Этого добивался он суровостью; он и на вид был угрюм, и голос у него был резкий, и наказывал он всегда тяжело, иногда гневался так, что потом сам раскаивался. Он наказывал по убежденью, считая, что войско, не знающее наказаний, ни на что не годно; передавали, будто он даже говорил, что воин должен бояться начальника пуще врага, нужно ли, чтобы он стоял в карауле, или не трогал союзников, или беспрекословно шел на противника. Так что в трудные часы воины по доброй воле полностью ему подчинялись и никого другого не искали: они говорили, что сама его мрачность кажется им среди других лиц веселою, а суровость представлялась уже не суровостью, а твердостью перед врагами и залогом спасенья. Но когда трудный час миновал и можно было перейти под начало к другому, многие его покидали: приветливости в нем не было, но всегда была одинаковая суровость, так что воины относились к нему, как дети к учителю. Из любви и преданности за ним не шли никогда, но все, кого посылал к нему какой-нибудь город, кто нуждался в нем или находился при нем по другой необходимости, оставались в строгом повиновении. А когда с ним во главе начинали побеждать врага, то шедшие за ним приносили всех больше пользы, и недаром: перед лицом врага они были мужественны, а из страха перед его наказаниями лучше повиновались в строю. Таков он был полководец; а иметь над собою других полководцев он, как говорят, не очень-то любил». КЛЕОБУЛ (642-556 гг. до н.э.), правитель. В середине VI в. до н.э. на острове Родос в Линдосе, согласно древнему преданию, правил Клеобул, умеренная тирания которого продолжалась почти сорок лет. Несмотря на греческое имя, его предками были выходцы из Карии (М.Азия), но эллины почитали Клеобула как одного из своих самых известных «Семи Мудрецов». Его имя высечено на стене храма Аполлона в Дельфах, в этой «славной святыне Пифийской», где на мраморных плитах были высечены воистину мудрые изречения древних мужей: В детстве будь благовоспитанным. В отрочестве будь самообладающим. В цветущие годы будь справедливым. В старости будь советующим мудро. На смертном ложе будь беспечальным. В детстве и юности Клеобул получил отменное образование, позволившее ему продолжить учебу в Навкратисе, египетском городе знаний в Дельте Нила. Здесь он жил двенадцать лет, обучаясь у египетских жрецов и мудрецов, после чего отправился в путешествие. Клеобул посетил многие священные центры Египта, где его посвятили в мистерии, недоступные простым смертным. Он был гостем царя Псамметиха, покровителя искусств и наук, который проявил интерес к мудрому иноземцу. В тридцатилетнем возрасте Клеобул вернулся в Линдос, где друзья и почитатели мудрости провозгласили его тираном города, своим правителем. Народ не ошибся в выборе, поскольку почитал Клеобула за справедливое, его идеальное правление. «Разумнее всего тот народ, – говорил Клеобул, – где граждане боятся порицания окружающих больше, чем власти закона». Город при нем обрел могущество и процветание, жители – благоденствие, а тот факт, что даже персы не решались при нем нападать на Линдос, говорит за Клеобула как за дальновидного правителя. Хотя любимым выражением его было: «Силой ничего не верши!», он придерживался такой мудрости: «Нужно услужить друзьям, чтобы укрепить их дружбу, и врагам, чтобы приобрести их дружбу, ибо следует остерегаться поношения от друзей и злоумышления от врагов». Клеобул, будучи правителем Линда, продолжал познавать мир: не опасаясь переворотов и заговоров против своей персоны, он много путешествовал. Его любимым времяпрепровождением было посещение Панэллинских Игр на Истме, в Олимпии и Дельфах. По легенде, Клеобул гостил у Солона в Афинах и у Периандра в Коринфе, дружил с мудрецом Фрасибулом Милетским, вел переписку с египетскими фараонами и царями Нехо II, Псамметихом II, Априем и Амасисом II – с 610 по 526 гг. до н.э. Этим сообщениям можно верить, но в них можно и сомневаться, поскольку при сопоставлении биографических данных каждого исторического лица находятся «нестыковки». *** Клеобул сочинил более трёх тысяч элегических стихов, у него были песни, загадки и поучения, которые разошлись по греческим городам, как народные, став достоянием общей эллинской культуры. Клеобул дожил до преклонного возраста. После его кончины жители Линдоса написали на его памятнике: «Здесь возлежит Клеобул, повидавший далекие страны, Нила высоких святынь причастившийся и посвященный В таинства горних богов, что ему покровительство дали. Был он народу – отцом-просветителем, а не тираном. «Мера – превыше сего». – Вот его поученье благое». КЛЕОМЕН III (260-219 до н.э.), царь. Спарта, обессиленная борьбой с Афинами, Фивами и Македонией, через шестьсот лет после Ликурга вспомнила вдруг о его замечательных реформах. В 244 г. до н.э. царь Агис IV отобрал у олигархов излишки земли, раздав их малоимущим спартанцам, разоренным теми же олигархами. Он пересмотрел законы, регулирующие имущественные отношения граждан, имея намерение возвратиться к строгим нормам поведения граждан в обществе и обязательному военному воспитанию детей. Этими действиями царь намеревался укрепить экономическое и политическое положение Спарты, подорванное недавними поражениями от македонян. Его планам помешал соправитель Леонид II, представлявший интересы знати; он сумел побудить эфоров привлечь Агиса к суду – «за подрыв могущества Спарты» – и казнить. Через шесть лет после смерти Агиса к власти пришел Клеомен III. И хотя он знал о неудаче законодательной попытки Агиса, он возобновил прерванные начинания, показавшиеся ему и его соратникам здравыми. Для начала он… женился на вдове Агиса, Агиатиде, с намерением, как он сам говорил, «самым тесным образом соприкоснуться с возвышенными планами Агиса». И хотя Агиатида с неохотой вышла за него замуж, впечатление от её рассказов о бывшем муже должным образом повлияли на дальнейшие действия царя Клеомена. Тем временем Спарта продолжала воевать, с участием Клеомена был разгромлен Ахейский союз греческих городов, после чего царь у себя дома действовал решительно. Ликвидировал устаревший, на его взгляд, институт власти эфоров и Герусию, хотя сделал это осторожно: под предлогом подготовки к военному походу убрал из города всех своих противников, затем с толпой наемных солдат вторгся в здание, где заседали эфоры. Убил четверых из них, затем изгнал из Спарты восемьдесят приверженцев олигархической партии. Позже, правда, царю Клеомену пришлось оправдываться перед народом, но победителя поняли и простили. И было за что! Молодой царь провёл долгожданный для народа закон о ликвидации долгов, по схеме – «всех перед всеми!». А резервы государственной земли, доставшиеся Спарте после удачной войны с соседями, разделил между малоимущими гражданами, поровну. Чтобы ещё более упрочить свое положение на престоле, Клеомен сделал своим соправителем на престоле родного брата Евклида. После этого стал внедрять уже забытые сисситии, общественные столовые, и увеличил число граждан Спарты путём принятия в их число знатных периэков – неграждан, приехавших на постоянное жительство из других городов Греции. А чтобы повысить уважение спартанцев к новому порядку в государстве, Клеомен реорганизовал армию, взяв за образец македонскую армию, которая должным образом проявила себя за последние десятилетия. Не забыл Клеомен и о строгом воспитании юношества, как предлагал в свое время Ликург. Но плодами своих преобразований царю Клеомену не пришлось насладиться: города Греции, где были сильны олигархические настроения, серьезно встревожились революционным влиянием спартанских реформ. В 222 году греко-македонские силы под предводительством Арата и Антигона Дозона встретились при Селласии, где спартанское войско потерпело поражение. Царю Клеомену пришлось скрываться от гнева сограждан и мести врагов в Египте, у своего друга царя Птолемея Эвергета. Тот хорошо принял его, но после смерти Птолемея египетский трон занял его сын Филопатор, который отказал Клеомену и его семье в гостеприимстве. Тогда бывший царь Спарты возбудил египтян против Филопатора, поднял мятеж. Мятеж не дал ожидаемых плодов, был подавлен, и в 219 году Клеомен вместе с товарищами по оружию, спартанцами, покончил с собой. Ему тогда исполнилось всего тридцать пять лет от роду: «Добровольная смерть должна быть не бегством от деяний, но – деянием!». Царь Филопатор, узнав о смерти ненавистного врага, распорядился зашить тело в шкуру и повесить на кресте. Затем убил его мать Кратесиклею, волевую сильную женщину, которая все это время находилась рядом с сыном, разделяла все его планы и начинания. Маленькие дети Клеомена тоже были казнены. Граждане Спарты, узнав о смерти Клеомена, почитали его своим героем и держались его законодательных актов некоторое время. А когда забыли об этом, Спарта окончательно потеряла своё могущество. КЛИМЕНТ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ (ок.150-220 гг.), философ. Климент Александрийский известен в церковных кругах как один из первых известных христианских богословов. Родился он в Афинах, что дает эллинам право считать его своим философом. Римские источники сообщают его латинское имя – Тит Флавий Климент, подтверждая, что он родился в языческой семье и очень рано обратился в христианство. Известно ещё, что его родители активно выступали в рядах антиримского сопротивления, были превращены в рабов, но в итоге получили свободу, приняв имя хозяина – Тита Флавия, как было принято для вольноотпущенников. Скорее всего, греческий философ Афинагор был одним из учителей Климента, «первым из всех». Он много путешествовал по регионам огромного Римского государства – Южной Италии, Сирии, Палестине, которые посещал с целью учиться у самых лучших, самых авторитетных философов. Своё прозвище Климент получил после того, как 180 году обосновался в Александрии, где познакомился с Пантеном, начальником т.н. катехетической школы, центра христианской философской мысли. Можно сказать с точностью, что молодой человек считал Пантена своим главным и любимым учителем. С этого момента Александрия стала для него второй родиной. Здесь он помогал Пантену в преподавании, а после его смерти (ок.200 г.) возглавил Александрийскую школу. Как писали его современники, «слава его имени, молва об его успехах привлекали на его лекции, назначавшиеся прежде для одних оглашаемых язычников, также множество христиан, которым лестно было слушать наставника, учившего философов и ученых, юношей и старцев, колебавшего язычество, обличавшего недостатки философских учений и предлагавшего истинную и божественную философию»… Помимо блистательных лекций в Александрийской школе, Климент проявил эрудицию и познания древнегреческой философии, написав труды, в которых знакомил читателей с миром христианской мудрости и превосходства веры в Бога перед язычеством. Главные из сохранившихся сочинений — «Протрептика, или Увещание к эллинам», «Краткие объяснения», «Стромат», или «Лоскутное одеяло», «Педагог», «Какой богач спасется?». Он желал людям счастья, как сам его понимал: «Счастливая жизнь также слагается из сочетания различных факторов, поэтому счастливой мы называем и саму праведную жизнь и то лицо, которое сподобилось этой жизни благодаря упорядочению своей души в соответствии с требованиями добродетели». Через все его философские произведения проходит главная цель – «рациональное осмысление тайн христианской веры может и должно привести человека к истинному «гносису», т.е. к такому состоянию духовного совершенства, к которому человека призывало Слово Божье и в котором этот человек, освободившийся от страстей, через любовь к Богу уже на земле заложит основания небесного блаженства». Но Климент предлагает принимать его «здравое учение и отвергать дурное» не слепо веря в Бога, а лишь, опираясь на знание, предполагая, что незнание есть результат невоспитанности и необразованности. «Только вследствие образования постигаем мы науки божественные и человеческие», – говорит мудрец. После того, как римский император Север усилил гонения на христиан, в 202 году Климент покинул Александрию и перебрался в Кесарию Палестинскую (М.Азия) к своему ученику Александру (в будущем, епископ Иерусалимский). О последующей жизни и странствиях Климента Александрийского мало что известно. *** Литературное наследие Климента Александрийского оказалось ценным не изящным стилем или высоким интеллектуальным содержанием, а тем обстоятельством, что его труды содержат множество цитат из произведений более чем трехсот шестидесяти греческих авторов и являются ценным источником для истории античной литературы и философии. Он хорошо представлял себе, что «словом ведь душа может быть в себя приведена и обращена к правоте и благочестивому образу жизни». Познай, говорит мудрец, откуда ты, по чьему образу создан, какова твоя сущность, кто тебя сотворил и каково твое отношение к Богу и тому подобное. «Ведь говорит дух через Исаию пророка: «Дам я тебе сокровища, сокрытые, тайные». Эти сокровища и «богатства неистощимые» есть мудрость, столь нелегко достижимая». КЛИНИЙ (V в. до н.э.), полководец. Для исследователей истории Древней Греции афинянин Клиний не представлял бы большого интереса, если бы он не был отцом Алкивиада (ок.450—404 гг. до н. э.), знаменитого государственного деятеля Афин, полководца и друга Сократа. Пожалуй, мало, кто из афинян мог похвастаться такой знатностью, богатством и родственными связями, как Алкивиад. И не было, наверное, другого человека, кто бы шокировал афинян недостойным поведением больше, и которому бы прощали его молодецкие «шалости». Мать Алкивиада звали Дейномаха, она происходила из знатной семьи Алкмеонидов, члены которой вели родословную от легендарного Нестора, героя Троянской войны: Дейномаха была дочерью Мегакла, внука известного афинского законодателя Клисфена. Через нее Алкивиад приходился родственником Периклу, самого влиятельного человека в Афинах, и, в более отдаленной степени, правителю Кимону. Среди предков по линии матери – архонт Мегакл, спасший Афины от тирании Килона. Отец Алкивиада Клиний принадлежал к одной из богатейших и благороднейших семей афинской аристократии – знатному роду Скамбонидов, представители которого возводили начало к легендарному Аяксу Теламониду, «и через него к самому Зевсу». Клиний весьма гордился своей родословной, поскольку все эллины знали Аякса Теламонида, или Аякса Большого, сына Теламона и Перибеи, царя острова Саламин, как двоюродного брата Ахилла – легендарного героя Троянской войны. В этой истории упоминается ещё имя Геракла, который в благодарность за гостеприимство при посещении Саламина обратился с просьбой к Зевсу, своему божественному отцу, даровать бездетному Теламону доблестного сына; когда Зевс в знак согласия послал в виде знамения орла (с греч. «аякс»), Геракл посоветовал Теламону назвать будущего сына именем Аякс. Аякс Теламонид, отличавшийся огромным ростом и безумной отвагой, прославился под стенами Трои как герой, уступающий в храбрости и силе только непобедимому Ахиллу. Так что для юного Алкивиада хватало примеров героического прошлого своего знатного рода. Аристократ Клиний не выделялся в афинском обществе желанием заниматься политикой или получить какой-либо ответственный государственный пост. Но в отличие от многих прочих выдающихся людей своего времени он обладал огромным состоянием. Это давало повод его согражданам периодически поручать ему гражданскую литургию (от греч. leiturgia – «повинность», где leiton – народное + ergon – дело), на материальной основе которой в основном держалось могущество Афин. Таких литургий имелось несколько видов: хорегия – оплата храмовых хоров, выступавших на празднествах, гимнасиархия – содержание одного или несколько атлетических гимнасиев в течение года, триерархия и прочие довольно обременительные финансовые тяготы. Самой расточительной считалась триерархия (от греч. триера – корабль), или содержание военного корабля, называемая, – от строительства корабля до его технического оснащения и найма команды, также ремонт в случае повреждения триеры в боевых действиях. Условия любой литургии были настолько кабальными, что некоторые зажиточные граждане предпочитали менять своё местожительство, чтобы окончательно не разориться. Но это явление объяснимо, с точки зрения афинской демократии: в ее основе лежит представление греков о том, что богатый гражданин стал богатым только благодаря содействию своей общины, поэтому он становится «вечным» ее должником. Этот свой долг он обязан уплатить, исполняя какое-нибудь «народное дело», порученное ему государством, например литургия. Поэтому нет ничего удивительного, что афиняне запомнили Клиния, отца Алкивиада, тем, что он отличился в морском бою с персами Ксеркса при Артемисии (480 г. до н.э., совр. мыс Сирохори или же Понтикониси), сражаясь на своей триере. Клиний погиб в Беотии в сражении афинян с беотийцами при Коронее (446 г. до н.э.); афиняне потерпели поражение, после чего беотийцы освободились от их господства. Юный Алкивиад остался на руках опекунов – знаменитого родственника Перикла и его брата; воспитывался в доме Перикла. Здесь он встречался со многими выдающимися людьми: философом Анаксагором, поэтом Софоклом, Аспасией, женой Перикла, одной из самых образованных женщин античности. Юноша выделялся красотой, умом и исключительными способностями, получил прекрасное образование и с увлечением занялся политикой. Никогда еще судьба не наделяла кого-либо столь щедро, как Алкивиада. КРАТЕТ (ок.360-270 гг. до н.э.), философ. Кратет, сын Асконда, родился в Фивах, в богатой аристократической семье; получил отличное образование. Но однажды услышав простые истины Диогена из Синопа, « человека, недоступного зависти», вдруг объявил близким, что «жить в роскоши дальше не имеет смысла». Говорили, будто Кратет «обратил все своё состояние в деньги, выручил около трехсот талантов (1 тал.=26,2 кг сер.), чтобы поделить их между согражданами; сам со страстью предался философии». Он гнал палкой всех, кто пытались отговорить от намерений пойти по пути, «где помимо богатства есть иные ценности». С тех пор Кратет вел почти нищенскую жизнь странствующего философа-киника. Когда войско македонского царя Александра (335 г. до н.э.) подступило к Фивам, Кратет вместе с беженцами оказался в Афинах, где вскоре организовал свою философскую школу. Кстати, Александр, отдав приказ разграбить и разрушить Фивы, запретил трогать родной дом философа – настолько Кратет был уже популярен! По легенде, Александр не оставил своим вниманием Кратета в Афинах, когда был там с посольством: спросил, хочет ли он, чтобы Фивы были восстановлены. «Зачем? – был вопрос философа. – Чтобы пришёл новый Александр и снова разрушил? Пусть уже стоит, укором». Узнав о школе Кратета, другой философ – Зенон из Элиды, бросил нажитое имущество и тоже перебрался в Афины. Он говорил, что его родина – «безвестность и бедность, неподвластная даже судьбе», а его соотечественник – «Диоген, Зенон Китайский в своих «Хриях» рассказывает, что Кратет был настолько безразличен к «мелочам жизни», что однажды пришил к своему заношенному плащу заплату из кусочка овечьей шкуры «и совсем не тяготился таким безобразием в одежде». Он нарочно ругался с проститутками, «чтобы приучить себя к поношениям людей». Раздразнив однажды кифареда Никодрома, он получил от него затрещину, оставившую след на лице. Философ прикрепил на свой лоб дощечку с надписью: «Это сделал Никодром», и так ходил по городу, не стесняясь своего вида. В отличие от многих греческих философов, тем более киников, Кратет был женат на Гиппархии из Маронеи, сестре философа Метрокла, своей ученице из знатного богатого рода. Девушка осталась равнодушной к предложениям выгодных женихов, несмотря на их богатства, знатность и красоту, и, вопреки родительской воле, предложила себя в жены уже немолодому философу. Умудренный жизненным опытом философ пытался убедить её в невозможности их семейного союза из-за нищеты и образа жизни. Но Гиппархия сделала свой выбор: надела бедное рубище философа-киника и объявила себя женой Кратета, воля которого была явно сломлена её влюбленной настойчивостью. С этого дня она сопровождала мужа повсюду, участвуя во всех делах. Эратосфен сообщает, что от Гиппархии у Кратета был сын по имени Пасикл, ученик Евклида; дочь свою он выдал замуж тоже оригинальным способом, как он сам признал, «на пробу сроком в тридцать дней». Таков был философ даже в семейных отношениях! Кратет находил время писать труды об искусстве, и даже комедии и судебные речи, но более он известен своим отрицанием некоторых религиозных верований, отстаивая монотеизм — учение о едином Боге, встречавшийся только у Платона, чьи идеи были ему близки. Получила распространение его книга писем, известная как «Дневник», он был автором трагедий, имеющих возвышенный философский характер. О том, что дала ему философия, писал: «…это богатство мое; все прочее дым и ничтожность». Когда годы пригнули его к земле, он стал горбат, но не унывал, продолжал вести свой разговор с жизнью: «… ведь никогда так не желанна жизнь, как в старости!». Умер философ Кратет в преклонном возрасте и был похоронен у себя на родине, в Беотии. До конца жизни он был предан философии, видел в ней единственный путь к совершенству человека. *** … Человеку, спросившему его, какую пользу получит он от изучения философии, сказал: «Не имея гроша за душой, не будешь желать ничего большего, но станешь жить, довольствуясь тем, что есть, не стремясь к тому, чего нет, вполне удовлетворенный действительностью». КРИТОН (IV в. до н.э.), философ. Критон – ученик Сократа, известный в философском мире не только преданностью ему, но и своим большим богатством. Платон, ученик Сократа, после его насильственной смерти посвятил ему несколько литературных сочинений, среди которых есть «Критон». Его герой, философ Критон, навещая в тюрьме Сократа, предлагает согласиться на побег, намереваясь поступиться своим имуществом и деньгами. В диалоге Платона речь идет о дружеской поддержке приговоренного на смерть Сократа и гражданской стойкости этого философа. Критон говорит о несправедливости судей по отношению к своему другу и учителю, а Сократ отвечает, что «несправедливость не может ответом на исходную несправедливость» и отказывается от предложения Критона: «Стало быть, не надо ни отвечать на несправедливость несправедливостью, ни делать кому бы то ни было зла, даже если бы пришлось и пострадать от кого-нибудь». Платон постарался с реальной четкостью отобразить обстановку, время и события тех печальных дней: … «Послушайся меня, Сократ, – говорит Критон, – и не отказывайся от своего спасения. Если ты умрешь, меня постигнет не одна та беда, что я лишусь друга, какого мне никогда и нигде больше не найти; нет, вдобавок многим из тех, кто недостаточно знает нас с тобой, покажется, что я не позаботился спасти тебя, хотя и мог сделать это, стоило мне только не поскупиться. А большинство не поверит, что ты сам не захотел уйти отсюда, несмотря на наши настояния». Сократ спрашивает Критона: «Уходя отсюда без согласия государства, не причиняем ли мы этим зла кому-нибудь, и если да, то не тем ли, кому всего менее следует его причинять? И не преступим ли мы то, что сами признали справедливым?» «Что может быть позорнее такой славы, когда о нас думают, будто мы ценим деньги больше, чем друзей?» Друг Критон в отчаянии: «Приходится считаться и с мнением большинства. Большинство способно творить не только мелкое, но, пожалуй, и самое великое зло, если кто оклеветан перед толпой!». Когда же Критон понимает, что Сократ остается непреклонен в своем выборе, готов умереть ради Истины, он восхищается: «Я в течение всей твоей жизни изумлялся, какой счастливый у тебя характер, Сократ, а тем более изумляюсь теперь, при этом несчастье, как легко и кротко ты его переносишь». Сократ: «Но ведь было бы нелепо, Критон, в мои годы роптать на то, что приходится умереть». Критон продолжает настаивать, но Сократ непреклонен в своем решении: «… Нет, Сократ, не ставь ничего выше справедливости – ни детей, ни жизни, ни еще чего-нибудь, чтобы, придя в Аид, ты мог этим оправдаться перед теми, кто правит там. В самом деле, если ты сделаешь то, что намерен, то будет это и менее справедливо и менее благочестиво, а значит, и здесь не будет от этого хорошо ни тебе, ни твоим, да и после того, как ты придешь туда, будет не лучше. Если ты теперь отойдешь, то отойдешь обиженный не нами, Законами, а людьми. Если же ты уйдешь из тюрьмы, так позорно воздав обидой за обиду и злом за зло, преступив заключенные с нами соглашения и договоры и причинив зло как раз тем, кому всего менее следовало причинять его, – самому себе, друзьям. Отечеству и нам, то мы разгневаемся на тебя при твоей жизни, да и там наши братья, Законы Аида, неблагосклонно примут тебя, Зная, что ты и нас пытался погубить, насколько это от тебя зависело. Не дай Критону убедить тебя совершить то, что он советует, слушайся лучше нас… … Уверяю тебя, милый друг Критон, мне кажется, что я все это слышу, как и корибантствующим кажется, что они слышат флейты, и отголосок этих речей гудит во мне так, что я не могу слышать ничего другого. Вот ты и знай, каково мое мнение теперь; если ты станешь ему противоречить, то будешь говорить понапрасну. Впрочем, если думаешь одолеть, говори!» Критон: «Но мне нечего сказать, Сократ». Сократ: «Оставь же это, Критон, и сделаем так, как указывает бог». КСЕНОКРАТ (396–314 гг. до н.э.), философ. Ксенократ из Халкедона – один из ближайших учеников Платона, глава Академии (с 339 г.). По сведениям современников, он автор семидесяти пяти философских сочинений. Мы можем судить о них лишь по скудным фрагментам и списку названий: «О государстве», «О силе закона», «О справедливости», «О добродетели», «О том, как можно научить добродетели»; «О науках», «О геометрах», «О геометрии», «О числах», «Наука чисел», «Об астрономии». Ему принадлежат трактаты «О диалектике», «О противоположностях», «О родах и видах». Как преемник Платона, Ксенократ усилил поздние пифагорейские традиции в философии. Развивал трактовку «идей как эйдетических чисел» и считал математику истинным философским инструментом. Античные авторы показывают Ксенократа как очень медлительного и не в меру рассудительного человека. Чуждый спеси, он по несколько раз в день и надолго замолкал, «погружаясь в беседу с самим собой». Ксенократ соглашался с Аристотелем, говоря о душе как «самодвижущемся числе». Известна аргументация Ксенократа о «неделимых линиях»: «Если есть идея линии и если она существует раньше линии, тогда, раз часть предшествует целому, должна быть сама по себе неделимая линия». Он был первым, кто создал теорию неделимых (бесконечно малых) величин. Построил космологическую доктрину и доказал «необходимость существования во всех частях вселенского пространства последовательных постепенно возрастающих серий живых и думающих, хотя и духовных, существ». Философ прожил большую жизнь, «умер ночью, упавши на какой-то сосуд». Об этом написали такие слова: Медный сосуд задел ты ногой и разбил себе череп, Громкий крик испустил и без дыханья лежишь, О Ксенократ, о лучший муж из всех мужей! *** … Одному человеку, не знающему ни музыки, ни геометрии, ни астрономии, но пожелавшему стать его учеником, Ксенократ сказал: «Ступай прочь, тебе не за что ухватить философию!». … Он никогда не сердился на Платона, когда тот насмехался над его неловкостью в обращении с людьми; говорил: «Это мне только полезно». Зато на насмешки Биона сказал, что не возразит ни единым словом: «Недостойно трагедии отвечать насмешкам комедии». … Он был настолько чужд неправды, что ему одному афиняне позволяли выступать свидетелем без присяги, хотя по закону это и не допускалось. … Когда Александр прислал Ксенократу много денег, «чтобы приручить неподкупного философа», он отложил из них только три тысячи драхм, остальное отослал обратно, сказав при этом: «Царю они нужнее – ему больше народу надо кормить». От македонянина Антипатра, наместника Греции, он также не принял подарков, а когда на празднике Великих Дионисиев афиняне преподнесли ему золотой венок, взял его и надел на статую Гермеса, как надевали божеству обычные цветочные венки, и ушел домой. … Вместе с другими афинскими послами его отправили в Македонию к царю Филиппу, где посольство принимало участие в весёлых пирах и получало подарки от Филиппа. Все, кроме Ксенократа. За это царь невзлюбил его, и когда посольство вернулось в Афины, остальные члены посольства наклеветали на Ксенократа, будто бы он «не радел за отечество и ездил с ними понапрасну». Афиняне возмутились его, якобы, поведением и уже готовы были наказать, философ же так сказал: «Филипп знает, кто здесь им подкуплен, но знает и то, что меня ему ничем не подкупить». Афиняне одумались и поняли, кто для них друг, и воздали ему особый почет. КСЕНОФАН (ок.570-478 гг. до н.э.), философ. Легендарного поэта Ксенофана из Колофона (М. Азия) считают одним из самых известных и влиятельных греческих мудрецов середины VI в. до н.э. Его часто называют философом, хотя у него нет мудрейших трудов, помимо его философских поэма, в которых он ниспровергает Гомера и Гесиода за то, что они приписали богам «всё, что есть у людей бесчестного и позорного: воровство, прелюбодеяние и взаимный обман». Ксенофан осмеливался не соглашаться с Пифагором о переселении душ и с Фалесом – о Вселенной, бранил Эпименида за религиозную направленность в философии. Ксенофан не учился философии, но многое познал самостоятельно, когда размышлял над тем, что видел вокруг. После покорения персами Ионии (540 г.) Ксенофан покидает родину, чтобы начать бродячую жизнь рапсода, или певца-сказителя; биографы считают, что из прожитых почти ста лет две трети Ксенофан провел в странствиях, исполняя песни собственного сочинения – их у него оказалось более двух тысяч. Но по другой версии, его изгнали земляки за «богохульство». Многолетние скитания по греческим городам и иноземным государствам дали ему возможность ознакомиться с пониманием и изображением божеств у разных народов, сравнить их с верованиями соотечественников. У Ксенофана появились весьма крамольные по тем временам утверждения о богах: «Эфиопы рисуют своих богов чёрными и с приплюснутыми носами, фракийцы — рыжими и голубоглазыми»… В пародийных «Силлах» Ксенофан выступил с остроумной и убедительной критикой антропоморфизма: «Но если бы быки, лошади и львы имели руки и могли бы ими рисовать и создавать произведения искусства, подобно людям, то лошади изображали бы богов похожими на лошадей, быки же похожими на быков»… Позже, когда Ксенофан стал во главе свой школы в Элее (Ю.Италия), за эти мысли Аристотель назвал его «первый среди элеатов цельный ум», считая его всё же поэтом: «С Гомером при жизни соперничал Сиагр, после смерти — Ксенофан Колофонский, с Гесиодом при жизни — Кекроп, после смерти — упомянутый Ксенофан»… Зато Филон Александрийский сомневается в его поэтических способностях, задавая такой гневно-риторический вопрос: «Но почему Эмпедокл, Парменид, Ксенофан и хор их подражателей не получили в удел вдохновения от Муз, когда занимались теологией (богословием)?». Цицерон характеризовал Ксенофана «плохоньким поэтишкой, отказывающимся от традиций классики Гомера-Гесиода». Через тридцать лет странствий Ксенофан объявился на юге Италии, на территории т.н. «Великой Греции», где в Элее, городе ионийских греков, у него появилась собственная философская школа; среди его учеников назван знаменитый Парменидом. По своему характеру полемиста и сатирика, Ксенофан дерзко спорил с общественным мнением по поводу наличия природы богов; он впервые для греческой философии высказал смелое предположение, что все боги – плод человеческой фантазии, выдумка. С другой стороны, и сами боги погрязают во вполне человеческих пороках. В то же время мудрец не исключал существование «Бога Единого, величайшего между богами и людьми, не подобного смертным ни внешним видом, ни мыслью… Всем своим существом он видит, мыслит и слышит… И без усилия силой ума он всё потрясает… Всегда он пребывает на одном и том же месте, никуда не двигаясь, переходить с места на место ему не подобает». По свидетельству Страбона, Ксенофана называют «натурфилософом», учеником натурфилософа Архелая. Для этого есть все основания, ибо вслед за предшественниками основатель элейской школы рассуждал о природе и природном первоначале. В поэме Ксенофана «О природе» сформулировано основное положение его учения: «Одно и все». С подачи мудреца, Природе приписываются черты, противоречащие мифам поэтов и взглядам религии. Вере в существование подземного царства Аида противопоставляется учение о «бездонности земли», а вере в божественность светил — учение об их естественной природе: «составленное из мелких искорок Солнце движется над плоской Землей по прямой, каждый день навечно покидая горизонт и каждый день исчезая, когда проходит над необитаемыми местами; солнц и лун столько, сколько горизонтов… Возникая из воспламенившихся облаков, звезды потухают днем и, как угли, разгораются ночью… Все, что рождается и растет, есть земля и вода, море — отец облаков, ветров и рек, и люди родились из земли и воды… Ни о природе богов, ни обо всем остальном не может быть истинного знания, а только мнение»… КСЕНОФОНТ (430-353 гг. до н.э.), писатель. В истории Древней Греции Ксенофонт известен как автор книги «Анабасис» («Поход вглубь страны»), в которой легко, местами с юмором, изобразил не только военные баталии, но, как прекрасный историограф, описал нравы и обычаи племен, по землям которых прошел отряд греческих воинов под его командованием. Скромный и застенчивый юноша из богатой семьи афинского аристократа сначала восторгался Сократом, стал его учеником и другом, а в тридцать лет вдруг сделался наёмным солдатом; подался в Персию на службу к царевичу Киру. Как оказалось, царевич решил отобрать престол у старшего брата, царя Артаксеркса, для чего набирал войско. В сражении при Кунаксе (Вавилония) Кир погиб (401 г. до н.э.), его персидские воины перешли на сторону Артаксеркса, а греческие наемники пожелали вернуться домой. Царь обещал не препятствовать, но потребовал сдать оружие, а когда грешил их уничтожить. Когда на переговорах персы коварно убили греческих военачальников, солдаты избрали своим стратегом Ксенофонта, поручив ему вывести их из Персии. Так начался героический пятнадцатимесячный исход греков домой. Ксенофонт, став отцом-командиром для своих солдат, проявил много сил, умения и терпения, пока не навел порядок в наемном войске, вселил в сердце каждого уверенность в победном завершении, казалось бы, безумной затеи. И они прошли по враждебной территории, подстерегаемые врагами и невзгодами, более семи тысяч километров, сохранив боеспособность и, практически, весь состав. Этот поход позже называли «походом десяти тысяч эллинов», которых Греция посчитала своими героями. Это был подвиг нации, ибо греческие воины сокрушили миф о непобедимости Персии, могущество которой казалось до той поры несокрушимым. Но в Афинах Ксенофонта не дождались, потому что после краткого отдыха в Византии он уговорил большинство своих воинов не расходиться, а пойти служить другим богатым нанимателям. Поскольку Ксенофонт нарушил закон, по которому любой стратег обязан после военного похода отчитаться перед народом и сложить с себя полководческие полномочия, он был заочно осужден и приговорен к изгнанию из Афин с конфискацией имущества. Но национальный герой Ксенофонт, узнав о решении земляков, не огорчился и отбыл на Пелопоннес, в Элиду, где он недавно получил от Спарты, богатое имение. В 394 году до н.э. афинский изгнанник прибыл в небольшой городок Скиллунт, расположенный рядом с Олимпией. Именно здесь родился «Анабасис», после чего Ксенофонт, вспомнив о своем долге перед Сократом, написал «Меморабилии» («Воспоминания о Сократе») и «Апология Сократа». Потом был «Домострой» («Сочинение о домашнем хозяйстве»), где главным собеседником Ксенофонта является тот же Сократ. Знакомства с персидским царевичем Киром и спартанским царем Агесилаем, личностями волевыми, сильными, для Ксенофонта не прошли даром. Он утвердился во мнении, что один человек с неограниченно властью в государстве при желании может сделать для сограждан многое. В «Киропедии» («Воспитание Кира»), он объясняет, каким образом правитель может соответствовать своему назначению, каким образом может сделаться «отцом побежденных народов». «Киропедией» зачитывался наследник македонского престола Александр, мечтавший о славе завоевателя мира. В Скиллунте Ксенофонт попробовал себя в качестве историка, сочинив «Греческую историю» как продолжение «Истории» Фукидида. Не сложившиеся отношения с афинским демосом укрепили веру Ксенофонта во всесильность монархии, хотя тиранию одобрять он все же не решился. Об этом его «Гиерон», где изображаются страдания и лишения, присущие тиранической власти. Ксенофонт написал ещё три замечательных сочинения, посвященные своим излюбленным темам – «Об охоте», «О верховой езде», трактат «О командовании конницей». В них он философ, тонко воспринимающий свои наблюдения за поведением животных, а как ученый острого ума, делает поразительные выводы. В сочинении «О государственных доходах Афин» он предложил афинянам немало полезных для экономики действий, связанных с усилением роли государства. Практически во всех сорока книгах, написанных Ксенофонтом, присутствуют, если не прямые философские тезисы, то обязательно мудрые мысли. Во многих трудах он с любовью показывает Сократа, повторяет его слова, описывает его внешность, подробен в уточнении характера отношений философа с людьми, и за это человечество более всего благодарно этому скромному философу, героическому военачальнику и талантливому писателю. ЛАКИД (II в. до н.э.), философ. Скепсис занял господствующее положение в учебных программах высшей греческой школы, какой представлялась Афинская академия Платона, при Аркесилае. Здесь новое учение продержалось приблизительно полтора столетия — время, которое принято называть периодом «Средней Академии». После смерти Аркесилая (241 г. до н.э.) руководителем Академии стал его «скептически настроенный» ученик Лакид Киренский, которого считают основоположником «Новой Академии». Но есть мнение, что более верно будет относить основание «Новой Академии», вслед за Секстом Эмпириком, ко времени руководства Академией Карнеадом. Философских сочинений Лакид не оставил, но добросовестно записал лекции своего учителя Аркесилая, за что философская наука ему благодарна. Но Аркесилай, оказывается, пользовался скепсисом только для полемики и для умственной гимнастики, а в самом тесном кругу учеников продолжал держаться платонизма. Академия при Аркесилае использовала скептические аргументы, как желанное средство для борьбы против все более угрожающей конкуренции стоицизма. При этом вполне вероятно, что в самой школе продолжала, по-прежнему, жить традиция платоновского учения. А преемник Аркесилая Лакид смог удержать скептицизм в рамках новой учебной программы. В чем состояло скептическое учение Лакида – судить трудно, но имеется пространное свидетельство о нем – у Евсевия Кесарийского (364-315 гг.), отца христианской историографии (цитата из истории философии Аристокла из Мессены), будто Лакид считал, что философское учение (букв. «школьные разговоры») и жизнь – это разные вещи, что для позднейшей традиции стало очередной иллюстрацией несовместимости теоретического скепсиса и практического поведения. Мы имеем о Лакиде лишь косвенные сведения главным образом, благодаря Цицерону, Сексту Эмпирику и Диогену. Он имел многочисленную аудиторию почитателей, мог бы обеспечить себе достойное материальное содержание, но жил скромно, если не в бедности. Смолоду отличался трудолюбием, обходительным поведением, строгим нравом и учтивой речью. Говорили, что геометрией философ решил заняться, когда уже был стариком; кто-то спросил его: «Разве теперь время для этого?». «Неужели еще не время!» – переспросил Лакид. Когда пергамский царь Аттал Сотер пригласил философа к себе, погостить, Лакид отказался, высказавшись по этому поводу: «На царей, как на статуи, лучше смотреть издали!» В Академии Лакид вел свои занятия в том саду, который был устроен царем Атталом и получил с тех пор название Лакидова. После двадцати шести лет руководства Академией он, впервые в истории этого учебного заведения, передал руководство Телеклу и Евандру из Фокеи. Преемником Евандра был Гегесий Пергамский, а его преемником – Карнеад. Умер философ, говорили, «после удара от чрезмерной выпивки». Деятельность Лакида во главе Академии не принесло для философии особо зрелых плодов, но вся его система является попыткой путем скептицизма разрушить догматические учения и обосновать академическую мораль. Тем самым система подготовила основу для дальнейшего реформирования философского учения. У «Средней Академии» следствием скептических воззрений появилось признание принципа «воздержания от суждения». «Чтобы действовать, человек должен согласиться с некоторыми представлениями, и если он отрекается от истины, то он должен удовлетвориться вероятным. Ни этические принципы, ни познание отдельных житейских отношений не могут быть доведены до несомненной достоверности; но зато и на волю действуют неясные и не вполне очевидные представления. Поэтому все сводится к правильной оценке степени вероятности различных представлений. Таких степеней много, главных же три: низшая степень находится в таком представлении, которое вероятно само по себе, и больше ничего; следующая — в таком, которое, кроме того, не впадая в противоречия, вступает в связь со всем тем кругом представлений, к какому оно и само принадлежит; наивысшая — в каждом элементе такого круга представлений, если все части его исследованы со стороны этого взаимного согласования». Впоследствии скептицизм снова отпал от Академии, в которой стали преобладать догматико-эклектические стремления, и перешел в среду врачей-эмпириков. С этого времени главными представителями «позднейшего скептицизма» являются Энесидем, Агриппа и Секст Эмпирик. ЛАМАХ (ок.470-414 гг. до н.э.), полководец. Афинский полководец Ламах, сын Ксенофана, – заметная фигура в истории Древней Греции; его авторитет военачальника приравнивают с Периклом, Никием и Алкивиадом. Он активный участник Пелопоннесской войны, на которой проявлял необузданную храбрость, пренебрегая опасностями сражений. Комедиограф Аристофан в своих комедиях «Ахарняне» и «Мир» за излишнюю воинственность выставил Ламаха посмешищем; но тот не был на автора в обиде. Зато современники отмечали его честность и бескорыстие; по Плутарху, казна отпускала ему деньги на платье и обувь, так как он был беден и постоянно в долгах. В 453 г. до н.э. афинский правитель Перикл отправил Ламаха с отрядом воинов на Понтийское побережье (М.Азия), помочь жителям Синопа освободиться от тирании. С поручением Ламах справился успешно. В 424 году сухопутному полководцу неожиданно доверили морскую военную экспедицию на Понте Эвксинском (Черное море), но у Гераклеи (ныне Эргли в Турции) его флот потерпел крушение. Тогда Ламах чуть ли не попал под суд своих афинских граждан. Могущественные Афины постоянно соперничали со Спартой за гегемонию над греческими городами. Между ними случались войны и военные конфликты, и все они шли с переменным успехом: то Спарта побеждала, то – Афины. В результате перегруппировки союзных городов на Пелопоннесе, ситуация однажды сложилась не в пользу Спарты. К этому присоединились конфликты внутри самих пелопоннесских государств, результатом чего явилось опасное недовольство Спартой, проявившееся у демократических общин Элиды и Мантинеи. Словом, Спарта сама теперь стремилась к миру с Афинами, который и был заключен весной 421 года – т.н. «Никиев мир», по имени одного из афинских полководцев, участвующих в переговорах. В числе афинян, которые со своей стороны скрепили клятвой «Никиев мир» был и доблестный полководец Ламах. Почувствовав вкус побед на суше, афиняне устремились к завоеванию жизненного пространства силами морского флота. К 415 году созрел политический конфликт в отношении Сиракуз, одной из первых греческих колоний на восточном берегу Сицилии. Основанная, по преданию, коринфянами около 735 г. до н.э., Сиракузы впоследствии превратились в самый большой и богатый город острова. Именно эти обстоятельства и раздражали Афины, давно мечтавшие взять под контроль торговые пути на Средиземноморье, особенно, связанные с поставкой зерна из Египта. В эпоху Перикла афиняне завязали торговые отношения с Сицилией, где около 450 года города Эгеста и другие общины заключили договор с Афинами. Великодержавные замыслы богатеющих Сиракуз стали сильно угрожать самостоятельности других греческих городов на Сицилии, поэтому соплеменные Афинам ионийские общины, такие как Регий и Леонтины, предприняли попытку искать опоры у величайшей морской державы того времени — Афин. Афиняне быстро откликнулись на призывы, снарядили и отправили сильный флот на помощь своим сицилийским союзникам. На этот раз Ламах опять командовал военными кораблями совместно с Алкивиадом и Никием – своего рода триумвират. Ламах предложил дерзкий план – направить боевые триеры, корабли, прямиком к Сиракузам, пока враг не ожидает, воспользовавшись неожиданностью, напасть. Но поскольку в их полководческом триумвирате главенствовал осторожный старик Никий, он посчитал его план неразумным, зато принял предложение Алкивиада – подойти к побережью, высадить войско и начать планомерно теснить сиракузян сухопутным путем. В результате, когда афиняне приступили к осаде Сиракуз, его жители успели хорошо подготовиться. Обороной Сиракуз умело руководил Гермократ, сын Гермона, патриотичный и воинственный сиракузянин. И хотя афиняне осуществили обложение города, он сумел мобилизовать его жителей, вселяя надежду на победу. Вначале афиняне сумели занять западную часть города и укрепиться в нем, но тут пришло известие, что энергичный полководец афинян Ламах пал во время одной из стычек с сиракузянами. Никий продолжал обложение города уже не с прежней энергией и осмотрительностью. Когда же через ряды афинских воинов в город прорвалась помощь сиракузских союзников, обескураженные было граждане перешли в наступление. Афиняне отошли от города, а после неудачных стычек их флот отступил, а в последующих сражениях афиняне потерпели окончательное поражение. Неудачная сицилийская экспедиция Ламаха, Алкивиада и Никия в итоге обернулась усилением могущества Сиракуз. ЛЕОНИД (508-480 гг. до н.э.), царь. Леонид I из рода Агидов вступил на престол Спарты в семнадцать лет после смерти старшего брата Клеомен I. За годы царствования Леонид не сделал ничего примечательного для истории, но летом 480 г. до н. э. обессмертил имя последним в своей жизни сражением с персами. Когда семисоттысячная армия Ксеркса вступила на землю Греции, граждане её независимых городов, наконец, решили прекратить междоусобицы, чтобы объединиться против сильнейшего врага. В это время в Олимпии проходили очередные Игры, когда эллинам запрещалось воевать. Но они решили выступить против Ксеркса сразу после окончания Игр. Даже Ксеркс удивился этому обстоятельству, сказав: «Я не понимаю этих греков – они готовы променять славу воина на венок победителя среди атлетов!». Спарта в этот момент тоже чествовала своих олимпийцев, в связи с чем не решилась нарушить священную традицию, но позволили своему молодому царю Леониду отправиться с тремя сотнями юношей, таких же храбрецов, к Фермопилам* (с греч. Теплые Камни – из-за бьющих здесь из-под скал горячих термальных источников). В этом узком ущелье в непроходимых горах можно было задержать персов до прихода основных сил греков. Перед выходом из Спарты эфоры сказали Леониду, что он берет с собой слишком мало воинов. «Для того дела, на которое мы идем, даже слишком много, – ответил царь. – Если бить персов числом, то не хватит и всего эллинства; ведь оно составляет лишь малую часть варварского мира. Если же полагаться на нашу доблесть, то моих воинов вполне достаточно, чтобы перебить персов, либо самим умереть». На прощанье Леонид сказал молодой жене, оставшейся с маленьким сыном Анаксандридом: «Желаю тебе доброго мужа и добрых детей». По пути к спартанцам присоединились шесть тысяч воинов с ближайших греческих городов, но в любом случае, противостояние складывалось явно не равное. Подойдя к Фермопилам, Леонид распорядился устроить в самом узком месте горного ущелья невысокую каменную преграду, способную остановить врага при надлежащей обороне. Когда персы появились у Фермопил, они, естественно, удивились, что какая-то горстка греков осмелилась противостоять им. Пытались уговорить или устрашить воинов Леонида, но получили дерзкий отказа. Ксеркс пытался подкупить спартанского царя, прислав письмо: «Перейди на мою сторону, и ты будешь властителем Эллады». Леонид ответил: «Ксеркс, если бы ты понимал истинные блага жизни, то не стал бы домогаться чужих владений. Я же предпочитаю умереть за Элладу, нежели властвовать над нею». Тогда Ксеркс написал: «Сдай оружие!», и ему донесли слова Леонида: «Приди и возьми!». Персы потом два дня штурмовали ущелье, многократно теряли воинов, но преодолеть кажущуюся им смехотворную преграду не удалось. Ксеркс лютовал, посылал все новые и новые силы – безуспешно! Греки сражались смело, но обстоятельно, берегли свои силы, ухитряясь уничтожать множество вражеских воинов. Царь персов уже было отказался от своего первоначального плана – пройти через Фермопилы, как вдруг ему донесли, что среди греков нашелся изменник – трахинянин Эфиальт, местный пастух. За мешочек золотых монет он провел персидский отряд через хребет Каллиндром по тайной тропе, в тыл отряда Леонида. Обнаружив позади персов, царь Леонид понял безвыходность положения отряда; он предложил воинам из союзного ополчения оставить спартанцев, – чтобы остаться жить, уйти по городам, призывать народ на борьбу с иноземным врагом. Сам же царь со спартанцами остался. Перед последним решительным сражением Леонид приказал своим воинам: «Друзья мои, мы сейчас плотно позавтракаем, а обедать будем уже в гостях у Аида». Разгневанный Ксеркс приказал наступать с обеих сторон, но ещё многие персы заплатили своими жизнями, пока все триста спартанских воинов не полегли вместе со своим бесстрашным царем. Леониду тогда было двадцать восемь лет. По словам Геродота, у Фермопил погибло до двадцати тысяч персов и четыре тысячи греков, в том числе триста спартанцев. Позже на холме, где они приняли последний бой и были похоронены, установили памятный камень; на камне с именами героев высечены слова эпитафии Симонида: «Путник случайный, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне – все мы здесь полегли, повинуясь законам» Уже в следующем году персидская армия была разгромлена при Платеях (Беотия), Ксеркс позорно бежал. Изменника Эфиальта греки нашли, осудили и казнили. Останки царя Леонида торжественно перезахоронили в Спарте лишь спустя сорок лет. ЛЕОНТИХИД (V в. до н.э.), царь. Леонтихид (Левтихид) из рода Эврипонтидов царствовал в Спарте с 491 г. до н.э., когда престол занимали одновременно два царя. Первый царь, Клеомен, вступил с ним в сговор с целью избавиться от второго царя, Демарата. И вот на шестой год царствования Демарата, Леонтихид призвал эфоров, чтобы сообщить «правду» о тайне рождении Демарата, которую он, якобы, знал. Ему поверили, изгнали Демарата, а на его место поставили Леонтихида. Леонтихид царствовал двадцать два года, с врагами был беспощаден, с союзниками Спарты – не всегда честен и даже коварен. Однажды на военном совете один военачальник из союзного государства выразил неудовольствие тем, что Леонтихид часто меняет свои решения; царь сказал: «Я-то меняю свои решения по обстоятельствам, а вы – вследствие своей подлости». Однажды он нарушил договор с Эгиной, и эгинцы потребовали от Спарты его выдачи – для следствия и суда. Леонтихид сказал эфорам: «Постойте, спартанцы, если вы будете выдавать своих царей по первому требованию ваших врагов, в Спарте их скоро не останется, и тогда спартанцев постигнет большая беда!». Так Леонтихид избежал наказания. Леонтихида считали удачливым полководцем. Особенно он отличился в войне с персами, когда командовал союзным греческим флотом, преследовавшим персидские корабли после знаменитой Саламинской битвы. Он участвовал в Самосской морской операции, в битве у Микале, когда греки разгромили шестидесятитысячное сухопутное войско персов под командованием Тиграна и сожгли все вражеские корабли. В блеске национальной славы Леонтихид вернулся домой, откуда вновь отправился на север Греции, в Фессалию, давно привлекавшую Спарту наличием золотых и серебряных рудников. Поход для Леонтихида начался удачно, поскольку вожди фессалийских племён не смогли вовремя объединиться для отпора. Фессалия вот-вот должна была сдаться. Но вдруг произошла непонятная история … Вот уже несколько дней, как спартанские воины, обложив фессалийский город, ожидали от жителей сдачи и покорности Спарте. Перед тем они, надеясь на запасы продовольствия и крепкие стены, долго упорствовали. По слухам, осажденные уже терпели тяготы, голодали, чувствовалась нехватка питьевой воды. И вот, когда обеим сторонам уже, казалось, надоело противостояние, в спартанский лагерь пришел перебежчик, сказал, что назавтра жители собираются открыть ворота. В предвкушение законных по военным меркам грабежей и насилий, спартанские воины ожидали только команды своих военачальников. И тут военачальников призвал в палатку Леонтихид. Командиры быстро собрались, увидели своего царя, который сидел на кожаном мешке и многозначительно молчал. Этого мешка раньше здесь никто не видел. Не вставая с мешка, и без вступлений, царь вдруг объявил, что продолжать военные действия против фессалийцев не имеет смысла, ибо у них большая армия, и сражаются они храбро, и продовольствия у них много, и стены прочные – словом, ничем не возьмёшь! «Мы не можем здесь долго задерживаться, – сказал царь, – впереди зима. Вернёмся, когда позволят обстоятельства». Никто из военачальников не ожидал такого разговора. Они знали, что их солдаты настроены на победу, и только победу, и поэтому они потребовали от царя объяснений. Раздались возгласы: «Позор!», – в адрес Леонтихида послышались обвинения в трусости. Всё это время Леонтихид не вставал со своего странного сидения, хотя в палатке у него, все знали, имелся походный раскладной стул. Страшная догадка мелькнула у Эврикрата, старейшего военачальника: он ткнул мечом в тугой бок мешка – оттуда с характерным звоном посыпались… золотые монеты! Измена! Совет военачальников арестовал Леонтихида и его золото. Поутру царя отправили под надежной охраной в Спарту, чтобы предать строгому суду эфоров. Войско передали под начало Эврикрату, который приказал воинам захватить город, что и было исполнено. Скоро вся Фессалия оказалась «под покровительством» Спарты. Поскольку царей в Спарте в тюрьму обычно не сажали, его содержали под домашним арестом, пока эфоры не проведут расследование случившегося, а в случае подтверждения измены, не предадут царя суду. Леонтихида в лучшем случае ожидало изгнание, в худшем – смерть. Леонтихид решил не дожидаться возмездия сограждан, поскольку он так и не смог объяснить появление мешка с золотом у него в палатке. Он сбежал в Тегею, где умер, опозорив своё имя и весь свой род. ЛИБАНИЙ (314–393 гг.), ритор. Либаний, известный учитель красноречия – ритор, из Антиохии (Сирия), в возрасте двадцати двух лет отправился в Афины, ради учебы в философской школе; усердными занятиями добился успехов, стал признанным учителем красноречия. Через три года Либания приняли в Коллегию, ведавшую государственным образованием, откуда направили в Константинополь (бывший греч. Византий), столицу новой Римской империи Константина. Либанию здесь открыл риторскую школу, но интриги конкурентов вынудили его оставить город (346 г.). Так Либаний очутился в Никомедии, столице Вифинии (М.Азия), где давал уроки красноречия именитым римлянам; среди них оказался будущий император Флавий Клавдий Юлиан, который по приказу своего двоюродного брата Констанция пребывал здесь в «почетной ссылке». Либаний находился в Никомедии пять лет, после чего ему позволили появиться вновь в Константинополе. Однако придворные интриги не оставили его, он вторично оставил город (354 г.) и удалился в Антиохию, где и умер в глубокой старости. Либаний жил во времена угасания могущества Римской империи, когда общество пыталось скрасить серые будни тем, что цеплялось за великое прошлое. Это было время торжества христианской веры и усиления гонений на язычество, т.е. многобожие, древней религии эллинов. И в тоже время классическая эллинская литература, философия Платона, риторика Исократа ещё интересовали римскую интеллигенцию. Ритор Либаний, при жизни стяжавший великую славу, оказался для этих римлян человеком, кому были дороги идеалы древнегреческих философов, на восстановление которых он тратил свое изощренное красноречие. Осуждая рабство в своём мерзком проявлении, Либаний критиковал и свободу человека, вынужденного подчиняться непригодной ему власти и законам. «Все люди в известной степени рабы – рабы судьбы, страстей к деньгам, к женщинам» – говорил он. Когда император Феодосий строжайше запретил языческие культы на всей территории Римской империи, Либаний бесстрашно обратился к нему с речью «В защиту храмов». Он вообще усердно защищал всё, что было дорого ему и его единомышленникам: «Почему они называют не истину суровой, а того, кто следует ей? Ведь не моя речь создала факты, а мои речи родились из тех фактов». Он предлагал «речами побуждать к совершенствованию должного, препятствовать вредному, с одним соглашаться, другим возражать, помогать разумным правителям, бороться с теми, кто полезного не видит, противопоставлять голосу с престола голос разумного совета, своим красноречием повергать в страх, но самому не страшиться». При Юлиане, который терпимо относился к язычникам и любил греческую культуру, за что получил прозвище «Отступника», Либаний даже занимал должность квестора, или члена магистрата, с большими полномочиями по финансовым вопросам. Некоторые исследователи античной культуры считают Либания «пустопорожним», как писателя, так и философа. Но литературное наследие, хорошо сохранившееся до нашего времени, свидетельствует о его ценности для своего времени и, особенно, творческой плодовитости. За Либанием «числится» до пятисот рукописей, в том числе около семидесяти речей и пятидесяти декламаций, сто сорок три медлета – упражнения на вымышленные темы; есть более полутора тысяч писем и биографий. Его речи важны исследователям как источники, особенно по истории времени, в котором он жил. Важное значение для истории ораторского искусства имеет биография знаменитого афинского оратора и политика Демосфена, написанная Либанием, с кратким содержанием всех его речей. Среди писем Либания немало обращений к влиятельным людям Империи или иным значительным современникам автора. Чистота языка его сочинений свидетельствует об основательном знании поэм Гомера, учения Платона и речей многих аттических ораторов, хотя в них присутствует вычурность и искусственность, составляющие общую слабость писателей этого периода. Среди учеников Либания называют имена «отцов христианской церкви» – Иоанна Златоуста, Василия Великого и Григория Назианзина. Когда Либания спросили, кого он видит своим преемником по руководству школой, ответил: «Златоуста, если бы его не похитили христиане». Он имел в виду, что его любимец, Иоанн Златоуст, отказавшись от языческой веры, принял христианство. ЛИКОН (ок.309-225гг. до н.э.), философ. О жизни философа Ликона, сына Астианакта из Троады, человечество узнало, большей частью от писателя Диогена Лаэртского, который сообщил, что искусству речи Ликон учился у знаменитого и оттого «невероятно дорогостоящего» диалектика Панфоида. Видимо поэтому о Ликоне вскоре заговорили как о человеке «весьма речистом и с отменными способностями к воспитанию детей». Он всегда «носил одежду самую чистую, и ни у кого не было мягче плаща», был замечателен физической силой, усердно занимался телесными упражнениями, оттого «тело его всегда было в хорошем виде, совсем как у атлета, уши прибиты и кожа намаслена», как пишет Антигон из Кариста. Говорили, «на Илионских играх он выступал и в борьбе, и в игре в мяч». Ликон принадлежал к перипатетикам — последователям аристотелевской философии, хотя настоящим основателем этой школы признают Теофраста из Лесбоса: «он подарил школе сад, с алтарем и крытыми ходами». Ликон принял школу по завещанию от Стратона (272 г. до н.э.), который писал очень много и разбирал критически многие частные вопросы перипатетического учения, а главным предметом его занятий была физика. Стратона считали самым выдающимся мыслителем перипатетической школы. На мир он смотрел, по словам Плутарха, не как на живой организм, «все явления природы подчинял одной естественной необходимости; понятие Божества не считал необходимым для объяснения природы, которую можно построить из тяжести и движения». Ликон руководил школой сорок четыре года. Он «богато украсил сад и здание школы, в котором задавал роскошные пиршества; но школа не имела определенных доходов и потому очень скоро обеднела». Ему приписывают описание характеров и книгу о высшем благе и зле; он говорил, что «высшее благо – радость», сохранились отдельные фрагменты по этике. В философских диспутах Ликон отличался находчивостью и остроумием, у него был настолько приятный голос, что некоторые даже звали его Гликоном, или «Сладкий». О выразительности и пышности слога Ликона можно судить из такого высказывания: «Тяжкое бремя родителю – девица, по бесприданности своей минующая цвет своего возраста!». О тех, кто слишком поздно раскаивается, что не учился вовремя, и мечтает об учении, он изысканно говорил так: «Они обвиняют сами себя, бессильной мечтой обличая раскаянье в неисправимой праздности». Зато «в письменном слоге он был недостоин самого себя». Известно, что македонский наместник Греции Антипатр говорил о нём: «Как красоту и аромат яблока не отнять от яблока, так каждое его речение нужно было ловить на его устах, словно плод на ветвях дерева». Ликон не раз подавал афинянам советы в разрешении политических и международных споров. Именно за это качество ему покровительствовали два царя богатого Пергама – Аттал I и Эвмен II. Антиох тоже хотел его приблизить, но без успеха. Скончался философ семидесяти четырех лет от роду; как упоминал Диоген Лаэртский, Ликона «сгубила злая ножная болезнь» – подагра. Философ оставил завещание, интересное по форме и содержанию: все имущество на родине он передал родным братьям Астианакту и Ликону, а имущество в Афинах и на Эгине – юному Ликону, «ибо он носит мое имя, жил со мною по-хорошему много лет и по праву считается мне, как сын». Просил друзей, чтобы они «по своему усмотрению назначили над школою того, кто сможет быть при работе долго и вести ее широко, остальные же ближние будут ему содействовать из любви ко мне и к нашему общему крову». Распорядился «выделять юношам масла от моих оливковых деревьев на Эгине, для умащения, чтобы умащение это было в подобающую память обо мне, и о чтившем меня». Своих рабов, которые были с ним рядом много лет, отпустил на волю с дарами и обязательством своим наследникам кормить их – «все это они заслужили, выполняя честно всё, что им было поручено». Завещание заканчивает словами: «Погребение мое совершить здесь или в моем отечестве, как того пожелает Ликон, ибо я уверен, что о должном благообразии он позаботится не меньше, чем я». Диоген заканчивает биографию Ликона словами: «Вот каким образом, обнаружив свой ум во всем, что он ни делал, как в науке, так и в воспитании, Ликон показал не меньшую тщательность и распорядительность и в том, как он составлял завещание, – стало быть, и здесь он достоин восхищения». ЛИКУРГ (IX-VIII вв. до н. э.), царь. Плутарх так пишет: «В общем, ни один из рассказов о законодателе Ликурге не заслуживает полного доверия. О его происхождении, путешествиях, смерти, наконец, о его законах и политической деятельности существуют разноречивые показания; но в особенности мало сходства в рассказах о времени его жизни»… Но даже малых сведений об этой легендарной личности достаточно, чтобы представить величие и значимость Ликурга для истории Древней Спарты и Греции в целом. Именно с Ликурга началось господство законного права над жизнью и смертью каждого эллина. Его примеру позднее последовали законодатели в остальной части Эллады, после него в гражданском обществе, наконец, проявилось уважение к закону и суду как правовому институту. И, наконец, Рим, используя зрелые плоды законотворчества Ликурга, через восемь веков создал своё знаменитое Римское Право. Ликург занял престол после смерти старшего брата Полидекта. Но, узнав, что у его беременной вдовы вскоре родился мальчик, Харилай, объявил его царём, а сам стал опекуном. Из-за интриг матери Харилая Ликург надолго покинул Спарту, посетил Крит, Египет и Финикию, где познавал древние законы, позволявшие гражданам пользоваться свободами и добровольно подчиняться обществу. Тем временем Харилай вырос, женился, у него родился сын, для которого потребовался мудрый наставник; Ликург узнал, что Харилай разыскивает его. Так Ликург вернулся в Спарту. После неожиданной смерти Харилая спартанцы, нарушив законы престолонаследия, избрали Ликурга своим царём. До Ликурга Спарта пребывала, по словам Геродота, «в изнеженном состоянии». С первых же шагов во власти новый царь занялся законотворчеством, в результате появилась знаменитая «законодательная реформа Ликурга», главной целью которой была ликвидация социального неравенства. Для этого он прежде всего ликвидировал личную собственность. Он отменил семейные торжества, домашние обеды и всякого рода дружеские пирушки. Так что вскоре в сознании спартанцев понятие «семья» стало ассоциироваться только с Отечеством, со Спартой и единым народом. Ликург научил спартанцев воевать, побеждая своих врагов, а начал с того, что обязал всех граждан жить сообща, одними идеями и надеждами. Как и предполагал Ликург, эти меры в первую очередь надежно укрепили в сознании граждан государственность Спарты. Её граждане храбро сражались с врагами, имея теперь понятия о воинской доблести, патриотизме, самопожертвовании и ещё о многом, что делает любое государство сильным, а его воинов непобедимыми. Закон Ликурга прекратил обращение золотых и серебряных монет; взамен выпускались монеты из … железа, которые, по мнению царя, только и могли «привести спартанцев к всеобщему равенству». Вместе с деньгами и роскошью, безрассудными пирами и расточительством исчезли всякого рода тяжбы по имущественным спорам, у граждан не стало сложных кредитных отношений и денежных долгов. А во взаимоотношениях между спартанцами постепенно выработалась незамысловатость, проявилась беспечность в отдыхе и строгость в мужских играх, но обязательная беспощадность к врагам и беспримерная стойкость в сражениях. Он убедил граждан в необходимости особых воспитательных мер по отношению к подрастающему поколению. Царь, ободрённый поддержкой народа, издавал законы, один строже другого. Наиболее интересные события, так или иначе связанные с законами Ликурга, имели отношение к женщинам, их положению в обществе и семье. Женщинам запрещалось быть «слабым полом». При нём был установлен предельный возраст для вступления в брак, как для мужчин, так и для женщин — «чтобы от цветущих родителей происходили здоровые дети». Почувствовав конец жизни, царь призвал старейшин, чтобы сообщить, что отправляется в далекое и долгое путешествие, и на этот раз будет отсутствовать долго. Но обещал вернуться, если спартанцам он понадобится: «Сегодня в Спарте всё спокойно, но только потому, что спартанцы следуют моим законам. Обещайте мне, поклянитесь богам, что пока я не вернусь, не исправляйте моих законов и не пишите новых законов. Тогда Спарта будет для Греции достойной для подражания!» Предание гласит, что последний раз Ликурга видели в Дельфах, уже немощным стариком, где он «бросился на меч, чтобы не возвращаться в Спарту и не давать повода менять законы, прежде чем спартанцы придумают другие, лучше им установленных». Как он завещал, тело его сожгли на погребальном костре, а пепел развеяли над морем: «чтобы ничего от тела его не вернулось в Спарту»… ЛИСАНДР (452-396 гг. до н.э.), полководец. О происхождении Лисандра известно немногое, но родом он был из бедной семьи. В юности у него проявился скверный характер – лицемерие и хитрость, – зато наличествовали железная воля, жажда первенства, блестящий ум и непомерное честолюбие, что послужило основой для его необыкновенной полководческой карьеры. Во имя поставленной цели он был готов льстить и ухаживать за людьми высокого положения, а в случае нужды терпел любые обиды и оскорбления, спокойно терпел тяжесть чужого самовластия, если это в конечном итоге приносило ему выгоду. Об этом пишет Плутарх, не верить которому у нас нет оснований. После ряда поражений Спарты на море от Афин Лисандра назначают навархом, или командующим флотом (407 г. до н.э.). Но он никогда не вступал в сражение с сильным противником, умело уклонялся, хитрил и строил ловушки. Зная о желании персов ослабить присутствие Афин в Передней Азии, Лисандр вступает в дружественные отношения с царем Киром, убеждает его тратить много золота на строительство и оснащение дополнительного числа спартанских кораблей на собственных верфях. Лисандр долго не давал боя вражескому флоту, выжидал, когда афинский флотоводец Алкивиад отбудет по делам в Афины. Он внезапно напал при Нотии (о.Самос), и афиняне потеряли пятнадцать кораблей, и с этой памятной даты полководческая слава Алкивиада стала угасать. После Нотия последовали ещё сражения между афинскими и спартанскими кораблями, которые выигрывал Лисандр, обретший славу удачливого полководца. В другой раз, когда беотийцы не хотели пропускать войско Лисандра через свои земли, он велел спросить их: «Должен ли я продвигаться по вашей земле держа копья вертикально или наперевес?» – и спартанцы беспрепятственно прошли дальше по своим военным делам. Признавая, что мощь Афин ещё не сломлена, Лисандр начал вести военные действия не с Афинами, а с её союзниками. Взял приступом Лампсак на Геллеспонте (405 г.), а когда афинский флот расположился на отдых у местечка Эгос-Потамоса, напал на корабли, разогнал их и часть потопил, пленив четыре тысячи воинов. Среди пленных оказался стратег Филокл, известный тем, что в свое время призывал граждан отрубать всем спартанским пленникам большой палец правой руки, обычно сжимающий рукоятку меча. Лисандр спросил Филокла: «Какого наказания заслуживаешь ты?». Афинянин сказал: «Поскорее казни нас всех: ведь такая же участь постигла бы тебя, если бы мы победили», – и первый пошел на смерть. После Эгос-Потамоса многие афинские союзники подчинились Спарте и воле Лисандра. Выждав удобный момент, том же году Лисандр повел свои сто пятьдесят кораблей к Саламину, занял афинскую гавань Пирей; одновременно два спартанских царя, Агис и Павсаний, обложили Афины войсками с суши. Лисандр задумал хитрость: объявил, что все афиняне, застигнутые вне города, будут немедленно казнены. Он рассчитывал, что наплыв жителей в Афины вызовет голод, и город не сможет выдержать долгой осады. Он не ошибся: в Афинах вскоре наступила крайняя нужда, после чего Лисандр потребовал сдачи города. В результате поражения Афины потеряли все заморские владения, оставаясь только в Аттике и на острове Саламин, а Спарта буквально захлебнулась военной добычей, привезенной Лисандром из Афин. Полководец Лисандр, победитель могущественных Афин, теперь находился в зените славы. Его боялась вся Греция, в Спарте с ним считались эфоры и члены Герусии; поэты воспевали его подвиги, граждане некоторых городов почитали его как бога. Но ему же завидовали, его смертельно боялись, все – и враги и свои, спартанцы! В Спарту стали поступать доносы на Лисандра из тех мест, где он воевал – от жителей покоренных городов, за его жестокость и коварство, за корыстолюбие его гармостов, начальников гарнизонов в греческих городах. Спартанские эфоры, назначенные законами следить за действиями царей, встревожились. Они не хотели мятежей в подведомственных областях, тем более что до них доходили слухи, что Лисандр, облеченный полномочиями главного военачальника в любой момент может захватить власть и сделаться тираном. Эфоры призвали Лисандра в Спарту, для «объяснений» – его ожидал скорый суд, смертный приговор или, в лучшем случае, высылка. Но природная хитрость в очередной раз выручила Лисандра: он сумел развеять опасения эфоров и вернулся в М.Азию. Потом были ещё сражения во славу Спарты, война с Фивами. В Фокиде Лисандр с войском приступил к осаде города, произошла ожесточенная схватка, во время которой он погиб. Похоронили Лисандра на границе с Беотией, а в Спарте ему воздали почести, причитающиеся великому полководцу. ЛИСИЙ (459-380 до н.э.), оратор. Лисий был самым выдающимся в Греции судебным оратором. Греческое судебное право было настолько запутанным, что только эффектность, образность судебной речи и порой эксцентричность могли убедить присяжных (народных заседателей из обычных граждан) в принятии определенного решения. А этого можно было достигнуть, имея на руках талантливо сочиненную речь. Составлением судебных речей занимались профессиональные логографы, знающие свое дело сочинители. Бывало, что один логограф писал одну речь в пользу защиты, а другую – истцу, опровергая и утверждая сам себя. И ничего – сходило с рук! Их искусные речи оттачивались на судебных процессах, привлекая народное внимание к своим персонам. Отец Лисия, его имя Кефал, был богатым человеком в Сиракузах, но вследствие обострения политической обстановки переселился в Афины. Возможно, Лисий родился уже в Афинах, но для афинян он всю жизнь считался метеком, или «свободным человеком без гражданских прав». После смерти отца Лисий со старшим братом отправился в афинскую колонию Фурий, на юге Италии, где прожил восемнадцать лет, занимая государственные должности и пользуясь уважением граждан. Здесь же постигал искусство красноречия в школе Тисия Сиракузского, ученика Коракса. В 412 году Лисий с братом опять появляются в Афинах, но когда к власти пришли «тридцать тиранов», ставленники победившей Спарты, и организовали террор демократическим силам, брата казнили. Лисий не стал дожидаться расправы, сбежал в Мегару. Лишь после победы демократов в 403 году он вернулся в Афины. Первым судебным опытом Лисия была речь, произнесенная против Эратосфена, одного из тридцати тиранов, виновного в смерти брата. В дальнейшем он профессионально занялся составлением судебных речей – таких речей было около четырехсот. Они были образцом искусства красноречия, и последующие поколения судебных ораторов следовали своеобразному стилю Лисия с его изящным словом, изысканными оборотами. Свидетельством живости образов и характеров изображаемых лиц служит речь Лисия в защиту Эвфилета, убившего любовника своей супруги, Эратосфена (скорее всего, однофамильца первого Эратосфена). Лисий построил речь, начав с того, что просил судей поставить себя на место обвиняемого, а обвиняемого – в роли судьи. Затем сообщил, что единственной причиной вражды Эвфилета к Эратосфену было недостойное поведение последнего. Обвиняемый рассказывал о том, как он женился, что жена родила ему ребенка и насколько он доверял жене, ценил её за рачительность домовитость, бережливость и старательность, пока Эратосфен склонил к нарушению супружеской верности. Узнав от незнакомой старухи на улице, что жена изменяет ему, Эвфилет выследил любовников в собственном доме, убил Эратосфена. При этом обвиняемый не отрицал свою вину, но сказал, что Эратосфена убил не он, а закон. Лисий вложил в уста Эвфилета уверенность в том, что закон должен восторжествовать, сняв обвинение с обвиняемого даже в убийстве: «Я считал, что закон важнее предложения Эратосфена откупиться от своего преступления деньгами, и покарал его той карой, которую установили вы сами и которую вы сочли справедливой для такого рода преступников. Прочтите мне закон, вырезанный на камне по указу Ареопага. А закон гласит: «Неповинен в убийстве тот, кто покарает смертью прелюбодея, если застигнет его вместе с женой». Эвфилет напомнил судьям, что насилие над женщиной, его женой, ее соблазнение по закону тоже карается смертью: «Меня же, судьи, законы не только оправдывают, но даже обязывали привести в исполнение положенный приговор, а уж от вас сейчас зависит, оставаться ли этим законам в силе или потерять всякое значение… В моем случае закон велит потерпевшему наказывать виновных именно так… Я считаю, судьи, что покарал его не только за себя, но и за все наше государство. Если вы согласитесь со мной, подобные люди поостерегутся вредить своему ближнему, видя, какая награда их ждет за подвиги такого рода. А если вы не согласны со мной, тогда отмените существующие законы и введите новые, которые будут карать тех, кто держит жен в строгости, а соблазнителей оправдывать…. Приговор ваш, я полагаю, будет единодушным, и надеюсь, никто из вас не посмотрит на мое дело пренебрежительно, считая, что такого преступника можно было отпустить безнаказанным или наказать не слишком сурово… Я жду вашего справедливого решения». Судебным присяжным ничего не оставалось, как оправдать Эвфилета, и это был триумф Лисия! ЛУКИАН (ок.120-190 гг.), писатель. Лукиан из Самосаты (Сирия) родился в семье ремесленника; по настоянию отца, осваивал мастерство каменщика, но однажды, разбив дорогую надгробную плиту, «был выпорот» и изгнан из профессии. Для начала Лукиан занялся собственным образованием. Не зная греческого языка, покинул родину, путешествовал по М.Азии, обучался риторике в городах Ионии, где преобладали греки. В итоге Лукиан в совершенстве овладел греческим литературным языком и получил необходимую подготовку для риторской деятельности. «Риторика воспитала меня, путешествовала вместе со мной и записала в число эллинов» – вспоминал он впоследствии. Вскоре появились его первые сатирические сочинения «Похвала мухе», «Сон» и другие, где он высмеивает как отживающее язычество, так и нарождающееся христианство. Лукиан обращается к философии, но и здесь подвергает язвительной сатире её различные проявления – «Разговоры богов», «Морские разговоры» и «Разговоры в царстве мертвых», «Продажа жизней». Правда, резкость своих нападок Лукиан пытается смягчить утверждениями, что он не против философии, но «пытается взобраться на возвышение, откуда можно будет взирать во все стороны… С такого возвышения жизнь представляется достойной осмеяния путаницей, хаотическим хором, в котором каждый танцор пляшет и выкрикивает, что взбредет ему в голову, пока режиссер не отпустит их одного за другим со сцены». Но ему не по душе лицемерие некоторых философов, их грубость, жадность и чревоугодие: «Многие одержимы любовью не к философии, а лишь к известности, ею доставляемой» («Пир»). В то же время он осуждает унижения, которым подвергаются философы, служившие в домах у знати («О состоявших на жалованье»). Лукиан даёт мрачную зарисовку римского быта («Нигрин»), разделяя всеобщее презрение к ремесленнику, «живущему трудом своих рук». При этом осуждает невежество, возвышает образованность, которая, по его мнению, сулит славу, почести и богатство. У Лукиана появились ученики в Сирии, Италии, Галлии и Афинах, где он получал не только известность, но и прирост благосостояния. С годами литературный диапазон Лукиана-писателя расширился. Он изучил латинский язык, посетил Рим, где познакомился с произведениями римских авторов. Наконец, окончательно расставшись с риторикой, уделил внимание философским диалогам, но часто выбирал комедийный жанр на фоне традиционных мифологических ситуаций: боги у него оказываются скандалистами, пребывают в безнравственности, в результате мифы превращаются в нелепицу, с которыми верующим не жалко и расстаться. Но, несмотря на свое сатирическое отношение к порядкам в Римской империи, у Лукиана сохранилась лояльность к происходящему, а последние годы своей жизни Лукиан даже провел на императорской службе, занимая должность председателя суда в Египте в Александрии. Лукиан был слишком яркой личностью для своего времени, чтобы не быть незамеченным для недоброжелателей. Он сначала увлекался кинизмом Мениппа, чтобы затем охладеть к нему, некоторое время уважал циничного Диогена, затем отворачивался от него, презирая, по тем же причинам восторгался Эпикуром, «избавлявшим от душевных волнений», и вновь отвлекался на риторические сочинения, отдаляясь от философии. Своим отношением к философии Лукиан вызывал раздражение и ненависть, как со стороны философов, литераторов и софистов, так и служителей религиозного культа, причем, и прежнего языческого, и нарождающегося христианства. Это подтверждается тем, что в византийском словаре «Суд» (X в.) Лукиан Самосатский прозван «богохульником и злословцем». На склоне лет Лукиан пишет как бы свое завещание: «Я хотел бы, чтобы все, кто пожелали бы порицать меня, помнили, что они порицают не ученого, если вообще существует истинный ученый, но человека из большой толпы, который изощрялся в искусстве слова и приобрел на этом пути некоторую известность, но который никогда не упражнял себя для достижения вершин славы предводителя философов». Тем не менее, западноевропейская культура благодарна Лукиану за его роль в развитии литературы, особенно в эпоху Ренессанса и Просвещения, оказав большое влияние на творческое становление гуманистов Рабле, Ульриха фон Гуттена, Эразма Роттердамского, Свифта, Деперье, также Вольтера, Гельвеция, Виланда, Гете, Шиллера. МЕНАНДР (342 – 293 гг. до н.э.), поэт. Поэту Менандру, сыну афинского полководца Диопейта, посчастливилось жить в эпоху расцвета театрального искусства, когда век трагедий уходил в прошлое, а драма переживала величайший расцвет. При его жизни каждый греческий город, почти каждое поселение в Греции имели свои театры, «здания Муз» и постоянные профессиональные труппы. Актеры и авторы пьес пользовались небывалым спросом, получали большие гонорары, а народ желал только праздников, а на них – спектаклей со светлыми счастливыми развязками. Высокие интересы души и государства перестали волновать Элладу, ей оказались ближе темы семейного благополучия, сердечных интриг и легкомысленных приключений. В моду входила комедия, мастерами которой считались в то время Филемон (365-264 до н.э.) из Сиракуз и афинянин Менандр, как его назвали позже, «отец комедии характеров». Менандр был племянником плодовитого драматурга Алексида из Фурий – ученика Феофраста и друга Эпикура. В доме дяди юноша познакомился с этими великими философами, слушал затейливые беседы и споры, а от дяди узнавал секреты драматургии. Менандр, по свидетельству современников, был богат, статен, его любили женщины, и он не отказывался от их любви, – относился к жизни эпикурейски, с наслаждением, «сохраняя философское спокойствие и созерцая мир безмятежным умом». Как многие эллины в его возрасте, Менандр увлекся сочинительством поэм, в результате в 322 году, через год после смерти ненавистного афинянам Александра Македонского, появилось его первое произведение «Эфебы». Известно, что поэт сочинил сто четыре комедии, из них восемь удостоились высшей награды на поэтических состязаниях в Афинах. Говорят, кто-то из друзей сказал Менандру: «Праздники Дионисии – на носу, Менандр, а ты ещё не написал комедии!». Поэт ответил: «Клянусь тебе, считай, что я уже написал – комедия придумана, остается только стихи сочинить!». До наших дней сохранились фрагменты трудов Менандра, представлявший весь поэтический «набор инструментов» автора: философия, остроумие, благородная снисходительность, созерцательность. Он первый из греческих поэтов отказался от мифологических сюжетов и героев древних легенд, стал изображать быт городов, повседневность семейной жизни и характеры людей (из труда Феофраста «Характеры»). Благодаря Менандру аттическая комедия ушла от фаллических сцен с грубым «народным» юмором, обретя тонкий юмор. Безусловно, мастерство этого поэта-философа оказало воздействие на творчество римских и в дальнейшем европейских комедийных авторов. Судя по высказываниям современников Менандра, он легко заводил любовниц и также легко с ними расставался. Он обладал афинской знаменитостью – красавицей гетерой Ламией. На его беду, она познакомилась с Деметрием Полиоркетом, полководцем и основателем собственного царства, и покинула поэта. Но поэт вскоре утешился любовью другой гетеры, Гликеры, к которой сильно привязался. Был случай, он даже отказался от лестного приглашения египетского царя Птолемея, погостить у него, объясняя свой не очень разумный поступок тем, что «не сможет прожить вдали от сладких восторгов любви». Вместо себя рекомендовал Птолемею молодого поэта Филемона, объяснив так: « У Филемона ведь нет Гликеры!» Гликера, реально представляя своё место в жизни знаменитого поэта, писала ему: «Что без Менандра Афины? Что сам Менандр без Гликеры?». Существует легенда, что когда однажды Менандр пришел домой после провала своей пьесы и намерился уничтожить свои рукописи, труд всей жизни, гетера без слов протянула ему чашу с теплым молоком, сверху которого плавала жирная пенка. Он в раздражении отказался пить – не любил пенки, – а Гликера спокойно сказала: «Сдуй пенку и наслаждайся тем, что под ней». Поэт понял: не обращай внимания на поверхность – ценно то, что внутри! Поэтому Менандру всегда становилось уютно в присутствии Гликеры; он часто говорил, что без поддержки Гликеры ему вряд ли бы удалось выдержать удары критиков и публики. Менандр любил морские купания, заплывал далеко, несмотря на погоду. В возрасте пятидесяти двух лет он купался в Пирее, близ Афин, и… больше его никто не видел: считают, не справился с судорогой. По этому трагическому случаю в Афинах поэту был поставлен погребальный кенотаф* (*буквально, с греч. «пустая могила» для покойника, прах которого находится в другом месте или не найден), на который афиняне возлагали победные венки, когда пьесы Менандра снова и снова побеждали в театральных состязаниях комедийных пьес. МЕНЕДЕМ (IV в. до н.э.), философ. Менедем из Эретрии (о.Эвбея), сын Клисфена, философией начал заниматься будучи наёмным солдатом. Однажды появился в Афинах, где посетил Академию Платона; был настолько очарован его лекцией, что решил немедленно заняться здесь учебой. Но вскоре Асклепиад из Флиунта позвал его с собой в Мегары, чтобы слушать там Стилпона, ученика Евклида; оттуда они отплыли в Элиду на Пелопоннесе, где находилась школа Федона и его ученики – Анхипил и Мосх. Потом Менедем вернулся в Эретрию, что бы учить уже своих учеников, одновременно занимал ряд важных государственных должностей. Есть легенда, будто он при исполнении должности воскурял ладан, но так волновался, что положил его мимо кадильницы. В толпе жителей присутствовал философ Кратет, он стал издеваться, говорил, что, «видимо, он так же хлопочет о государстве»… Менедем обиделся, распорядился бросить Кратета в тюрьму – за неуважение государственного чиновника! Однако и в тюрьме Кратет, увидев проходящего Менедема, высовывался и обзывал его «тиранчиком». Менедем ездил послом к Птолемею и Лисимаху, встречая почет; мало того, он был и у Деметрия, которого уговорил снизить ежегодную подать с населения города с двухсот талантов до пятидесяти. Менедема знал и любил Антигон Гонат, царь македонский, и даже объявлял себя его учеником. А Менедем в честь его победы над варварами при Лисимахии написал указ, который начинался словами: «Военачальники и советники внесли предложение: так как царь Антигон, победив в сраженье варваров, возвращается в свои пределы и все дела его сбываются по предусмотрению, то совет и народ постановили…» Поэтому во время греко-македонского противостояния Менедема обвинили в предательстве в интересах Антигона Гоната; в результате он отправился в изгнание, жил некоторое время в Оропе при храме Амфиарая. Но Гермипп рассказывает, будто «там пропали золотые сосуды, и тогда постановлением всех беотийцев ему было велено уйти; глубоко огорченный, он тайно пробрался в родной город, захватил жену с дочерьми и уехал к Антигону, где и умер от огорчения» в возрасте семидесяти четырех лет». Сочинения Менедема не сохранились, и неизвестно даже об их содержании. Но по высказываниям современников можно судить, что образ жизни его был прост; он отличался твердостью характера, кротостью, прямодушием и верностью друзьям. В остальном был он человек великодушный и благородный. Телом он до старости оставался крепок и загорел не хуже любого атлета, был плотен и закален; «и сложения он был соразмерного, как можно видеть по статуе в Эретрии на старом стадионе, где он представлен, словно с умыслом, почти нагим и тело его хорошо видно». *** … Менедем, коль дружил с кем, то по-настоящему – это видно из того, как жил он душа в душу с Асклепиадом, который был старше его по возрасту. Говорят, однажды Архиполид выписал им три тысячи драхм, но они так упрямо спорили за право взять свою долю вторым, что оба так и остались без денег. Еще говорят, что когда они женились, то на дочери женился Асклепиад, а на матери – Менедем; жена Асклепиада умерла раньше, и тогда он взял от Менедема его жену; а Менедем потом, став во главе города, нашел себе другую жену, богатую, однако хозяйство в их общем доме продолжал поручать своей первой жене. Впрочем, Асклепиад с Менедемом жили неприхотливо, пользуясь от большого малым. … Один человек докучал ему праздными разглагольствованиями. «Есть у тебя имение?» – спросил его Менедем. Тот ответил, что есть и там много добра. «Ступай же туда, – сказал Менедем, – и присмотри за этим добром, а то, как бы и добру не погибнуть, и такому человеку не остаться ни с чем». … Он никогда не следил за своими вольными речами, за что едва не попал в беду у тирана Никокреонта на Кипре – а с ним и его друг Асклепиад. Тиран устраивал ежемесячное празднество и вместе с другими философами пригласил Менедема и Асклепиада. Менедем сказал тирану: «Если такие сборища – благо, то праздновать надо ежедневно; если нет то не надо и сегодня». Тиран ответил, что только этот день у него и свободен, чтобы слушать философов; на это Менедем во время жертвоприношения еще суровее возразил, что философов надо слушать во всякий день. Тиран хотел их убить, но какой-то флейтист отвлек его своей прелестной игрой, и они успели уйти. Это потом, на корабле среди бури, Асклепиад сказал, что искусство флейтиста их спасло, а искусство Менедема погубило. МЕТРОДОР (ок.331-277 гг. до н.э.), философ. Философ Метродор, сын Афинея и Санды, по одним сведениям, был родом из Афин. У него был брат Тимократ, «мелкий человек». Но по поводу места рождения Метродора имеются сомнения, поскольку он имел прозвище Лампсакен, а это позволяет думать, что родиной его является город Лампсак (Геллеспонт, совр. Дарданеллы). Это был самый значительный греческий город в Мизии, где, по легенде, Афродита родила Приапа; здесь был центр культа этого жизнерадостного и вечно озабоченного в сексуальном плане уродца. Вероятно, поэтому о богах Метродор имел особое представление, и был скорее атеистом, полагая, что «боги есть естественные субстанции и упорядочение элементов», а в Космосе «число миров беспредельно по своему множеству, это явствует из того, что беспредельно число первопричин, а первопричинами являются атомы или элементы». В Лампсаке молодой Метродор услышал Эпикура и уже не расставался с ним до конца своей жизни. Но учение Эпикура во многом противостояло учению стоиков, которого поначалу придерживался Метродор: стоики признавали лишь «понятие существующим, а внешнее явление кажущимся»; Эпикур, напротив, «всякую достоверность ставил в зависимость от чувственного восприятия, основанного на ощущении, когда «главное – удовлетворение и страдание». Метродор раздваивался между учениями, пытался осуществить некоторое изменение или дальнейшее развитие эпикурейской системы, но не всегда удачно. Например, утверждал, что «все приятности в жизни – от желудка и здоровья», поскольку «в чреве разум, согласующийся с природой, находит свой истинный предмет». Эпикур отмечал Метродора своим вниманием, говорил, что тот «был всем хорош, … перед всякими тревогами и самой смертью был он несгибаем». Он умер в возрасте пятидесяти трех лет, судя по всему, за семь лет до смерти Эпикура, говорили, «у него на коленях». Эпикур в своем завещании сообщает о нём, как об умершем, проявляя заботу и опеку над его детьми. Метродор всегда помнил о предназначении философа, он говорил ученикам: «Помни, что, будучи смертным по природе и получив ограниченное время жизни, ты восшел, благодаря размышлениям о природе, до бесконечности и вечности и узрел то, что есть и что будет, и то, что минуло». Он впервые из греческих философов занялся изучением высказываний Гомера о природе, стараясь делать из этого «физические» толкования. Об этом упоминает Платон: «По-моему (говорит Ион), я толкую Гомера лучше всех; ни Метродор из Лампсака, ни Стесимброт из Тасоса, ни Главкон, ни кто-либо еще из толкователей Гомера всех времен не был в состоянии дать так много и таких прекрасных толкований Гомера, как я. («Ион»). Писатель и замечательный биограф Диодор Лаэртский подтверждает: «Еще дальше, чем Анаксагор, развил это положение (о поэзии Гомера как нравственной аллегории) его ученик Метродор из Лампсака, который также был первым, кто занимался физическим учением Гомера». Зато Татиан Флавий , известный общественный деятель и писатель позднеантичного периода, заявляет, что «Метродор из Лампсака в сочинении «О Гомере» тоже рассуждает довольно глупо, всё обращая в аллегорию. Ни Гера, ни Афина, ни Зевс, по его словам, вовсе не то, чем считают их те, кто учредил им священные ограды и святилища, а естественные субстанции и упорядочения элементов. Так, чего доброго, вы скажете, что и Гектор, и Ахилл, и Агамемнон — одним словом, все греки и варвары, включая Елену и Париса, одной и той же природы и выведены Гомером ради притчи и что никто из поименованных выше — не человек». Грамматик Гесихий Александрийский и Филодем из Гадары, эпикурейский философ (I в. до н.э.), сообщают, что «Метродор аллегорически назвал эфир «Агамемноном». О «Гомеровском вопросе», восхищаясь мудростью Метродора, сообщают также философ Порфирий Тирский (II в. н.э.). Цицерон упоминает его рядом с Эпикуром, но чаще укоряет за вмешательство «в стройную систему эпикурейства». Сочинения философа Метродора не сохранились, кроме названий и отдельных фрагментов: «Против лекарей», «О чувствах», «Против Тимократа», «О величии духа», «Об Эпикуровой помощи», «Против диалектиков», «Против софистов», «О дороге к мудрости», «О перемене», «О богатстве», «Против Демокрита», «О знатности». МЕТРОКЛ (IV в. до н.э.), философ. О жизни философа Метрокла из Маронеи (Фракия) сведений сохранилось настолько мало, что исследователям его творчества приходится использовать любые сообщения, возможно, даже если это кажется вымыслом. В этом смысле известное сочинение Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» дает широкий простор для размышлений. Метрокл происходил из богатой аристократической семьи. Как любой юноша своего поколения и состояния, он получил отличное образование и готовил себя к исполнению государственных должностей, но увлекся философский наукой. Метрокл вначале обучался в платоновской Академии у Ксенократа и у перипатетика Феофраста. Но однажды, как сообщает Диоген Лаэртский, во время занятий в классе «испустил ветер и от огорчения затворился дома, решив уморить себя голодом». Родители Метрокла, понятно, переполошились, забеспокоились и, чтобы не доводить до крайней беды, призвали на помощь Кратета, известного в городе киника, оказавшегося поблизости. Прежде, чем придти в дом Метрокла, Кратет «нарочно наелся бобов», а увидев состояние юноши, стал уговаривать юношу – не огорчаться и не делать глупости. Метрокл продолжал упорствовать, настаивал на своём, и тогда философ, для убедительности и доказывая, что «всё происходящее внутри нас – естественно», «взял, да и испустил при нём ветры сам» – «подобное исцеляется подобным!» Так юный Метрокл познакомился с Кратетом, уже знаменитым киником на то время, вскоре стал его слушателем и «выказал немалые способности в философии». Диоген Лаэртский сообщает, что при посещении лекций его сопровождала младшая сестра Гиппархия, которая также проявила интерес к философской науке. Дело дошло до тог, что Гиппархия не только успешно осваивала учение Кратета, но и тайно влюбилась в своего учителя. Когда старший брат узнал об этом, он не стал препятствовать её выбору. Поэтому вскоре Гиппархия объявила родителям, что любит Кратета и хочет стать его женой и спутницей. Известно, что Кратет, уже отягчённый годами и философскими заботами, долго отказывался принимать любовь молодой ученицы, но она настояла на своём. В итоге, сестра Гиппархия со скандалом ушла из дома, от богатых родителей и близких, став женой Кратета. А вслед за ней ушел и Метрокл, наперекор родительской воле, чтобы пребывать в состоянии бродячего философа-киника. Когда же родители пригрозили своим детям лишением наследства и материального содержания, брат и сестра не унывали, ибо были уверены, что «богатство пагубно, если им не пользоваться достойным образом», как говорил Метрокл. Освободившись от обязательств перед обществом, бывший аристократ Метрокл освоился в среде киников настолько, что научился ни в чем не испытывать недостатка; стал своим. Подобно Кратету, Метрокл довольствовался грубой одеждой и скромной пищей, проповедуя простой образ жизни, без довольства и роскоши, радуясь тому, что у него имеется на сегодняшний день. Это был вызов классу аристократов не только Метрокла, но и всей кинической философии, простой по форме и дерзкой по содержанию. На фоне великих учений Платона, Аристотеля и стоиков сатирические выходки киников часто имели непристойный вид – достаточно посмотреть на эксцентричное поведение Диогена Синопского «на людях». К тому же, например, когда Платон дал определение, имевшее большой успех: «Человек есть животное о двух ногах, лишенное перьев», Диоген ощипал петуха и принес к нему в школу со славами: «Вот платоновский человек!». В то же время именно киники высказывали истины, полные мужества, дерзости и риска. Они брали на себя свободу выступать против господствующей лжи разного рода, провоцировали власть имущих на шаги, раскрывающие их нездоровую суть. Тем более, что киники подкрепляли свои «дерзости» аскетической жизнью, подавая пример остальным людям. Метрокл писал сочинения, но в один из трудных для него дней он вдруг засомневался в себе и, посчитав свои труды «пустыми, праздными», сжег их. Считается, что Метрокл создал новый литературный жанр — хрия, что означает короткий морализирующий анекдот об исторической личности. Известны его хрии о Диогене Синопском, идеализирующие этого философа. Зато Метрокл оставил после себя достойных учеников: «Феомброта и Клеомена, а ученик Феомброта – Деметрий Александрийский, а Клеомена – Тимарх Александрийский и Эхекл Эфесский. А Эхекла слушал Менедем. Отличался среди них также Менипп Синопский» (Диоген Лаэртский). Метрокл мог бы прожить долго, но «ему надоело быть среди людей: он задержал добровольно дыхание и умер»… МИЛЬТИАД (V в. дон .э.), полководец. Мильтиад Младший был правителем Херсонеса Фракийского, афинской колонии на Геллеспонте*(совр. пролив Дарданеллы), женился на дочери фракийского царя Олора; от этого брака родился Кимон, будущий большой военачальник и политик Афин. В 514 году через Херсонес прошла армия персов, которую Дарий I вел на скифов, и Мильтиаду пришлось принять предложение персидского царя о совместном походе. Когда Дарий, не добившись своего, вернулся домой, Мильтиад испугался за свою жизнь: с одной стороны, боялся мести скифов, с другой, Дарий мог заподозрить его в измене, тем более, что Мильтиад был близок к этому. Мильтиад загрузил пять кораблей ценным имуществом и ящиками с деньгами, и так прибыл в Афины, где его древний род Филидов имел обширные владения. Афиняне приняли Мильтиада с любовью, которую он периодически подогревал раздачей подарков и устройством многолюдных пиров. Ему присвоили звание «почётный гражданин», а когда персы двинулись к Афинам, его избрали одним из стратегов. Место, где обозначилось сражение между персами и греками, называлось Марафонская долина. Под началом у Мильтиада было десять тысяч пехотинцев-гоплитов, ещё четыреста воинов пришли из Платей (Беотия), как союзный отряд. Персидское войско насчитывало до девятнадцати тысяч пехотинцев, и ещё тысяча элитных всадников из царского окружения. Так что греки могли рассчитывать только на собственную отвагу, умение стратегов да помощь богов или удачу. Мильтиад сделал ставку на стремительность в нападении, решив использовать свободный рельеф при неожиданном маневре. Зная, что персы сильны стрельбой из луков, велел воинам быстро проскочить «убийственное» пространство, сходу начать рукопашную схватку, не желанную для персов. Греки первые устремились в атаку, последовала жестокая рукопашная схватка, – и персы, не ожидавшие такого начала, дрогнули, попятились, потом повернули назад, к спасительным кораблям. Только в море персидских воинов могло ожидать спасение, поскольку флот греков находился в Пирее*(*Пирей – морской порт Афин для торговых и военных кораблей), охраняя Афины. На берегу моря у стоянки персидских кораблей произошла последняя отчаянная схватка греков с персами. Как пишет Геродот: «Два крыла сомкнулись, и афиняне одержали победу»… Остатки персидского войска бежали на уцелевших кораблях в Персию, а Греция на ближайшие десять лет была избавлена от угрозы нового вторжения. Афиняне долго славили полководческое искусство Мильтиада: он получил второе имя «Победителя персов», знаменитый художник Полигнота изобразил его фигуру на переднем плане огромной картины сражения. Прежде художникам дозволялось рисовать только богов и героев! На Марафонском Поле рядом с общим памятником павшим героям поставили отдельную бронзовую статую Мильтиада, другую статую установили в Пританее* (Пританей – «общинный дом») рядом со статуями национальных героев Гармодия и Аристогитона, «тираноубийц». В Дельфах, в священном религиозном центре греков, выставили ещё одну статую Мильтиада, вылитую из бронзы, захваченной у персов при Марафоне. Казалось бы, слава полководца-победителя будет сопровождать его до конца жизни, но судьба распорядилась иначе. Мильтиад пожелал ещё большей славы, потребовав для себя единоначалия над сухопутной армией и флотом. Афиняне согласились, но поручили ему захват острова Парос, жители которого были не очень дружественны к Афинам. Корабли афинян осадили Парос, грабили, жгли дома и убивали жителей в округе, но паросцы оказали достойный отпор герою Марафона (489 г. до н.э.). Мильтиад вернулся в Афины, где его политические враги обвинили в обмане народа и злоупотреблении доверием. По суровым законам Солона, ему грозила смертная казнь. На суд его принесли на носилках – больного и жалкого, убитого унижением. На суде ему припомнили «тиранию» в Херсонесе, и узурпацию военной власти, и паросскую неудачу, и даже несуществующий заговор с целью свержения демократии в Афинах! Ему не помогла его речь в оправдание, ни героическое «марафонское» прошлое, ни «подарки» афинянам. Гнев народа был настолько велик, что почти все шестьсот присяжных затребовали его смерти! Потом приговор смягчили: Мильтиада обязали выплатить все издержки неудачного похода на Парос, оцененные в размере пятидесяти талантов (талант = 26.2 кг сер.). Чтобы его исполнить, незадачливый полководец продал почти всё своё домашнее имущество и ценности жены. Но поскольку и этих средств не хватило, его заключили в долговую тюрьму, где он умер – униженный, потерянный и в совершенно жалком состоянии… МИСОН (642-556 гг. до н.э.), мудрец О Мисоне, сыне Стримона, которого эллины причисляли к своим великим «Семи мудрецам», за давностью веков, существует очень мало достоверных сведений. Поэтому его возможному биографу, если он только осмелится взяться за историю жизни мудреца, придется непросто. Известно сообщение Парменида, что Мисон родом из Хен, крохотной деревушки в Лаконии на Пелопоннесе. Его отец был, скорее всего, правителем общины, хотя Сосикрат Родосский утверждал, что, по отцу, Мисон – из городка Этея, а это на острове Крит; мать из Хены. Анаксилай Ларисский вовсе называет его местожительство в Аркадии, что на юге Греции. Но в любом случае, Мисон долгое время проживал в Афинах, отчего его, как мудреца, хорошо знали афиняне, и дружил он с Анахарсисом, известным мудрецом из Скифии. Говорили, что образование Мисон должен был получить неплохое, что позволило ему встать в один ряд с такими мудрецами, как Биант, Клеобул, Периандр, Питтак, Солон, Фалес и Хилон. Диоген Лаэртский рассказывает, будто на вопрос Анахарсиса, есть ли кто его мудрее, дельфийская пророчица изрекла, что это Мисон. Анахарсис удивился и якобы отправился в деревню, где жил Мисон, нашел его, когда тот прилаживал рукоять к плугу – и это средь лета! Анахарсис сказал: – А ведь время нынче непахотное, Мисон!» – По этой причине я и готовлюсь к пахоте, что время не пахотное» – не отрываясь от дела, ответил Мисон. Так и появилось известное изречение: «Вилы и плуг к трудам летним – готовь заранее!» – что соответствует нашей пословице: «Готовь сани летом, а телегу – зимой». Судя по отзывам его современников, свои мудрости Мисон изрекал по ходу, прогуливаясь в беседах по роще. Кто-то видел, как Мисон смеялся, оставшись наедине с собой; а когда спросили, почему смеется, когда рядом никого нет, услышали ответ: «Да как раз над тем и смеюсь, что смеюсь в одиночестве!». Философ Артистоксен утверждает, что Мисон долго оставался безвестным для многих эллинов оттого, что неприметно жил в деревне. По этой причине его афоризмы необоснованно приписывались другим, как, например, афинскому правителю Писистрату, которому Мисон, «безвестный философ из сельской глубинки, помогал в обмен на покровительство». Возможно, поэтому сохранилось мало изречений, «снаряженных пронзительной мыслью Мисона», бесспорно принадлежащих ему самому, «разумнейшему из всех смертных», как например, «суди о делах не словам, а о словах по делам». Из Афин Мисону пришлось бежать, когда он подвергся гонениям Писистрата – возможно, тиран обиделся на него за острое слово. По другой версии, после смерти Писистрата Мисон по какой-то причине впал в немилость у правящей партии. По этой причине был вынужден удалиться из Аттики. Поселился он в Хене, где сдружился с ещё одним мудрецом из «великолепной семерки» – Хилоном. У него есть замечательное высказывание о человеческих взаимоотношениях: «Человеческие взаимоотношения – это песок в руке: держите ладонь открытой – и песок остается на ней, но стоит вам сжать ладонь крепко – и в тот момент песок начнет высыпаться сквозь ваши пальцы. И вы удержите совсем немного песка… Относитесь к другому человеку и его свободе бережно и с уважением, оставаясь близкими – и вы получите хорошие взаимоотношения. Но если сожмете слишком сильно, с претензией на обладание этим человеком – взаимоотношения ваши испортятся и рассыплются. Вот это идеал и подлинная мера взаимоотношений». Платон первый из философов назвал Мисона в ряду «Семи мудрецов», упоминая в «Протагоре», где называет его, исключив «засидевшегося в списке Периандра». Хотя полагают, что Платон исключил последнего из-за своей ненависти к тирании – Периандр был тираном Коринфа. Позднее Диоген Лаэртский упоминал «великолепную семерку», но уже без Мисона, заменив его имя вновь на Периандра. Зато во всех подобных списках и на все времена неизменно присутствовали Фалес, Солон, Биант и Питтак. Скончался Мисон в Хене от роду девяноста семи лет. По крайней мере, так гласит легенда. МОНИМ (IV в. до н.э.), философ. Философ Сосикрат сообщает, что Моним был рабом коринфского трапезита, рыночного менялы; в дом хозяина часто приходил Ксениад, известный тем, что купил на невольничьем рынке Диогена, и который своими рассказами об этом мудреце возбудил в Мониме большую любовь к философии. По этой причине раб задумал уйти от хозяина, найти Диогена и стать его учеником. И придумал раб Моним очень хитрую уловку: притворился сумасшедшим и в рыночный день вдруг смешал на меняльном столе хозяина медные монеты с серебряными, чем заслужил вначале порку от взбешенного хозяина. Но поскольку он «так проявлял себя необычным поведением долго», хозяин Мисона стал подумывать, как избавиться от больного раба. А когда раб однажды выбросил часть хозяйских денег из окна дома на улицу и при этом кричал, что «деньги – источник всяческого зла», хозяин уже точно решил, что его раб не в своем уме. И чтобы тот не навредил ему больше в дальнейшем, отпустил на волю. Так Моним по своей хитрости, вернее, по уму, стал вольноотпущенником. Он пришел к Диогену, который, выслушав его историю, долго смеялся над дураком-хозяином и взял Мисона к себе в ученики. Мисон поклялся следовать ему и кинику Кратету. А когда его бывший хозяин узнал о том, что его бывший раб стал киником, сказал всем, что уже действительно безумен. Подобно Кратету, философ, бывший раб Моним, писал стихи-шутки (пегниа), о которых Диоген Лаэртский говорил, что «в них под прикрытием шутки скрывается очень глубокое содержание». В них впервые со всей отчетливостью воплотился один из основных принципов популярного кинического стиля — смешение серьезного и смешного, достигший вершины в творчестве Биона Борисфенского (III в. до н.э.), популяризатора философских сочинений. Кроме стихов-шуток, Моним писал и философские трактаты. Моним известен как автор философских трудов «Об импульсах» и «Протрептика», он написал «Безделки, с которыми незаметно смешаны важные вещи», в двух книгах: «О порывах» и «Поощрение». В результате Моним достиг такой известности, что его упоминает даже Менандр, сочинитель комедий: в представлении под заглавием «Конюший» есть слова о нём: – А Моним – он не столько знаменит. Ты знал его. Филон? – Который Моним? Тот, что с сумой? – И не с одной – с тремя; Но, поклянусь, никто и никогда Не слышал от него ни слова, кроме «Познай себя», – а сам был нищ и грязен, А все иное почитал как суета сует. Основным принципом философии Монима, как, впрочем, всех киников, является абсолютная свобода от влияний окружающей их жизни, приводящая к отсутствию всяких страданий. Киники, больше на практике, чем в теории, проводили этот принцип в одностороннем порядке, устремляя всю силу своего презрения к остальному обществу, на внешнюю благополучную материальную среду, открыто попирая все требования культурности, испытывая при этом некоторое своеобразное наслаждение. Возможно, этим объясняются те, на первый взгляд, естественные, но, в сущности, ненужные крайности, которые они допускали по отношению к обществу. Проповедуя безразличие ко всему, «что не есть добродетель», киники в действительности не оставались безразличными к происходящему вне их мира, они со страстью искореняли зло, что, по их мнению, мешало добродетели и независимости мудреца. Моним на самом деле придерживался очень строгих нравственных правил, презирал богатство, называя его «блевотиной судьбы», а славу и «всякое мнение презирал и стремился лишь к истине». Наиболее известное изречение Монима, позволяющее узнать в нем философа-скептика, как передал Секст Эмпирик: «Сущее выглядит вымышленным изображением, ибо оно подобно происходящему во сне или в безумии», что истолковывается как мнение «о несуществующем как о существующем». А Стобей приводит изречения Монима нравоучительного характера, вроде «лучше быть слепым, чем невежественным. Слепой может угодить в яму, невежда – в пропасть преступлений». ПАВСАНИЙ (V в. до н.э.), царь. После героической гибели царя Леонида I в Фермопилах (479 г.) опекуном его малолетнего сына Плейстарха и, соответственно, регентом Спарты стал Павсаний, родной дядя Плейстарха. В сражении с трехсоттысячной армией персов полководца Мардония у Платей (Беотия) верховное командование союзными греческими отрядами было доверено Павсанию, в распоряжении которого имелось около сорока тысяч гоплитов, тяжеловооруженных пехотинцев, и семьдесят тысяч воинов – пращников, лучников и метателей дротиков. Осознавая огромную разницу в силе не в пользу греков, Павсаний избрал выжидание, мелкими стычками определяя уязвимые места персидских построений, выявляя слабость противника. Персы чувствовали себя уверенно, выкрикивали издевательства, упрекали греков в трусости, а когда персам надоела неопределенность, они уверенно устремились вперед. Но Павсаний отдал приказ не вступать в близкий бой, а быстро и без потерь отступать, увлекая персов в погоню. Мардоний не понял замысел, ему показалось, что греки устрашились, и теперь грядет победа персов. Персы уже чувствовали её вкус, как вдруг отступающие неожиданным маневром обернулись и тут же бросились на врага в рукопашную, поражая его с ожесточением. Неожиданно ситуация сложилась в пользу греков; к тому же камнем из пращи был насмерть поражен Мардоний. В его приближенном окружении началась паника, и в этот момент Павсаний приказал наступать всеми наличными силами. Теперь уже персы в замешательстве начали отступление, бежали, бросая оружие… После Платей Павсаний воевал против недружественных Спарте Фив, тем более, союзников персов в последней войне. На другой год Павсанию предложили командование объединённым флотом союзников, и на этом поприще он проявил свой талант, изгнав персидский флот из зоны эллинского влияния; захватил Кипр и Византий, где находились хорошо укрепленные гавани персов. Византий настолько понравился Павсанию, что он решил обосноваться здесь до конца дней своих. Благодаря его усилиям и деньгам из военной добычи разоренный город скоро восстановился, расцвел и возвысился над другими городами в этой части эллинского мира. Ранее скромный в быту Павсаний вдруг повёл себя, как восточный деспот, живя в роскоши и неге, чем вызвал недовольство спартанцев. Эфоры, строгие блюстители законности и общественной нравственности, призвали Павсания для объяснений в Спарту, где после судебного разбирательства обязали выплатить большой денежный штраф. Вернувшись в Византий, Павсаний не изменил своих привычек, и даже больше – затеял тайную переписку с Ксерксом, царем Персии, предлагая помощь в подчинении персам Спарты и Греции в целом; взамен просил в жены царскую дочь и признание его «законным правителем» Византия. Ксеркс был приятно удивлен, написал в ответ, что «если полководец Павсаний готов исполнить своё обещание, царь исполнит своё – ни в золоте, ни в серебре, ни в войске не будет недостатка». Получив поддержку своим замыслам, Павсаний стал готовить переворот в Спарте, для чего искал там единомышленников; отсылал с секретными посланиями личных гонцов, после чего они их убивали. Заподозрив недоброе, один из его посланцев осмелился прочитать письмо и, ужаснувшись, доложил эфорам. Вскоре из Спарты пришло сообщение, что Павсания очень ждут дома, в нём нуждаются. Не ведая сомнений, Павсаний прибыл на родину, где его содержали до суда под домашним арестом. Когда же он понял, что дело принимает серьезный оборот, укрылся в храме Афины. Судебные приставы не знали, как поступить с Павсанием – ведь силком нельзя было вытащить человека, даже обвиняемого в государственном преступлении, из святилища, где он искал убежища. А время работало на Павсания, поскольку он ещё наделся на своих друзей, способных облегчит его участь или вообще прекратить судебный процесс. После долгих уговоров, выйти из храма по своей воле, по прошествии уже десяти дней, решили вызвать мать Павсания. Назавтра у храма появилась старая женщина, лицо её было темное от горя, глаза – в слезах. Она приблизилась к дверному проему святилища, за которым укрывался её сын, в трясущихся руках она держала кирпич. Женщина наклонилась, оставила кирпич на входе. Отвернулась и ушла прочь, не оглядываясь. Эфоры всё поняли: они приказали принести ещё кирпичей и раствор для их укладки; позвали двух каменщиков, которые заложили дверной проём храма. Ожидали, что Павсаний запросится выйти, переговаривались с ним через стену, но он не откликался более. Через два дня, «чтобы не прогневить богиню, Афину смертью преступника, сделали отверстие в кровле храма и добрались до Павсания, который в этот момент испустил дух… ПАНЭТИЙ (ок. 180-100 гг. до н.э.), философ. Панэтий (Панетий или Панэций) Родосский, сын Никанора, основатель т.н. Средней Стои. Прежние стоики школы Зенона Китийского (336-264 гг. до н.э.) образно представляли свою философию «в виде фруктового сада, в котором логика – его ограда, физика – деревья, а этика – плоды». Таким образом, целью и высшим предназначением философии, согласно стоикам, должно стать обоснование нравственных представлений. Философия и философствование являются искусством практической жизни и руководством к таковой. Стоики не принимали механистического атомизма эпикурейцев, согласно которому человек являлся таким же сцеплением атомов, как курица и червяк. Не принимали стоики также и эпикурейской этики наслаждения ради наслаждения. Этика стоиков основана на признании счастья главной целью жизни человека, и в этом она сходна с этикой эпикурейцев. Но на этом сходство заканчивается. Средний стоицизм Панэция, а за ним Посидония (135-51 гг. до н.э.) активно разрабатывает проблемы теологии: «бог – это Логос, являющийся первопричиной всего и носящий в себе разумные зародыши всех вещей». Именно этим объясняется целенаправленность хода вещей и событий. Таким образом, Панэций развивает платоновскую мысль о мире идей, и Космос перестает трактоваться только как нечто вещественное, а понимается «как отражение мира идей, как организм вещественно-смысловой, в котором большое значение имеют внеразумные факторы, например судьба». Панэций вначале учился в Пергаме у Кратета из Маллы (Киликия), главы школы грамматиков, затем перебрался в Афины, где посещал стоическую школу Диогена Вавилонского, ученика Зенона, и его ученика Антипатра из Тарса. Переписываясь с влиятельными людьми Римской империи по вопросам философии, Панэций познакомился с богатейшим семейством семейства Сципионов, получил приглашение посетить Рим, где подружился со Сципионом Младшим (Африканским) и Гаем Лелием. Последнего он сопровождал во время его посольства в Азию и Египет к Птолемею Фискону (143 г. до н.э.). В Риме Панэций организовал кружок любителей литературы и философии стоиков, заимел много учеников, среди которых самыми известными были Гай Финний, Квинтий Муций Сцевола Авгур, Квинтий Элий Туберон, Рутилий Руф, Виттелий. Через них Панэций пытался привить римлянам греческую культуру и образование. Поэтому его не зря считают основателем римского стоицизма. Он «научился считать пользу основным этическим принципом», чем смягчил этический ригоризм Древней Стои, требовавший от нравственного человека обязательного исполнения нравственных законов при всех обстоятельствах – из чистого преклонения перед законом, а не из любви или поклонения, например, Богу или человеку. После смерти своего влиятельного покровителя Сципиона Африканского (Младшего) Панэций лишается материальной и моральной поддержки. Поэтому возвращается в Афины, где вскоре сделался преемником своего учителя Антипатра, стал руководителем стоической школы. В Греции он заимел таких учеников, как Аполлодор из Низы (Кария), Мнесарха, Гекатона из Родоса, Посейдония из Апамеи (Сирия). Но в лекциях своих он уже не так крепко был привязан к стоицизму, во многом отступал от этого строгого учения, смягчая выдержками из перипатеков в направлении гуманитарного знания. В частности, отказывался от принципа апатии, одного из фундаментальных для Древней Стои, выдвигая на первый план общественно-политические идеалы и ценности. Он доказывал, что «необходимо стремиться к достижению блага не только внутреннего, но главным образом внешнего, при этом наслаждаясь жизнью». Считается, что именно Панэтий собственно и создал понятие гуманитарного знания. Панэтий умер в Афинах глубоким стариком, оставив после себя «застольное общество панэтиков». От работ его сохранились только незначительные фрагменты, что крайне затрудняет реконструкцию его учения. Но известны названия его философских сочинений: «О промысле», «О надлежащем», «О философских направлениях», «О Сократе», «О благодушии», «Письма к Туберону». Главный труд Панэция — трактат «О долге», в трех книгах, которым, известно, пользовался Цицерон при создании своего труда «Об обязанностях». ПАРМЕНИД (540 – 480 гг. до н.э.), философ. Платон сообщал, будто Парменид беседовал с юным Сократом: «Твое рвение, Сократ, к рассуждениям, я вижу, прекрасно и божественно. И пока ты еще молод, постарайся ещё поупражняться в том, что прочие называет пустословием; в противном случае истина будет от тебя ускользать». Судя по обстоятельствам, Пармениду было при этой встрече шестьдесят пять лет, и он давно уже написал свою первую поэму «О природе», сто шестьдесят стихов из которой неплохо сохранилось до наших дней. Исследователи отмечают её переполненность мифологическими образами и гипотетическими приемами, как это делали до него Гесиод, Ксенофан и Эмпедокл: «Кони, которые меня несут, — доставляя меня так далеко, как только может достичь мысль»… Видимо его поразило сообщение своего учителя Ксенофана о том, что «боги суть выдумка и что существует только одна реальность, одновременно являющаяся и миром, и Богом», и он сам кинулся на поиски Истины. Парменид первый из философов не изрекает свои мысли, как было принято, а старается утвердиться в догадке через поиск. В его поэме богиня говорит юноше, прошедшему все испытания, что открывается истина философского порядка: «Ты должен узнать все: как непогрешимое сердце легко убеждающей Истины, так и мнения смертных, в которых нет непреложной достоверности»… Главное у Парменида то, что он ввел в философию новое понятие «Невещественного Бытия» – термин, обозначающий все существующее в природе, а не только ее материальную суть, его вывод: «Бытие – то, что существует, а Небытие – то, что не существует»… Невещественное Бытие не возникает и не исчезает, оно не двигается и не меняется, оно однородно и не делимо», которое «не было некогда и не будет, так как оно есть сейчас — все вместе, единовременно»… Доказательство несуществования небытия в том, что его невозможно познать и невозможно выразить в слове, ибо «небытие – немыслимо, невыразимо, следовательно, оно не может существовать»… Философ обратил внимание на то, что «Космос состоит из двух начал: Света и Ночи, а мир сферичен, все в нем ритмично возникает, растет и гибнет, повинуясь Эросу; Эрос порожден богиней, которая управляет всем миром из космического центра»… Такими неожиданными для своего времени выводами Парменид дал отсчет всей античной и европейской метафизики, добавив к заслугам и то, что ясно сформулировал как критерии познания: «Познаваемо только бытие, так и критерии самого бытия, каким оно должно быть для того, чтобы мы могли его познавать в его истинном смысле». Жители Элей в Южной Италии, видимо, уважали Парменида, если поручили ему составить свод новых законов. Законы понравились, элейцы обязали свои выборные органы и суды руководствоваться только ими. Такова была оценка мудрости Парменида, его честности и авторитета среди граждан. А остроумный философ Зенон из Элеи, известный парадоксальными апориями* (*апория, от греч. «нет» и «путь», – кажущееся непреодолимым логическое затруднение, противоречие при решении проблемы) «Ахилл», «Стрела» и др.), остро критикуя учение Парменида о невозможности движения и множественности вещей, в то же время уважительно говорил о нём, как о своём учителе. Парменид утверждает, что «из предмета познания должно быть устранено всякое становление», он должен быть представлен вне связи и отношений, сам по себе. Именно такое «само по себе сущее и есть истинное бытие, открытое только истинному познанию». И он идет дальше всех, формулируя те границы, в которых истинное бытие (есть) может быть мыслимо. Если спросить философа, кем был Парменид – материалистом или идеалистом, – однозначного утверждения мы можем не получить. По той причине, что логика развития элейской школы в целом вела от материализма к идеализму. Но «идеалист» Парменид плохо согласуется с его представлением Бытия в виде «огромного сплошного шара, неподвижно покоящегося в центре мира» – а это уже мир как о бытие вещественное! Например, он провозгласил, что Земля сферична, разделил земную поверхность на пять климатических поясов и заметил, что освященная сторона Луны всегда обращена к Солнцу. К тому же интересно, каким образом Парменид, признавший шаровидность мира, представлял себе то, «что находится за пределами мирового шара». Парменид умолчал об этом – то ли из-за трудности, которая таилась для него в этом вопросе, или просто из-за несвоевременности проблемы не обратил внимания. Нам остается только гадать… ПЕРИАНДР (568-586 гг. до н. э.), мудрец, правитель. «Философ на троне» — так можно характеризовать правление Периандра в Коринфе, одном из богатейших городов Греции. Для своих граждан он был тираном, для всей Греции – одним из великих «Семи мудрецов». Периандр правил Коринфом более сорока лет и ушел из жизни добровольно, когда ему надоело жить … Периандру не надо было учиться коварной науке власти, ибо перед глазами у него всегда был отец Кипсел – прежний правитель Коринфа. Но сын во многом превзошел отца: если кто из граждан выделялся из общей массы – умом, ораторским искусством или богатством, – его обвиняли в измене или казнокрадстве, затем был скорый суд; «преступника» сажали в тюрьму, осуждали на смерть или высылали из страны, но обязательно отбирали всё имущество и деньги. Он начал… с укрепления устоев общественной морали: издал закон об ограничении проституции, под страхом смерти запретил сводничество, подорвав невероятно прибыльный подпольный промысел, процветавший в Коринфе испокон веков. Для контроля над настроениями в обществе правитель разрешил добровольцам из малоимущих слоёв шпионить за богачами, предавая огласке их доходы и расходы. Если кто тратил средств больше, чем указывали в отчете перед сборщиками налогов, это могло означать только одно – сокрытие доходов, что расценивалось как казнокрадство. За это полагалась смерть! Их имущество переходило в казну за вычетом «наградных и комиссионных» для особо отличившихся доносителей. Периандр запретил излишнюю роскошь в быту, нарядах и даже еде. Кого уличали в подобных нарушениях, тем приходилось потом делать «добровольные взносы» в казну – на обустройство городских сооружений. Остро осознавая опасность заговоров и мятежей против своей особы, Периандр, как философ, чувствовал необходимость «сближения» власти с народом. Поэтому предпочитал использовать законы, подобные суровым законам Спарты, но с оглядкой на местные обычаи. Без личного разрешения тирана никому не дозволялось собираться группами в городе, даже на рынках и площадях. Особым законом были ограничены владения земельными участками в одних руках, он запретил приобретение рабов для использования их на сельскохозяйственных работах – «чтобы землепользователи больше привлекали свободных граждан Коринфа к честному труду, и чтобы у тех не оставалось времени на праздношатание и заговоры». Периандр не желал видеть сограждан, ни бедными, ни богатыми, поэтому «богачам помог умерить свои корыстолюбивые аппетиты, а бедным запретил бездельничать». Все его законы и запреты легли тяжелым грузом на коринфян, зато он добился, чтобы Коринф своим могуществом и благосостоянием стал признанным «первым городом Греции», а не Афины. В личной жизни, на семейном фронте, Периандр был таким же тираном, как и во власти. Необоснованная ревность перевешивала его достоинства, а излишняя безрассудность однажды погубила счастливый брак. Он в порыве ревности ударил беременную жену Мелиссу скамейкой, убил её. На этой почве он рассорился с любимым сыном, семнадцатилетним Ликофроном, потерял его, пошел войной на тестя, правителя Эпидавра Прокла, осмелившегося назвать его убийцей, и убил Прокла. Но у Периандра были и другие, лучшие стороны своей души. Его справедливо считали покровителем высоких искусств, хранилищем мудрости; он мог задавать глубоко осмысленные вопросы и знал на многие ответы. В стенах великолепного царского дворца по его приглашению собирались философы со всех концов Греции. Плутарх в книге «Пир семи мудрецов» сообщал о том, как мудрец Фалес спросил тирана, не страшно ли ему служить народу, может быть, не поздно отрешиться от власти и заняться любимым делом, философией? Периандр отвечал: «Отречение от власти тирану и его народу так же опасно, как и низложение». Поэт Арион, сочинитель первого дифирамба в честь Диониса, и не менее знатный сочинитель стихов Херсий пользовались благосклонным покровительством Периандра; Эзоп жил некоторое время в его дворце. Ему была близка поэзия; известно, что Периандр написал для собственных сыновей более двух тысяч стихов, поучений и наставлений. Когда Периандру исполнилось восемьдесят лет, он понял, что «тирания не принесла ему радости, а мудрость не подарила счастья, поскольку плоды ее были использованы лишь во благо личной власти». Он остался один в огромном, кипевшем жизнью и страстями, Коринфе, без близких, которых он уничтожил, как уничтожил всё своё окружение, кому раньше доверял. И тогда Периандр решил уйти из жизни, и поступил, как жестокий тиран и мудрый человек: незаметно вышел из собственного дворца, и … больше никто и никогда его не видел. ПЕРИКЛ (495-429 гг. до н.э.), политик Перикл происходил из древнего рода, представители которого всегда спорили за власть в Афинах. Юношей Перикл посещал знаменитую школу Зенона Элейского, на лекциях которого остроумно доказывали невозможность движения и множественность вещей. Такие познания пригодились Периклу позже, когда на практике пришлось сталкиваться с, казалось бы, неразрешимыми противоречиями и проблемами, брать на себя ответственность за принятие решений. Но именно Зенон вдохнул в юного Перикла «важность, дух твердый и сильный к управлению народом и в особенности возвысил достоинство его нрава». В 467 г. до н.э. афиняне избирают Перикла архонтом, или правителем, и в этой должности он находился почти сорок лет! Он многого добивался словами, и в этом ему помогало ораторское искусство, коим владел в совершенстве, «двигая склонностями и страстями народа, будто хороший музыкант, трогая струны души, требующие весьма искусного прикосновения или удара плектром». С годами росли его политическая воля, могущество, что было несообразно с демократическими вольностями афинян. Но они не желали замечать его деспотию, схожую порой с тиранией, любили его. Он бесстрашно раздавал деньги малоимущим гражданам из казны, рискуя вызвать недовольство знати. При этом сам за время правления не украл ни монеты! При нём афиняне стали получать жалованье за присутствие в судах и деньги на посещение театров. Он учреждал на казенные деньги большие торжества с пиршествами и народными гуляниями. Дальновидно занялся обустройством флота, при том, что прежние правители на это никогда не обращали внимания, не считая Афины морской державой. По его инициативе на Черном море, на юге Италии и островах Средиземноморья создавались города-колонии, куда с охотой выезжали тысячи незанятых в Афинах людей. Он успевал строить храмы и общественные здания, придавших красоту и величие Афинам на многие столетия. Он настоял на восстановлении Парфенона, разрушенного персами во время последней войны. Как полководец, Перикл казался осторожным до крайности, о не вступал в сражение, не просчитав свои преимущества и слабости противника. Как результат его «невидимой дипломатической деятельности», благодаря взвешенным политическим усилиям Перикла между Афинами и Спартой мир продолжался целых тридцать лет. Современники сравнивали Перикла этого периода с врачом, «который, зная о серьёзной болезни пациента, то есть народа Афин, позволяет ему легкие безвредные удовольствия. При этом успевает давать ему крепкие и неприятные по вкусу и запаху снадобья, на его же пользу и выздоровление». Перикл ввёл немало изменений в законодательство, был бескорыстен в делах, как говорили, «непобедим деньгами». И домашних он не баловал излишествами: известно, что взрослым детям и женщинам давал мало на содержание, а они жаловались на слишком точные и ограниченные расходы. Зато из богатства своего и доходов от имения Перикл помогал многим бедным афинянам. Но, как у всякого великого человека, у Перикла появились враги, которые пробовали его могущество на прочность. Самого Перикла трогать опасались, начали с близкого окружения, с друзей и единомышленников, сочиняя на них доносы, обвиняя в преступлениях против народа и религии. Потом обвинили Перикла в незаконном расходовании казенных средств. Следом был суд над Аспасией, бывшей гетерой, которую Перикл считал своей женой и имел от неё сына. Её обвиняли в совращении свободнорожденных женщин, учениц её философской школы. Как и предполагали недруги, в результате интриг и судебных разбирательств репутация Перикла сильно пошатнулась. Ему пришлось выплачивать огромный штраф и умолять судей не обижать его любимую Аспасию. Судьи в большинстве своем не выдержали страстного натиска Перикловых речей, и «дело Аспасии» закрыли, но с этого дня его политическая власть стала угасать. Плачущий правитель никому не был нужен! В 430 году на Афины обрушилась чума, более четверти всего населения погибло. И даже в этой большой беде обвинили Перикла – «несчастья приключились из-за неправильного правления». Два его сына от первой жены, Парал и Ксантипп, погибли во время чумного поветрия. Перикл похоронил их, потом сам заболел «изнурительной лихорадкой» и умер, ровно через три года после суда над Аспасией. Ему исполнилось немногим больше шестидесяти лет. Как выразился позже Плутарх, «по смерти Перикла вскоре разврат и злоба наводнили республику»… ПИНДАР (522(518)-438(442) гг. до н.э.), поэт. Величайший лирический поэт греков Пиндар родился в предместье Фив в знатной аристократической семье. Музыкальное образование получил с детских лет в доме своего дяди Скопелина, в совершенстве владевшего игрой на флейте. Брал уроки у знаменитого поэта и музыканта Ласа Гермионского, в сообществе двух беотийских певиц и поэтесс, Миртиды и Коринны, творчество которых было связано с местным народным творчеством, с беотийскими мифами и преданиями. Известно, что Коринна одержала в поэтическом состязании с Пиндаром пять побед и своими советами повлияла на характер его дальнейшего творчества. Несмотря на свои победы, Коринна преклонялась перед Пиндаром и «корила свою подругу Миртиду за то, что она решилась с ним состязаться». Пиндар позже говорил, как Коринна упрекала его в том, что он «в употреблении мифов дошел до крайности»; тогда как Коринна указала ему, что «мифы следует сеять рукой, а не мешками»… Но основному поэтическому мастерству Пиндар учился в Афинах у известных поэтов Агафокла и Аполлодора. В двадцать лет он сочинил свой первый победный гимн и с этого времени писал их до глубокой старости. По словам современников, Пиндар имел чистое и добродетельное сердце, благородный и возвышенный образ мыслей. Большую часть жизни поэт провел дома, в Фивах, которые покидал на время Олимпийских, Дельфийских, Немейских или Истмийских игр, посещения которых считал обязанным для себя, как свободнорожденного эллина. Величайших почестей Пиндар удостоился в Дельфах, где по приказанию предсказательницы Пифии его постоянно приглашали на «Пир богов». Эта честь, по преданию, распространялась и на его потомков! Большинство «песен» Пиндар сочинял по заказу победителей этих Панэллинских игр. Сохранились четыре полных книги эпиникий – праздничных песен для прославления победы, одержанной на состязаниях, особенно на четырех больших национальных играх греков. Эпиникии исполнялись хором тотчас после одержанной победы на самом ее месте, а также на родине победителя при праздновании победы (при жертвоприношении, торжественно процессии или обеде). Иногда он путешествовал, и тогда его с восторгом встречали граждане греческих городов, принимали во дворах правителей и царей. Сиракузский тиран Гиерон, агригентский тиран Ферон и Алевады в Фессалии считали за честь быть друзьями знаменитого поэта. Кроме того, Пиндар жил некоторое время в Македонии, где его радушно принимал царь Александр, сын Аминты. Пиндар не уклонялся от подобных приглашений, так как понимал, что при дворах тиранов и царей он может встретить знатных поэтов и ученых, общение с которыми благотворно скажутся на его поэтическом мастерстве, укрепят его врожденную склонность к разрешению разного рода философских и религиозных вопросов. Из всех лириков Пиндар отличается творческой силой духа, нравственной и религиозной глубиной души, возвышенностью мыслей и величием мировоззрения. В некоторых его поэтических произведениях, величавых и весьма искусных, изысканных, видна мучительная неловкость, которую он испытывал в связи с участием Фив в греко-персидской войне на стороне Персии. У поэта есть пеаны, гимны-молитвы о покровительстве богов, и дифирамбы – гимны Дионису, также песни для торжественных процессий (энкомии) и плачи, застольные песни. В своём творчестве Пиндар не обходится без мифов, от которых перекидывает условный «мостик» из славного прошлого к славному настоящему. И почти в каждом стихотворении он не обходится без обращения к человеку, порой, конкретному, со своими наставлениями – «вести себя достойно», когда «лучший целитель любого недуга – доброе веселье». Язык поэта соответствует богатству и высоте его мыслей: он то торжественен и богато украшен поражающими образами, то торжественно-серьезен, горд и возвышен, то мягок и нежен, весел и шутлив. То же разнообразие обнаруживает он и в ритме. Разбирая произведения поэта, следует всегда помнить, что Пиндар был столько же музыкант и композитор, сколько и поэт. Его оды, написанные сложным размером, с чередованием длинных и коротких строк, были приспособлены к музыкальной мелодии, к возможности подчеркнуть ту или иную музыкальную фразу особым ударением. Они почти не поддаются переводу в стихах! ПИРРОН (365-275 гг. до н.э.), философ. Биографические сведения о Пирроне из Элиды, по большей части легендарного характера. Пиррон – основатель скептической философской школы, возникшей в противовес платоновского академизма как отдельное направление пирронизма. В юности Пиррон увлекался живописью. По Диогену Лаэртскому, он сопровождал в течение десяти лет философа Анаксарха Эвдаймоника («Счастливого»), близкого друга Александра Македонского, во время знаменитого Восточного похода греко-македонского войска. Известен факт, что за написания лишь одного стихотворения, прославляющего Александра, царь щедро вознаградил Пиррона. Во время пребывания Александра в Индии Пиррон проявил желание встретиться с гимнософистами* (букв. «голыми», т.е. йоги), местными магами и мудрецами. Вероятно, под впечатлением знакомства с восточной культурой и загадочной религией у Пиррона возникла мысль утвердить в греческой философии «непостижимость и воздержание особого рода». Особенно его поразило обстоятельство, что гимнософисты, на вид бездеятельные и равнодушные ко всему люди, отвергающие все радости жизни и саму жизнь, чувствовали себя духовно богатыми и счастливыми. Под этим впечатлением Пиррон отмечает, что «только умерев для жизни, только отринув беспокойную волю, человек может наслаждаться миром!». Такого рода вопросы впоследствии способствовали выработке «десяти пирроновых основоположений» скептицизма, как решения мировой человеческой загадки. Важнейшим источником для изучения теории Пиррона является труд Секста Эмпирика «Пирроновы положения» и книга Антигона из Кариста «О Пирроне», где философ провозглашает основные свои положение, когда «каждое существо считает полезными или вредными разные вещи»…, «природа одинакова для всех существ»…, «восприятие цельно»…, «жизнь ровна, а мир всегда один и тот же»…, «существует реальность за пределами обычая, закона, религии и философии». Отсюда основные положения Пирроновского учения: 1.Если мы не можем ничего знать о предметах, то нам следует воздерживаться от суждений о них. Что нам кажется таким, а не иным, того мы не должны выставлять как утверждение, а лишь как субъективное мнение. 2.Из воздержания от суждения вытекает атараксия, ведущая к истинному блаженству. 3.Предрассудки вызывают споры и страсти людей, для скептика же не существует страстей, для него важно и действительно лишь его настроение. 4.Так как абсолютное воздержание от суждений и действий невозможно, то скептик следует вероятности и обычаям, сознавая, что он не руководствуется ни истиной в сфере теоретической, ни твердым убеждением в сфере практической. Письменных доказательств пирроновых сочинений не сохранилось, но сведения о его философской деятельности имеются из трудов учеников: Тимона, Энесидема, Нумения, Навсифана, также писателя Диогена Лаэртского. Ученики Пиррона учились сомневаться во всём и отрицать всё – «даже то, что они сомневаются и все отрицают. Не более так, чем нет!». И чтобы доказать, что «нет ничего истинного, что, вероятно, не является одновременно столь же неистинным, как и истинным», им приходилось отвечать на всё, даже на то, что «мед слаще винограда, или что добродетель менее вредна, чем порок»… С появлением Пиррона и его последователей, скептиков, философов стали больше интересовать проблемы, как выжить в этом жестоком и неустойчивом мире, а не о том, «как и откуда произошел мир». Хотя некоторые философы, например, Гегель, считали, что Пиррон искал истину, которая «была направлена против рассудочного мышления». До самой своей кончины в девяностолетнем возрасте Пиррон тихо и одиноко жил в Элиде, рядом с Олимпией, куда каждые четыре года со всей Греции съезжались атлеты и любители зрелищных состязаний на Панэллинские игры. За ним присматривала его сестра Филиста. Здесь он высказал основные принципы своего необычного учения, представляя высокий образец философской чистоты и благородства, ведя очень скромный образ жизни и пользуясь всеобщим уважением. … Пиррон говорил, что между жизнью и смертью нет разницы. Когда его спросили, почему же тогда он не умирает, он ответил: «Потому что жизнь и смерть – одно и то же». ПИТТАК (VI в. до н.э.), мудрец. Питтак из Митилены (Лесбос), сын Гиррха, имел фракийское происхождение, но принадлежал к знатным гражданам своего города: восточные греки, в отличие от материковых, нередко принимали в свои ряды людей из высшего сословия других народов. Питтак вступил в брак с представительницей старого царского рода, дочерью Пенфила. В 614 году он вместе со знатными аристократами, среди которых были братья поэта Алкея, участвовал в низложении лесбосского тирана Меланхра. Во время войны Лесбоса с Афинами возглавлял флот в сражении против кораблей афинского стратега Фринона, но не очень удачно. Но были и победы: «Когда афиняне воевали против Ахилеи, Питтак начальствовал над митиленянами, а стратег и пятиборец Фринон, олимпийский победитель, вызвал Питтака на единоборство. Питтак откликнулся и, спрятавши под щитом своим рыбацкую сеть, набросил её на Фринона, убил его и тем отстоял спорную землю». По инициативе Питтака были укреплены стены небольшого городка Ахиллеи, где находилась могила легендарного героя Ахилла, камнями из рухнувших стен Трои. После смерти Мирсила, тирана Митилены, граждане предложили Питтаку единоличную власть эсимнета («вождь народа»). Он согласился, но потом говорил: «Трудно быть хорошим для всех!». По мнению Аристотеля, граждане избрали мудрого и волевого Питтака для решения конкретной задачи – защиты города от угрозы возвращения к власти изгнанной гетерии, аристократической группировки, возглавляемой поэтом Алкеем и его братом Антимонидом. В результате последовавших за этим реформ Питтака в управлении городом многим аристократам пришлось покинуть родину, проклиная ненавистного «тирана Питтака». В списке изгнанных с Лесбоса аристократических семей, противников реформ Питтака, оказались Алкей с братом и семья будущей поэтессы Сапфо. Алкей потом откровенно оскорбляет Питтака в своих стихах, называя его «толстобрюхим», «кривоногим» и «грязным». Законы Питтака стали первыми писаными законами в истории Митилены, и были они направлены на ограничение судебного произвола знати. По сообщению Цицерона, новые законы ограничивали роскошь похорон, что, так же, как и аналогичный закон Солона, можно рассматривать как протест против аристократических обычаев. На вопрос о том, какое государство устроено лучше всего, Питтак дает следующий ответ: «То, где низким людям нельзя править, а добрым нельзя не править». Он распорядился украсить храмы Митилены лестницами, которыми нельзя было пользоваться простым смертным – «они являлись только посвящением богам». Этими лестницами мудрец указывал на взлеты и падения людского счастья – «удачливые поднимаются, злосчастные спускаются вниз». Как в случае с Солоном в Афинах, законотворческая деятельность Питтака дала эллинам повод говорить о нём, как об одном из «Семи Великих Мудрецов» Греции. Тем более что он, как только посчитал свою миссию во власти завершенной, через десять лет, как и Солон, добровольно сложил с себя данные ему властные полномочия (580 до н.э.). Граждане Митилены решили отблагодарить большим земельным наделом, а он «отделил себе от неё лишь малую часть и сказал: «Половина – больше целого!». Существует легенда, будто лидийский царь Крез, наслышанный о мудрости Питтака, прислал в дар золотой фиал (кубок); Питтак сказал, что у него «и так вдвое больше, чем хотелось бы» и передал фиал Периандру, как «мудрейшему из мудрых», за его содействие в примирении Лесбоса с Афинами. На вопрос Креза, какая власть всего сильней, ответил: «Та, что резана на дереве», то есть законы. Можно ли считать Питтака тираном Митилен или нет – не нам судить! Хотя в отличие от царской власти, эсимнетия не является наследственной; власть эсимнета основана на законе, а правовую основу власти эсимнета обеспечивают всеобщие выборы. Это сильно отличает его от тирана, власть которого всегда ущербна с точки зрения обеспечения ее легитимности. В то же время объем власти эсимнета, ее чрезвычайный характер, сближают эсимнетию и тиранию, поскольку обе эти формы, как отмечает Аристотель, основаны на деспотии. У старого Питтака спросили, что он видел самое удивительное при своей жизни. Он ответил: «Тирана в старости!» Питтак умер при архонте Аристомене, на третий год 52-й Олимпиады, прожив более семидесяти лет. На его памятнике было начертано: Как неутешная мать рыдает о сыне любимом, Плакал, Питтак, о тебе Лесбос, угодный богам. Изречение его: «Знай всему пору». ПИФАГОР (VI в. до н.э.), философ. О жизни Пифагора сложено больше невообразимых легенд и удивительных сказаний, чем имеются о нём реальных сведений. Но известно, что он первый применил понятие «философия» и назвал себя философом – «тот, кто пытается найти, выяснить»; а до него умных людей называли мудрецами, что означало «человек, который знает». Отец Пифагора был успешным ювелиром на Самосе. Дельфийская жрица Пифия предсказала ему рождение сына с необычной судьбой; в её честь и был назван Пифагором («Глашатай Пифии»). У мальчика с детства отмечали живейший интерес к любым наукам. Ферекид Сиросский, известный космополитическими взглядами, был его наставником, он увлек Пифагора идеей метемпсихозы* (с греч. «одушевление, оживление»; в данном случае, «переодушевление», иначе «переселение душ», как нравственное воздаяние человеку после смерти). После Ферекида были другие учителя, с которыми юноша уже спорил, изумляя природной одаренностью и необычайной осведомленностью в любой из сфер знаний. В 546 году Пифагор отправился в Египет, где изучал математику и геометрию, оккультные науки и астрологию. Он привлек внимание Верховного жреца, и тот допустил его к тайным знаниям древних, посвятил в жреческий сан. Жрец сказал тогда, что Пифагор «первый из греков, для кого Небо больше не скрывает своих тайн». Когда Пифагору исполнилось сорок лет, Египет захватили персы. Они преследовали жрецов, как «чародеев и магов», искусство и силу которых считали опасными для себя. Часть жрецов угнали в Вавилон и Персию, где персы использовали их уже в своих интересах. Пифагор оказался в Вавилоне, средоточии всевозможных верований и религий, халдейских наук и «алхимических чудес». Здесь ему представилась возможность изучить всё, что давала человечеству древнейшая цивилизация Востока и Азии. Через двенадцать лет ему удалось оставить Вавилон и отбыть на родину. По дороге он посетил Финикию, Халдею и Сирию, где местные жрецы, наслышанные о его мудрости, посвящали в тайные мистерии. Через Мидию и Персию достиг Индии, где посетил брахманов и на несколько лет стал их учеником, а потом был инициирован в брамины. Наконец, Пифагор попал в Грецию, но был обескуражен увиденным: греческие города постоянно воевали между собой, персы закрепляли своё влияние военной силой и золотом. Он не узнавал эллинов, настолько сильно они изменились за время его долгого отсутствия: пропала их веселость и беззаботность, открытость отношений между собой. Теперь они с недоверием относились ко всему необычному и очень подозрительно — к новым людям, несущим незнакомые им знания. Пифагора огорчила встреча с родиной и людьми. После посещения нескольких городов Пифагор появился в Кротоне на юге Италии, где в 517 году открыл философскую школу. С Кротона началась миссионерская деятельность Пифагора, «благословенная Аполлоном», как предсказывала когда-то дельфийская прорицательница Пифия. Он посещал греческие города, убеждая жителей, не воевать друг с другом и не брать эллинов в рабство. Предлагал быть свободными и процветать за счет нового и совершенного гражданского устройства. Обличал человеческие пороки и необузданные страсти, музыкой и особыми словами лечил недуги, восстанавливая изначальное равновесие душевных сил. В музыке он видел красоту и гармонию, музыка его окрыляла для дальнейших поисков в иных сферах, как лучшее средство возвышения и укрощение страстей. Он считал, что люди, прежде всего, получают представление об окружающем мире, созерцая прекрасные формы и образы или слушая красивые песни и ритмы. Пифагор советовал остерегаться наслаждений, ибо «ничто так не обманывает и не ввергает в заблуждение, как страсть к наслаждениям». Он сам был олицетворением величия и силы, в его присутствии все чувствовали себя смирными и робкими. Его влияние на окружающих было столь велико, что похвала наполняла учеников восторгом. Ученики и последователи учения Пифагора пользовались его известным поэтическим трудом «Золотые стихи», читаемые, как философские советы. Во главе своей школы в Кротоне Пифагор находился, утверждают античные авторы, тридцать девять лет. Когда Пифагору исполнилось шестьдесят лет, он женился на одной из своих учениц и у них родились семь детей. Диоген Лаэртский утверждал, что «по мере того, как Пифагор становился пожилым, его физические силы не убывали, и, когда он достиг столетия, был полон жизни»… Возможно, Пифагор прожил бы ещё больше, но однажды противники его философии подожгли дом в Кротоне, где он в это время беседовал со своими учениками… ПЛАТОН (428-347 гг. до н.э.), философ. Настоящее имя Платона – Аристокл, а «Платон» – прозвище (от греч. «plato» — широта), которое дал ему Сократ, своему талантливому ученику, имея в виду его необычайное мышление, великолепное физическое здоровье и широкие плечи. По отцу, Платон был из древнего рода аттических царей Кодров, а в предках матери значился легендарный афинский поэт и законодатель Солон. Платону судьбой было предназначено стать творцом аристократической республики, он стал философом, вооружившим философский мир «идеей, которая есть всё, а вещество есть нечто суживающее, ограничивающее идею, даже оскверняющее ее». Он получил отличное начальное образование, познакомился с учением Кратила, затем с пифагорейцами и софистами. Занимался поиском идеальной красоты, для чего изучил живопись, музыку и поэзию. Сочинял эпические поэмы и тетралогию, и его даже прочили в преемники Софоклу. Но когда ему довелось услышать Сократа, он пленился его обаянием, совершенно забросил поэзию и посвятил себя философии. Платон прилежно следовал за Сократом восемь лет, до самой его смерти; он открыто возмущался судебной расправой над великим философом, и когда в Афинах начались преследования учеников Сократа, укрылся в Сицилии, где находился двенадцать лет, после чего перебрался в Египет. Платон стал родоначальником объективного «идеализма», согласно которому «мир конкретных и реальных вещей представляет собой отражение, копию мира идей, — а идея — это нечто вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения». Его философия звала к познанию Бытия в неотрывной связи с космическим Началом. Платону льстило внимание к нему правителей, при встречах с тиранами он увлекался утопической идеей «справедливого» государства во главе с «мудрецом». Встретившись с тираном Сиракуз Дионисием Старшим, он пытался «обратить его в свою веру», но только сам пострадал: Дионисий хотел казнить философа, но потом передумал, отдав в рабство. На невольничьем рынке Платона узнал его друг, выкупил и отправил в Афины. На деньги друзей Платон основал в Афинах школу (385 г. до н. э.), названную «Академией», по имени бывшего хозяина поместья легендарного Ахедема. В отличие от пифагорейских союзов, Академия имела нерелигиозный, неформальный характер. Её ученики ежемесячно вносили добровольные взносы, а учебные занятия и диспуты проходили согласно строгому расписанию. Платоновская Академия просуществовала почти тысячу лет, претерпевая многочисленные изменения, и была закрыта в связи с торжеством христианской религии в 529 году н.э. по приказу римского императора Юстиниана – «как рассадник язычества». Продолжая верить в возможность обустройства идеального государства, Платон еще дважды посещал Сиракузы – по приглашению Диона, шурина тирана, и когда власть в Сиракузах перешла к Дионисию Младшему. Дион в своих письмах к философу призывал его принять участие в практической реализации своих идей относительно «справедливого государственного устройства». Но вновь на известного философа обрушились обвинения в заговоре против тирании, гонения – на этот раз шестидесятитрехлетний Платон благополучно, но с тяжелым сердцем возвращается в Афины. Платон долго еще верил, что «человеческий род не избавится от зла, пока истинные и правильно мыслящие философы не займут государственные должности, или властители в государствах по какому-то божественному определению не станут подлинными философами». Он выступает за сильное законодательство в государстве, но «все законы должны исходить от справедливости, когда каждый должен заниматься своим делом и не вмешиваться в чужие». Поэтому мудрецы и философы, как богато одаренные от природы, с высокой степенью добродетельные и благовоспитанные, способны, по его мнению, привносить в государство необходимую гармонию; «их приобщенность к потустороннему миру делает их властителями в мире посюстороннем — и потому они могут и обязаны стать правителями народов»… Слава Платона, мудрого «государственного строителя», дошла до многих городов Греции. Однажды жители Аркадии и Фив прислали к нему делегацию, «чтобы просить быть для них законодателем». Платон был польщен, однако задал послам вопрос, как аркадяне и фиванцы относятся к всеобщему равенству. Узнав, что отрицательно, отказался от приглашения. Платон оставил человечеству богатейшее философское наследие и учеников; родным и близким завещал скромное денежное содержание и записку со словами: «Долга ни перед кем не имею». ПЛОТИН (205-270 гг.), философ. Плотин из Ликополя родился в семье христианских коптов, представителей древнейшего народа Египта. Он получил прекрасное греческое образование и считал себя эллином, а греки – своим национальным философом. В тридцать лет Плотин открыл для себя философию Платона, чтобы через годы стать известным как основатель неоплатонизма. К этому Плотин пришел после знакомства с Аммонием Саккасом, христианином, обратившимся к язычеству в поисках примирения новой веры с учением Платона. Плотин любил путешествовать, посетил Месопотамию с целью познакомиться с древними культами и религиями местных магов. В 244 году Плотин объявился в Риме, который стал ему второй родиной до самой смерти. Его заметил император Галлиен, помог открыть свою философскую школу, приблизил ко двору. Но быстро хладел к философу, когда Плотин стал уговаривать его построить в Кампании (Италия) «идеальный город философов» Платонополь – Галлиен вовремя понял абсурдность такой затеи. Школа Плотина была настолько модной среди римлян, что недостатка в учениках у него не было. Но Плотин всегда болезненно ощущал атмосферу рабовладельческого общества, развращенного роскошью и вседозволенностью, не переставая напоминать всем о существовании души. Сам вел скоромный образ жизни, избегал низменных соблазнов, не ел мяса и не ходил в бани, заменив обмывания водой ежедневным растиранием оливковым маслом. Добрый характером, он не был красноречив, но предан занятиям с учениками. Философ неохотно и беспорядочно записывал свои мысли, зато в диспутах умел быстро находить нужные доводы. В беседе ум его обнаруживался ярче всего: «лицо его словно освещалось, на него было приятно смотреть, и сам он смотрел вокруг с любовью в очах, а лицо его, покрывавшееся легким потом, сияло добротой и выражало в споре внимание и бодрость». Плотин систематизировал учение Платона, в центре которого стала новая философия Плотина, неоплатонизм, — диалектика триады — «Единого, Ума и Души»; определил Божество как «неизъяснимую первосущность, стоящую выше всякого постижения и порождающую собой все многообразие вещей путем эманации («излияния»)». Его учение изложено в трудах Порфирия (54 трактата — «Эннеады», т.е. «Девятки»); к тому же его ученик Амелий выучил большую часть лекций Плотина на память, записал, составив из записей чуть ли не сто книг, которые подарил своему приемному сыну Гостилиану Гесихию Апамейскому. Это от него От него уже мир узнал о философе Плотине. Вот лишь некоторые названия: «О прекрасном», «О бессмертии души», «О судьбе», «О сущности души», «Об уме, идеях и бытии», «О нисхождении души в тело», «Как от первого происходит последующее и о единице», «Все ли души – одна душа», «О благе и о едином», «О трех начальных субстанциях», «О становлении и порядке того, что после единицы», «О двух материях», «Разные наблюдения», «О круговом движении», «О присущем каждому демоне», «О разумном исходе», «О качестве», «Существуют ли идеи частных вещей», «О добродетелях», «О диалектике», «Почему душу можно назвать средним между неделимым и делимым». Были при Плотине женщины, преданные философии: Гемина, у которой он жил в доме, и дочь ее, тоже Гемина, и Амфиклея, вышедшая за Аристона, сына Ямвлиха. Многие мужчины и женщины из числа самых знатных перед смертью приносили к нему своих детей, как мальчиков, так и девочек, доверяя их и все свое имущество его опеке, словно был он свят и божествен. Поэтому дом Плотина был полон подростков и девиц; среди них Полемон, о воспитании которого он очень заботился и даже не раз слушал сочиненные им стихи. Плотин терпеливо принимал отчеты от управителей детским имуществом и следил за их аккуратностью: пока дети не доросли до философии, говорил он, нужно, чтобы имущество их и доходы были при них целыми и неприкосновенными. Но и в стольких своих жизненных заботах и попечениях он никогда не ослаблял напряжения бодрствующего своего ума. Во время эпидемии и всеобщего мора, когда «растиравшие его прислужники погибли, то, оставшись без этого лечения, он заболел еще и горлом… болезнь усилилась настолько, что и голос его, чистый и звучный, исчез от хрипа, и взгляд помутился, и руки и ноги стали подволакиваться». Тогда он уехал из Рима в Кампанию, в имение своего старого друга Зефа, которого уже не было в живых. Здесь и умер, сказав на прощание, что «сейчас попытается слить то, что было божественного в нем, с тем, что есть божественного во Вселенной»… ПЛУТАРХ (46-119 гг.), писатель Плутарх родился в Херонее (Беотия), получившей известность как место двух грандиозных сражений: в 338 г. до н.э. македонский царь Филипп II, отец Александра Великого, победил объединенное греческое войско, похоронив независимость Греции, а в 85 г. до н.э. римский диктатор Сулла разгромил армию царя Митридата Понтийского под предводительством Архелая. Отец Плутарха, состоятельный человек из древнего рода, постарался дать сыну хорошее начальное образование. Юношей Плутарх продолжил обучение в Афинах, где изучает риторику, физику и математику с лучшими учителями Греции. После обучения наукам ему доверили исполнение обязанностей Верховного жреца в храме Аполлона в Дельфах, после чего власти отправили молодого философа с дипломатическими миссиями в Италию и Египет. Молодой чиновник встречался с царями и императорами, вел беседы с выдающимися общественными деятелями и ораторами, со многими из которых потом дружил всю жизнь. Зрелость Плутарха выпадает на периоды правления императоров Траяна и Адриана, которым он верно служит: Траяну – с 98 по 117 гг. и Адриану с 117—118 гг. Ему поручают воспитание юного Адриана, будущего императора. За добросовестную службу Плутарх получает от Траяна консульское звание, Адриан назначает его наместником Греции. Между делом, осознавая влияние Природы на человека, Плутарх пробует себя в перипатетике Аристотеля, в этике размышляет о морализации общества. В философии проявляет себя как приверженец Платона и Аристотеля, критикуя эпикурейцев и стоиков. Но ему не чужда и политика: он призывает жителей подчиненных Риму областей к верноподданности Империи. Помимо философии Плутарх обращается к медицине и физике, риторике, истории музыки и теологии («науке о богах»), что говорит о необычайной разносторонности его творческих интересов и интеллектуальной одаренности. Набравшись жизненного опыта и собрав необходимые средства, Плутарх открывает частную академию для детей состоятельных людей, где занимается преподаванием, заодно, и творчеством. По свидетельству современников, Плутарх написал более трехсот трудов, из которых сохранилась треть, в том числе, «Моральные трактаты», «Римские проблемы», «Греческие проблемы», «Застольные беседы», «Сравнительные жизнеописания». Последнее произведение является для исследователей античной истории ценнейшим пособием, настолько ярко и натурально освещены им сорок восемь биографий выдающихся греков и римлян. В них живейшим образом представлены исторические эпизоды, обряды и география местностей, где разворачивались описываемые события. Плутарх понимал толк в застольях, ценил хорошие вина. Он пишет труд о культуре застолья, не допускающего чревоугодия и пьянства. Заботится о правильном питании, можно сказать, о диете, когда говорит, что «следует использовать другие виды пищи, стараясь как можно более тесно следовать природе, чтобы как можно меньше притуплять наши мыслительные способности, которые, так сказать, воспламеняются благодаря простым и легким субстанциям»… Семейные отношения красноречивее других античных авторов Плутарх отобразил в труде «Наставления супругам», где сравнивает супружество и семейный очаг с музыкальным инструментом, кифарой, который подобает супругам «настраивать на согласие и созвучие». Или с пением, когда два голоса образуют созвучие, «а окраску мелодии определяет тот из них, который ниже», то есть муж. Если в семье царит согласие, то у разумных супругов всякое дело решается, «но так, чтобы главенство мужа было очевидным и последнее слово оставалось бы за ним». Плутарх предлагает молодоженам остерегаться разногласий, ссор и стычек, сравнивая «их отношения как склеенный горшок, который боится малейшего толчка и рассыпается – но со временем, когда места скреплений становятся прочными, их ничто не берет – ни огонь, ни железо». Писатель сравнивает супружеские отношения с плохой погодой: когда порывистый ветер пытается силой сорвать с человека плащ, человек плотнее запахивается, не давая себя раздеть; когда же солнце вслед за ветром припекает, человеку тепло, а потом жарко, он не только плащ — хитон снимает! Так же поступает большинство мужей: «если жены их постоянно надоедают им, требуя расходов на роскошь, мужья негодуют и яростно сопротивляются, пытаясь силой ограничить в аппетитах своих жен». Плутарх умер, вероятно, в первые годы правления Адриана, после 119 года. ПОЛИБИЙ (200-120 гг. до н.э.), писатель. Полибий из Мегалополиса (Аркадия), сын Ликорта, влиятельного греческого военачальника и друга знаменитого стратега Ахейского союза греческих городов Филопемена. Полибий, воспитываясь дома под влиянием этих сильных исторических личностей, получил отличное образование и практическую подготовку к будущей государственной деятельности, чему немало способствовало его время и политические обстоятельства. В войне Рима с македонским царем Персеем Полибий в должности гиппарха, командующего союзной конницей (169 г. до н.э.), понимая опасность для суверенитета греческих городов от обеих враждующих сторон, призывает греков придерживаться строгого нейтралитета, произносит речи в народных собраниях в пользу национального единства. После поражения Македонии при Пидне (168 г.) и усиления римского влияния на территории Греции, Полибий был взят в качестве заложника. В числе тысячи «неблагонадежных» знатных ахейцев его отправили в Рим, в котором он прожил семнадцать лет. Неизвестно, чем закончилось бы его пребывание в Риме, ибо за это время от плохого обращения умерли семьсот греческих заложников. Но знакомство военного аристократа Полибия с римским бытом, историей, культурой и, соответственно, с лучшими представителями высшего общества примирили его с Римом. Эллин по духу, он воспринял покорение своего народа как неизбежность. Этому способствовало обстоятельство, что Луций консул Эмилий Павл Македонский, победитель Персея и Греции, сделал Полибия наставником своих юных сыновей. В его доме знатный детский наставник познакомился со Сципионом Эмилианом, стал его другом и советником, сопровождал в Африку во время войны Рима с Карфагеном. В этот же период Полибий совершил исследовательское путешествие по северному и западному побережью Африки, побывал в Египте. После падения Карфагена наступил черед греческого Коринфа, превращенного в результате победы римлян в Ахейской войне в провинцию Ахайи. С этого момента Полибий усердно хлопотал перед высшей властью Рима, чтобы судьбу остальных греческих городов не постигла та же участь. Он принимает участие в сенатской комиссии, занимающейся политической реорганизацией униженной Греции, и ему многое удаётся. При содействии Полибия некоторые города были избавлены от разграбления, а жители спасены от рабства. Он убеждал римлян не конфисковать и не отправлять в Рим сокровища эллинской культуры, а некоторые священные реликвии, ранее вывезенные, возвратить в греческие храмы. Настоятельно советует своим римским друзьям не покупать и не принимать в дар изъятое из Греции в качестве военной добычи ценное имущество. Участие грека Полибия в разрешении болезненных политических и хозяйственных вопросах и спорах с римлянами устраивало обе стороны. К тому же Рим устраивало ещё то обстоятельство, что Полибий как посредник приучал греков к новому римскому распорядку. За его деяния в греческих городах ему воздавали высшие почести при жизни ставили статуи. Именно тогда у Полибия появляется замечательная возможность заняться подготовкой своего основного литературного труда – «Всеобщей истории» (в 40 кн.), освещающего возрастание могущества Рима за полувековой период, с 220-146 гг. до н.э. Судя по тексту, Полибий побывал в Малой Азии, Испании, Галлии, Северном Причерноморье и на Сицилии, переходил Альпы. Он пишет это для соотечественников, желая примирить их с трагической судьбой покоренной нации. У Полибия есть ещё «Трактат о тактике» и «Жизнеописание Филопемена». По свидетельству Лукиана, Полибий, упав с лошади, заболел и умер в возрасте восьмидесяти двух лет. *** Для исследователя творчества Полибия «Всеобщая история» ценна достоверностью, ибо он использовал огромный объем фактического материала и непременно посещал многие из тех мест, где происходили рассматриваемые им исторические события. Описывая войну, писатель попытался понять и объяснить сложные взаимосвязи политик враждующих между собой государств, их правителей и народов. Он явно хотел понять, почему и откуда возникают ситуации, ведущие к войнам, и приходит к выводу, что действующими лицами политической истории являются конкретные исторические личности, а действия которых, их личные намерения являются основными причинами войн. Но главный вывод, который писатель озвучивает таков: «Будущие поколения, извлекайте уроки из прошлого!» ПОЛИКЛЕТ (IV в. до н.э.), скульптор. В конце V в. до н. э. Греция вступила в пору наивысшего расцвета популярности Панэллинских состязаний атлетов. В силу этих причин искусство стало активно проповедовать идеально сложенное мужское тело, его физический потенциал. Атлеты, выступающие в состязаниях, охотно становились натурщиками художников и скульпторов, что давало последним чудесные возможности для изучения человеческого тела во всех его естественных порывах. А физическое совершенство всесторонне развитого атлета служило источником вдохновения для многих художников и скульпторов, среди которых были Мирон, Фидий, Кресилай, Фридмон, Поликлет. У Поликлета ценители изображения красивого мужского тела называют «Амазонку» и «Копьеносца», или «Дорифора», в котором угадывается легендарный герой Троянской войны Ахиллес. Поликлет из Сикиона (Пелопоннес), работал в Аргосе, Афинах, Эфесе. В Олимпии он работал вместе с Фидием в оформлении храма Геры; всегреческую славу Поликлету принес «Диадумен», или «Юноша, обвязывающий голову повязкой победителя». Скульптуру «Амазонка» для храма Артемиды в Эфесе, в Аргосе создал скульптурное изображение Геры из золота и слоновой кости, в роли зодчего выстроил храм Герайон. Поликлет был достойный соперником Фидия в изображении богов, зато в искусстве объемного изображения он считался гением, за то, что искал математику в соразмерности и форме тела. Греки его называли «Пифагором скульптуры». Особенно ему удавались изображения молодого тела, далекого от изнеженности, исполненные на основании тонкого наблюдения художника и расчета. Его поиски и находки классических пропорций человеческого тела нашли отражение в собственном трактате «Канон» (с греч. «правило»), где он полагал, что «размеры каждой части совершенного тела должны относиться в заданной пропорции к размерам любой его другой части», – скажем, указательного пальца. «Поликлетов канон» требовал изваяния округлой головы, широких плеч, коренастого торса, крепких бедер и коротких ног, — «чтобы в целом в статуе складывался отпечаток скорее силы, нежели изящества»… Из этих соображений в его «Дорифоре» воплощены представления об идеальных пропорциях человеческого тела (т.н. «золотого деления»), находящихся друг с другом в числовом соотношении. По сообщению Плиния, «статую этого возмужалого юноши художники зовут каноном и получают от нее, словно из какого-нибудь закона, основания своего искусства и Поликлета считают единственным человеком, который из произведения искусства сделал его теорию». Поликлет был убежден, что красота заключается не в симметрии физических элементов, но в симметрии частей, т.е. в симметрии пальца с пальцем, всех пальцев – с пястью и кистью, а этих последних – с локтем и локтя – с рукой и всех вообще частей – со всеми». Поликлет создал своего «Дорифора» с учетом учения Пифагора, когда «вся длина так относится к большей части, как большая к меньшей». К примеру, рост фигуры относится к расстоянию от пола до пупка, как это последнее расстояние – к расстоянию от пупка до темени. Расстояние от подбородка до темени, как и в остальных статуях Поликлета, равняется одной седьмой, в то время как расстояние от глаз до подбородка равняется одной шестнадцатой, высота же лица – одной десятой всей фигуры. Но все эти пропорции принимались им не механически, а исходили из естественной симметрии живого человеческого тела, фиксировались как наиболее нормальное явление. С тех пор греческие зодчие и ваятели в своих работах традиционно придерживались канонических наставлений Поликлета, и статуи, выполненные таким образом, становились классическим каноном, античным законом в искусстве ваяния. Его авторитет оказался настолько высок, что «канон» повлиял даже на творчество Фидия, пока другой «законодатель в искусстве», Пракситель не ниспроверг догму Поликлета своим собственным «каноном». При свойственной фигурам человека динамичной пластике и выразительности тела новый канон выражался теперь в статности и стройности изящества. Но если судить по трактату знаменитого римского архитектора Витрувия (2-я пол. I в. до н.э.), где он, не называя имени Поликлета, приводит числовые данные, связанные с его «каноном». ПОЛИСТРАТИД, спартанец* (*Историк Плутарх в своих «Жизнеописаниях» о царе Ликурге упоминает спартанца Полистратида. Он и его товарищи прибыли посольством к персидскому царю; те осведомились, явились ли они по частному делу или от лица государства. «Если все будет ладно – от лица государства, если нет – по частному делу», – ответил он. Так Полистратид «попал в историю».) ПОСИДОНИЙ (ок.135-51 гг. до н.э.), философ. Посидоний из Апамеи (Сирия) – греческий философ, историк, географ и астроном; глава стоической школы на Родосе. По своему пребывании на Родосе греки называли Посидония Родосским. В молодости он прибыл в Афины, где слушал стоика Панэция. Потом предпринял путешествие в Италию, Испанию, с познавательной целью посетил другие государства. Вернувшись, удалился на Родос, где после смерти своего учителя руководил философской школой Панэция. Среди его многочисленных учеников называют знаменитейшие: Фаней, Асклепиодот, Ясоп. Посидоний стал учителем многих знатных римлян, среди которых Цицерон, но более всего он дорожил встречами с Гнеем Помпеем, великим римским полководцем. На Родосе философ Посидоний не сторонился государственных забот. Он принимал участие в административном управлении, сограждане избирали его пританом, членом городского совета, что считалось большой честью для иноземца, каким был для родосцев Посидоний. Его посылали послом в Рим для урегулирования межгосударственных проблем. Основная задача Посидония – соединение стоического учения с философией Платона и Аристотеля, при этом введение в этику элементов мистицизма. Для Посидония Космос — «живое разумное существо, шарообразное, включающее небо, землю и все, что в них находится»… А бог как разумная сущность «пронизывает Космос целиком и полностью; в конце мирового цикла Космос обновится в мировом пожаре»… «Разумные души после смерти сохраняются очень долгое время, но они не бессмертны, т. к. уничтожаются в мировом пожаре»… «Космос проникнут мировой симпатией, и все его части связаны между собой узами пневмы, благодаря которой чувствуют все действия, происходящие в мировом целом». В учении о душе Посидоний признавал самостоятельную «неразумную её часть», которую подразделял по трём основным способностям: «к наслаждению (вожделеющая часть), господству (пылкая) и нравственной красоте (разумная)». Посидоний уделяет первостепенное внимание этической проблематике, видя в ней смысл философствования. В этике он утверждает нравственное воспитание человека на началах разума, в устремлении к добродетели. Для него воспитание заключается в обретении четырех качеств: рассудительности, мужества, справедливости и воздержанности с «особым вниманием к великодушию». Даже властителям он напоминал, что «править не значит властвовать, а исполнять обязанность». В этике Посидоний настаивает на психологическом обосновании, поэтому в душе он видел «сочетание вожделения, воли и разума, которые суть ее силы, а не части. Силы эти являются разными выражениями огненно-разумного дыхания. Место их жительства – сердце. Ни одну из сил человеческой души нельзя назвать неразумной, ибо все они являются воплощение мирового огня-разума». Сам же разум Посидоний понимает как «разумность, которая воплощается в добродетели знания, понимаемой как знание всего, истины, и как знание добра и зла, того, что следует выбирать и чего избегать». Если другие силы души имеют свои собственные добродетели, которые по происхождению и значению относительно самостоятельны, их «можно считать неразумными только в смысле непричастности к знанию»… Если разумная способность выражает истину-добро, то волевая – мужество и справедливость, а вожделеющая – умеренность. *** Главный итог творчества Посидония – его пятьдесят семь книг, которые он написал как продолжение «Всемирной истории» Полибия. Сохранились несколько фрагментов, как например, такой: «Есть племена со странным и сомнительным устройством, у которых есть обычай – не совершать никакого жертвоприношения без философа». Во всех работах Посидоний подчеркивал историческую миссию Рима, связывая с ней надежды на нравственное возрождение, как Греции, так и всего человечества. ПРОДИК (ок.470-400 гг. до н.э.), софист. Продик из Юлиды (о.Кеос), языковед, – ученик грамматика и орфоэпика (риторика) Протагора из Абдеры, руководителя школы софистики. Поначалу в Греции софистом называли человека, который посвящал себя умственной деятельности, или искусного в какой-либо премудрости, в том числе учености. Лишь позднее они стали обычными «учителями мудрости», готовыми за плату научить любого желающего «науками и философии», что очень раздражало истинных философов, таких как Аристотель. Продик был софистом, вызывающим уважением таких выдающихся личностей, как Ксенофонт, Дамон, Критий, Фукидид, Ферамен, Еврипидом, Исократ. А Сократ, например, близко сошелся с Продиком, нередко вступал с ним в дискуссии, считая его своим учителем в ораторском мастерстве. Продик уделял много внимания правилам спора, приближаясь к анализу проблемы приемов опровержения, что имело огромное значение в жарких дискуссиях. Он давал уроки политической и юридической деятельности. Платон высказывался о нём с восхищением, хотя не приводит в своих трудах ни одного фрагмента из его речей или сочинений, ни достоверных сведений о нём. Зато Ксенофонт сообщает содержание превосходного, по литературной форме и по нравстенному содержанию аллегорического рассказа Продика «Геракл на распутье», повествующего о борьбе между добродетелью и пороком, которые встречаются в образе двух женщин. Продик с юности проявлял исключительный интерес к греческому языку, к назывной (номинативной) функции слов, проблемам семантики и синонимии (идентификации совпадающих по смыслу слов), правильному употреблению слов. Что касается теологии, он «причислял к божествам всё, что полезно людям, – Солнце, реки, источники». По делам отечества Продик, молодой человек, прибыл в Афины, где ему пришлось выступить перед собранием граждан. Его прекрасная речь, без высокопарности, богатая изящными оборотами и тонкостью определений, вызвала поначалу удивление, потом огромный интерес. Посыпались предложения организовать собственную школу. Выслушав дифирамбы, Продик в тот день понял, что на безбедную жизнь в Афинах можно зарабатывать всего лишь произнесением речей и преподаванием ораторского искусства. Он остался, занявшись преподаванием. На ниве ораторского образования Продик сколотил неплохой капитал, ибо с того дня он стал непререкаемым авторитетом в своем деле, а его уроки стоили иногда баснословно дорого. Он говорил афинянам: «Вы пришли ко мне за тем, чтобы набраться знаний, но ведь только я один знаю, какие знания вам давать, а какие нет, и что вам в действительности нужно, а что нет». При этом говорил ученикам, что даже если «в их маленькие головы вместились новые знания, эти знания надо правильно использовать». Он ратовал за свободу действий и слова, но осуждал бездумную свободу, ведущую к порокам: «То, что вы говорите, что хотите и где хотите и то, что вы ведете себя вульгарно не есть показатель свободы, напротив, вы рабствуете, подчиняя лучшее, что есть в человеке – разум, худшему – порокам». Если во время лекции у Продика слушателей клонило ко сну, из-за сложности восприятия материала, он вдруг говорил, что сейчас сделает добавление из очень дорого «пятидесятидрахмового урока». И тогда ученики, встряхнувшись, становились более внимательнее к уроку. Однажды Продик стал очевидцем непристойного поведения своих учеников во время занятий. Он обратился к ним с речью, в которой были такие слова: «Вы можете быть радостными, веселыми, улыбающимися, но, клянусь Зевсом, вам никогда в жизни не стать счастливыми. Ваше время уже прошло». Закончив, Продик покинул портик, где они занимались, оставив учеников в полной растерянности. *** Существует легенда, повествующая о том, что умер Продик в Афинах, приняв яд цикуты, в наказание судом «за развращение юношей». За понятием «развращение» скрывается обучение молодежи безбожным знаниям, как в случае с его учеником Сократом. Зато достоверно, что Продик в Афинах был удостоен почетных эпитетов «Красноречивый» и «Разумный». ПРОКЛ ДИАДОХ (412-485 гг.), философ. Отец Прокла из Константинополя, богатый адвокат, видел в сыне продолжателя своего дела, поэтому послал на учебу в Александрию (Египет). Сначала Прокл осваивал риторику, затем увлекся философией, став учеником александрийского неоплатоника Олимпиодора Младшего. Изучив труды Аристотеля по логике, Прокл уже в юности прославился их толкованием. В двадцать лет отправился в Афины, поступил в Платоновскую Академию, руководимую Плутархом Афинским. Как его преемник, получил прозвище Диадох (с греч. «преемник»), учил платоновской философии до самой смерти. Когда Проклу исполнилось двадцать восемь лет, он написал комментарий на «Тимея» Платона, одну из своих главнейших работ. После смерти Сириана в 450 году Прокл возглавил Платоновскую Академию. Время жизни Прокла выпадает на самый сложный период в истории античной Греции —языческая религия испытывала сильнейшее давление со стороны воинствующего христианства, по сути, был закат олимпийского многобожия, древние греческие храмы разрушались фанатиками. Когда же из Парфенона была изъята знаменитая статуя Афины работы Фидия, Прокл, полемизируя с новыми адептами, написал смелые «Возражения против христиан» (в 18 кн., не сохранились). После того, как в очередной раз было совершено давление на руководство Академии, Прокл оставил Афины и переехал в Лидию. Он путешествовал по городам М.Азии, знакомился с восточными учениями, приспосабливая некоторые из них к собственной философской системе. Как сообщает Марин, ученик и биограф Прокла, он «дни и ночи проводил в молитве, поклонении солнцу, в орфических и халдейских очищениях и в исполнении всяких других религиозных обрядов». Чем больше христианство в то время опиралось на власть, тем больше Продик со своей стороны старался поддерживать в народе язычество строжайшим соблюдением древних и уже давно вышедших их употребления обычаев, старясь оживить их своей философией. Прокл придерживался аскетического образа жизни: не был женат, воздерживался от мясной пищи и соблюдал посты, «следуя указаниям богов, являвшихся во сне». Но, занимаясь философией, не сторонился общественной жизни, принимал участие в городских собраниях и выборах. Занимался благотворительностью, употребляя на это своё состояние, «но делал это благоразумно и с выбором. Это был достойный уважения прекрасный муж благородного поведения»… По словам того же Марина, «Прокл был на редкость привлекателен на вид, и не только от хорошего своего сложения, но и от того, что душа его цвела в теле, как некий жизненный свет, испуская дивное сияние, с трудом изобразимое словом… Он был свободен от низменных забот и всякой мелочности, волнуемый только самыми большими и общими вопросами о божеском и человеческом… Ни жизни, ни смерти человеческой не придавал значения, как иные; все, что иным кажется страшным, не внушало ему ужаса… Он был совершенно чужд всякой необщительности, замкнутости и пристрастности». Умер Прокл в Афинах, в возрасте семидесяти трех лет, оставив Академию на Марина. Ученики похоронили его в Афинах в одном склепе со своим учителем Сирианом, согласно завещанию. *** К философскому наследию Прокла можно отнести сохранившиеся комментарии на диалоги Платона («к «Тимею», к «Пармениду», к «Государству», к «Алкивиаду I», к «Кратилу»); другие комментарии – к «Филебу», «Теэтету», «Софисту» и «Федону» – утрачены. Сохранились фрагменты комментария к «Эннеадам» Плотина. Все комментарии на Аристотеля утеряны, однако известно, что Прокл толковал «Категории», «Об истолковании», «Первую и Вторую аналитики». Сохранились три небольших философских трактата Прокла — «О десяти сомнениях касательно промысла», «О промысле, судьбе и о том, что в нас», «Об ипостасях зла. Существует трактат «Начала физики», в которой излагается физическая система Аристотеля. К астрономическим сочинениям «Сфера», «Обзор астрономических предположений», «Пересказ астрологического «Четырёхкнижия» Птолемея» и книга «О затмениях». Из математических сочинений Прокла сохранился «Комментарий к I книге «Начал» Евклида». Оставил Прокл также религиозные и магические сочинений: «Эклоги из халдейской философии» и книга «О иератическом искусстве эллинов». Сохранилось его поэтические гимны к богам. ПРОТАГОР (481-410 гг. до н.э.), философ. Протагор из Абдеры (Фракия) был самым прославленным из греческих софистов («учителей мудрости») своего времени. Платон, обычно осуждавший софистов «за продажность своей деятельности», уважал Протагора за благородный нрав. На его лекции в Афинах приходили тысячи афинян из образованной среды. Вряд ли Протагор знал Демокрита, который был младше его на двадцать лет, но их «безбожные» размышления оказались схожими. Верно ещё то, что Протагор хорошо изучил философию Гераклита и элейскую школу. Восхищенный Платон сочинил труд «Протагор», в котором отдал предпочтение Протагору, а не молодому Сократу, уже проявившему себя как большой спорщик. В диспутах Протагор не выходил из себя, не завидовал чужому успеху, не проявлял излишней словоохотливости и, главное, воспринимал любой спор как обычную тренировку ума. Он учил за вознаграждение всякого, «кто жаждал практического успеха и более высокой духовной культуры», брал за курс обучения сто мин (1 мина=436,6 гр сер.)! Известен случай, когда Протагор предложил молодому человеку заплатить за учебу лишь в том случае, если тот выиграет свой первый судебный процесс. Ученик ответил: «Но я ведь еще не выиграл дела в суде!», на что Протагор сказал: «Если мы подадим в суд и дело выиграю я, то ты заплатишь, потому что выиграл я; если выиграешь ты, тоже заплатишь, по договору, как мой выигравший ученик». Одно время Протагор был близок к Периклу и Еврипиду. Вместе с афинскими переселенцами он отбыл к побережью Италии, в Фурии, где по заданию Перикла составил законы (444 г.). Имеются сведения о занятиях Протагора риторикой, художественным воспитанием и грамматикой, в которой он «придумал разделение существительных на три рода, а также решил вопрос о временах и наклонениях глагола». Он написал несколько философских сочинений (они не сохранились), о которых можно судить главным образом по сообщениям Платона и Диогена Лаэртского. Среди не сохранившихся сочинений Протагора называют «Истина, или Опровергающие речи»; есть интерпретация первой фразы: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». Такой вывод он сделал в продолжение учения Гераклита о текучести времени: «Если всё меняется каждое мгновение, то всё существует, лишь постольку, поскольку может быть схвачено индивидом в тот или иной момент; обо всём можно сказать как что-то одно, так одновременно и нечто иное, ему противоречащее». Это могло означать, что «суждения разных людей могут быть одинаково справедливы, хотя одно из них по каким-либо причинам является более верным». Например, суждение здорового человека считается более правильным, чем суждение того, кто болен. Протагор доказывал, что «о каждой вещи существует два противоречащих друг другу суждения», и никакие опровержения вообще невозможны. В этике и политике Протагор придерживался мнения, что «если мы не знаем истины, то можем знать, что полезно, об этом нам говорят естественное право и государственные законы; так, законодательство необходимо, поскольку в нас с самого начала вложены богами «справедливость» и «стыд». Многие из его положений сохранились только потому, что Платон и другие философы часто приводили их в своих доводах, ссылаясь на него как на авторитет. Помимо Афин Протагор был очень популярен в других городах Греции, которые старался регулярно посещать. Его философия оказала влияние на Демокрита, Платона, Антисфена, Еврипида Геродота и, вероятно, на скептиков. В 411 г. до н.э. в Афинах был совершен олигархический переворот, к власти пришла «тирания тридцати». Начались гонения на демократов и «безбожников». Протагора обвинили в государственном преступлении за сочинение «О богах», где он заявлял: «О богах я не могу ничего знать, ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют, ибо многое мешает познанию этого; мешает этому как темнота предмета, так и краткость человеческой жизни». На суде Протагор не отрицал само существование богов и мира в целом, но сомневался в возможности достоверного познания объективного мира, признавал только «текучесть чувственных явлений». Суд присяжных проголосовал за предание Протагора смерти, но затем приговор «смягчили», ограничившись высылкой и всенародным сожжением его «богохульственной» книги. Изгнанный из Афин философ направлялся к любимой Сицилии, но в бурю корабль потерпел крушение, и, как сообщают, Протагор погиб в волнах. СЕКСТ ЭМПИРИК (200-250 гг.), философ. В античной литературе нет более скудной биографии, чем то, что мы знаем о Сексте Эмпирике. Строго говоря, мы совершенно ничего о нем не знаем.Секст Эмпирик из Александрии – один из первых историков логики, физики, этики и других наук. Исследователя его биографии может смутить имя – явно римского происхождения, ибо слово «sextus» – «шестой» принадлежит латинскому языку. Но греки считают его своим национальным философом, несмотря на то, что Греция на тот жизненный момент Секста Эмпирика входила в состав Римской империи. Греки свободно перемещались по всей её территории, а многие из них носили римские имена, притом, что многие римляне носили греческие имена. Свои сочинения Секст Эмпирик писал только на греческом языке. Относительно второй части имени «Эмпирик» можно предположить, что она относится к его основной профессии – врач: древние врачи строили свои заключения на основе эмпирических наблюдений. Слова «врач» и «эмпирик» смешались в своем значении, поэтому нередко врачей называли «эмпириками», а эмпириков «врачами». В случае с Секстом Эмпириком, видимо, это слово перестало обозначать «врача», превратившись в состав его цельного имени. Секст Эмпирик, видимо, был знаком с трудами Энесидема из Кносса (о.Крит), одного и первых и известнейших скептиков: «Восемь книг пирроновых речей», «О мудрости», «Об исследовании», а также «Пирроновские очерки». Секст Эмпирик увидел в скептицизме путь, ведущий к материалистической физике Гераклита. Именно такой способ мышления является, по Сексту, предпосылкой, общей всем людям, — общей «материей», которой пользуются не только скептики, но и другие философы и даже все неученые люди. Секст Эмпирик упоминает о Менодоте, как о своём учителе; Менодот – врач и скептический философ школы Антиоха Лаодикийского, автор не сохранившегося философского сочинения. Его эмпирические исследования использовал Гален в своем изложении принципов эмпирической медицинской школы. Секст Эмпирик утверждает, что скептиком является вовсе не тот человек, который не хочет жить, которому все надоело, который не придерживается никаких убеждений, не любит никакой философии, отрицает все существующее и относится к нему с надменным презрением и вообще является каким-то пустынником и отшельником: «Важно жить в соответствии с явлениями жизни, то есть в связи с тем, что кажется, а не есть на самом деле, поскольку то, что есть на самом деле, нам неизвестно»… Его скептический способ рассуждения называется «ищущим» от деятельности, направленной на искание и осматривание кругом, или «удерживающим» от того душевного состояния, в которое приходит осматривающийся кругом после искания, или «недоумевающим» либо вследствие того, что он во всем недоумевает и ищет, как говорят некоторые, либо оттого, что он всегда нерешителен перед согласием или отрицанием». Величайшая заслуга Секста Эмпирика в том, что он собрал и систематизировал высказывания и аргументы практически всех древнегреческих скептиков, от Пиррона до Энесидема, что является важнейшим источником по истории античной философии. Более того, философские воззрения из безвозвратно утерянных произведений Ксенофана, Гераклита, Парменида, Демокрита и других древнегреческих философов дошли до нас только в его пересказе. Помимо того, опровергая своих предшественников, он излагает свои собственные взгляды. Секст Эмпирик был одним из последних представителей философии скептицизма в античном мире. Суть учения скептицизма состоит в том, что скептики, указывая на относительность человеческого познания, считали недоказуемой любую философскую систему. А он утверждал, что «недоказуемой является не только любая философская система, но даже его собственные аргументы против догматических философов недоказуемы и неубедительны. Именно поэтому Секст Эмпирик, как считают исследователи, является создателем учения абсолютного скептицизма. Он автор сочинений «Пирроновы положения» и «Против ученых»; последнее состоит из разделов «Против логиков», «Против физиков», «Против этиков», «Против грамматиков», «Против риторов», «Против геометров», «Против арифметиков», «Против астрологов», «Против музыкантов». Ему принадлежит известный аргумент о бесконечности доказательства: «Всякое доказательство исходит из каких-либо посылок, которые в свою очередь требуют доказательства» и т. д. СИМОНИД КЕОССКИЙ (ок.556-468 гг. до н.э.), поэт. Греция высоко ценила поэта Симонида из Юлиды (о.Кеос), его элегия в честь павших воинов в сражении при Марафоне была признана лучшей, опередив всех состязателей, в том числе Эсхила. Говорили, что за свою победу Симонид получил в награду «шестьдесят быков и столько же бронзовых треножников». Он воспевал афинских героев знаменитых сражений при Саламине, Артемисии и Фермопилах («Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне, Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли») и спартанских воинов, погибших в сражении при Платеях. Симонид с детства изучал музыку и стихи, сочинял гимны для религиозных праздников в честь Аполлона. Он добивался успехов в дифирамбических соревнованиях – ему приписывают до пятидесяти семи побед, – поэтому неудивительно, что популярность поэта среди политиков и государственных деятелей Греции с каждым годом возрастала. Известно, что только его вмешательство примирило двух сицилийских тиранов, Гиерона I и Ферона накануне едва не начавшейся междоусобной войны. Его стихи не оставляли равнодушными ни одного грека, – как результат, последовал мощный импульс национального единства в борьбе против персидских поработителей. До Симонида мало кто из поэтов назначал плату, если ему заказывали сочинение; он, можно сказать, был первым, кто превратил поэзию в надежный источник личного дохода. Однажды его попросили написать хвалебную оду в обмен на искреннюю благодарность, а Симонид ответил: «Посмотри, друг, на эти два сундука: один для благодарностей, другой для денег; когда я открываю их, в первом никогда ничего нет, зато второй — полон». Когда в Олимпии один победитель в состязаниях на мулах предложил Симониду незначительную плату за посвящение, поэт отказался под тем предлогом, что он затрудняется воспевать «полуослов», какими были в действительности мулы. Тогда человек предложил поэту достаточное вознаграждение, и Симонид написал посвящение, где были строки: «Привет вам, дочери быстроногих, как вихрь, кобылиц». Симонид писал эпиникии (торжественные гимны в честь победителей на атлетических играх), элегии, эпиграммы, гимны, дифирамбы, парфении, гипорхемы, френы (плачи). Он собирал изречения древних мудрецов и нередко вставлял их в свои стихи, не забывая упомянуть автора. Как философ, Симонид придерживался светлого фатализма, призывая терпеливо переживать всякого рода бедствия и слабости человечества, уповая на высшие силы, управляющие миром. Он занимался теорией греческой грамматики, считался основателем мнемоники и преобразователем алфавита. Ему приписывают введение двойных согласных (О и Ш) и различие долгих гласных (З и Щ) на письме. И всё же Симонид заслужил славу всегреческого поэта лирическими стихами, плавных и эмоциональных, свободных от напыщенности, полных остроумия и спокойного миросозерцания. Правитель Афин Гиппарх, большой ценитель искусств и поэзии, пригласил Симонида в своё окружение. После убийства Гиппарха в результате заговора Гармодия и Аристогитона (514 г. до н.э.) Симонид перебрался в Фессалию под покровительство влиятельных царствующих родов Скопасов и Алевадов. Цицерон сообщает, что Скопас заказал Симониду хвалебную оду в честь своей победы в состязании колесниц. Поэт выполнил заказ, но Скопас отказался платить оговоренную сумму, недовольный тем, что в оде слишком много места досталось не ему, Скопасу, а легендарным героям Кастору и Поллуксу; «он предложил поэту обратиться за платой к Кастору и Поллуксу». После этого случая Симонид присутствовал на пиршестве у Скопаса; кто-то вызвал его из-за стола, чтобы переговорить по какому-то делу, а в его отсутствие внезапно обвалилась кровля, похоронив хозяина и остальных гостей. Поэт тогда воскликнул: «Кастор и Поллукс сполна отблагодарили меня за мою оду!» В последние годы жизни Симонид жил при дворе сиракузского тирана Гиерона I, обласканный его вниманием. Гиерон спросил поэта, каков он бог, по его мнению. Симонид попросил один день на размышление. На следующий день Гиерон задал ему тот же вопрос, а Симонид попросил уже два дня. И так – каждый раз: когда тиран с нетерпением подступал к нему с этим вопросом, он удваивая число дней на размышление. Наконец, озадаченный Гиерон спросил, почему Симонид так долго не дает ответа, и услышал: «Потому что, чем дольше я размышляю над твоим вопросом, тем более этот вопрос кажется мне темным». *** Известно, что девяностолетний Симонид умер или погиб в Сиракузах, на Сицилии. СОКРАТ (ок.470-399 гг. до н.э.), философ. Сократ родился в пригороде Афин в семье каменщика и повитухи. Есть сведения, что в молодости он был рабом, но «афинянин Критон, привлеченный его юношеской одухотворенностью и душевной красотой, выкупил у хозяина, дал свободу и хорошее образование»… Сократ слушал яркие речи «материалиста» Анаксагора и «физика» Архелая, его учителем был Дамон, музыкант и софист. Отказавшись от многих жизненных удовольствий, считая их излишними, философ своей подвижнической жизнью подсказывал людям, в чём истинный смысл Бытия. Он задавал «неудобные» вопросы – всё равно, о политике, атлетике или семейных делах, спорил с каждым, но не для того, чтобы переубедить, а для того, чтобы «доискаться до Истины». Но никогда не навязывал собственного мнения, даже порой казался несведущим, сомневающимся абсолютно во всём. В результате собеседник начинал вдруг понимать, что его собственные убеждения ничего не стоят, а Сократ прав. Философ говорил о том, «что есть добро и что есть зло, что благочестиво и что нечестиво, что прекрасно и что безобразно, что справедливо и что несправедливо, что благоразумие и что не благоразумие, что храбрость и что трусость, что государство и что государственный муж, что власть над людьми и что человек, способный властвовать над людьми»… Он придумывал такую модель общественного устройства, которая лучше всего бы соответствовала благополучию основной массы простых людей. Как у всякого порядочного человека, у Сократа были друзья, верные ученики, но еще больше имелось врагов – и в философии, и по жизни, а то и просто людей, безразличных ко всему – а его непонятые речи тревожили, раздражали. Однажды пришел день, когда «этот странный мудрец, «низвергавший их любимых богов с небес», таким людям просто надоел. На Сократа поступил донос – «за нечестие и развращение в умах юношества». К тому же у него был ученик и друг Алкивиад, сбежавший из Афин за кощунственное преступление против народа – «а каков учитель, таков и ученик!». Так что, если учесть, что большая часть судебных заседателей была настроена против Сократа, его участь была предрешена! На суде философ предпочёл защищаться сам, не доверяясь ловким адвокатам, и сделал это, как оказалось, достойно. Его спокойная внятная речь имела поначалу успех даже у судей, поскольку он с достоинством и надлежащим остроумием отвергал все нападки свидетелей обвинения. Но старый философ не взывал к снисходительности судей, не просил пощады или сострадательности, как было заведено в подобных случаях. В тот день Сократ сказал: «Пока есть во мне дыхание и способность, я не перестану философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, кого только встречу, чтобы вы стыдились своих забот о деньгах, славе и почестях, а пеклись о разумности, об истине и о душе своей, чтобы она была как можно лучше…». Когда возмущенные судьи вынесли обвинительный приговор, они услышали такие слова: «… Избежать смерти нетрудно, гораздо труднее избежать нравственной порчи: она настигает стремительней смерти… Я выбираю смерть, ибо она – сон, потому что продолжать жить среди вас и делать вид, что это жизнь – безнравственно…». Отсюда страшный итог голосования – триста шестьдесят из пятисот судей проголосовали за смерть Сократа. По традиции, осужденным на смерть предлагали выпить быстродействующий «государственный» яд – цикуту («болиголов пятнистый»). Сократ ожидал смертного часа тридцать дней, пока с Делоса не вернулся корабль с депутацией, которая везла в храм Аполлона дар – «первину урожая». Сократ всё это время находился в тюрьме, продолжая общаться с близкими и друзьями, и он вел себя так, будто ничего страшного не произошло. Ему предлагали бежать, он отказался: «Это будет несправедливо по отношению к Закону, который я обязан чтить! Несправедливый поступок есть всегда зло: нельзя отвечать несправедливостью на несправедливость! Нельзя воздавать злом за зло! Ничего нельзя ставить выше справедливости, даже жизнь!…» – «Но ты умрёшь! – говорили ему, – И тебя не будет с теми, кто тебя любит!» – Он в ответ: «Но людям не понятно и не ясно, в каком смысле желают умереть и заслуживают смерти истинные философы и какой именно смертью… А я хочу это понять сейчас…». Сократ совершил яркий и осознанно последний поступок в своей жизни, в полном соответствии с собственными представлениями о моральных и духовных ценностях человека. Преодолев животный страх, присущий человеку перед смертью, он победил саму природу Смерти, показав людям путь избавления от страха перед последним вздохом – и в этом, вероятно, заключалась последняя Истина, которую познал этот великий философ. СОЛОН (640-560 гг. до н.э.), законодатель. Солон – потомок древнего, но разорившегося аристократического рода Кодров. В возрасте сорока шести лет он добился избрания на высшую военную должность архонта, после чего с отрядом вооруженных афинян совершил нападение на остров Саламин, жители которого постоянно препятствовали плаванию афинских торговых кораблей; с Саламина новый архонт вернулся народным героем. С того времени он увлекся политикой, честно служил народу, в результате граждане, эти вечные приверженцы демократии, не побоялись наделить Солона почти диктаторскими полномочиями. Они были уверенны в нём, как в человеке доброжелательном, полном жизненной силы и душевной энергии. В этой ответственной роли Солон проявил себя неожиданно для всех смело, решительно. Ввёл сисахфию, или «стряхивание бремени», иными словами, законодательное прощение долгов бедноты – мера, крайне непопулярная у богачей и кредиторов. С заложенных за долги земельных участков бедняков были сняты «долговые камни», под страхом смерти запрещалось долговое рабство. Всех афинян, проданных до этого в рабство за долги, государство выкупило за счёт казны. Их восстановили в гражданских правах, заодно, и всех изгнанников по политическим мотивам. Удивительно, но все эти проблемы Солон разрешил практически мирным путём. Как верховный правитель Афин, архонт-эпоним Солон взялся за ликвидацию старых, отживших законов и сочинение новых, решительно способствующих его социальным и экономическим реформам. Он вспоминал позже, что ему «приходилось, как волку между собаками, прокладывать себе путь, не уклоняясь ни в ту, ни в другую сторону и никого не слушая, чтобы прийти к разумному выводу»… Как положительный итог его реформаторской деятельности, афиняне здраво пересмотрели своё отношение к законам и к собственной правовой ответственности перед государством. Солон реформировал систему гражданских прав, исходя из имущественного положения каждого гражданина, по принципу: «Чем больше кто имеет имущества, тем больше у него прав на занятие должности во власти». При нем появился новый демократический Совет, Буле, с представительством от всех классовых сословий. Вместе с тем выросла значимость прежнего высшего органа власти, Народного собрания – Экклесии. В свою очередь, древнейший суд Ареопаг, всегда состоящий из аристократов, и коллегия архонтов растеряли свою исключительную законодательную значимость. Зато появился Гелиэл, или «суд присяжных», в котором гелиасты из народа с невероятным усердием контролировали деятельность всех должностных лиц в государстве. Так Солон реально уничтожил многие привилегии аристократов и олигархов во власти, предоставив возможность простому народу участвовать в политической жизни. Новые законы Солона осуждали роскошные жертвоприношения и пышные религиозные церемонии. Был уничтожил древний и не всегда оправданный обременительный обычай давать за невест большое приданое. Афинянам предписывалось «не есть в одиночестве, а приглашать к себе на торжественные обеды менее состоятельных граждан». Закон Солона лишил доносчиков материального вознаграждения за доносительство, в результате прекратилось множество имущественных судебных разбирательств. Двадцать два года добросовестно служил Солон Афинам, а в возрасте шестидесяти лет оставил власть, сославшись на болезни и «чтобы заняться приведением в порядок личных дел». Перед отъездом Солон завещал афинянам: «Пусть мои законы служат Афинам не меньше ста лет». Вернулся Солон в Афины только через тридцать лет, где он застал раздоры, порожденные враждующими политическими группировками, одна из которых явно вела к тиранической власти молодого политика Писистрата. Старик Солон ходил по улицам с оружием в руках, призывая горожан к восстанию, но афиняне безмолвствовали. Солон вернулся домой, сложил у порога оружие и, призывая богов в свидетели, что выполнил гражданский долг, лёг спать. Близкие, опасаясь за его жизнь, советовали бежать из Афин, но он сказал: «Защитой мне пусть теперь послужит моя старость». Так, собственно, и произошло: Писистрат не посмел убить столь знатного гражданина. Через несколько дней Солон в сопровождении верных друзей покинул Афины и перебрался на Кипр, где провел остаток жизни. Умер Солон в возрасте восьмидесяти лет, «не держа зла и обид ни на кого». Завещал доставить своё тело на любимый его сердцу Саламин, там сжечь на жертвенном огне; пепел развеять над морем вокруг острова. Его последняя воля была исполнена. СОФОКЛ (496-406 гг. до н.э.), драматург. Двадцативосьмилетний греческий поэт Софокл обрел известность после того как впервые участвуя в театральном состязании обошел самого Эсхила. Одним из учителей Софокла был музыкант Лампр. В юности Софокл проводил много времени в гимнасии, совершенствуя свое тело под наблюдением профессиональных тренеров – без музыки и гимнастики невозможно представить культурного эллина. В составе хора юношей Софокл исполнял пляски и торжественное песнопение на праздничных торжествах в Афинах, посвященных победе греков над персами у Саламина (480 до н.э.). После первого поэтического успеха Софокл «всегда старался писать трагедии лучше Эсхила». Не всегда это у него получалось, но сограждане с теплотой относились к его чистой и выразительной поэзии. Показывая к пятидесятичетырёхлетнему Софоклу своё уважение после представления его «Антигоны», граждане оказали ему большую честь – во время войны с Самосом назначили военачальником. Позже знаменитый поэт занимал должность гелленотамия, или главного хранителя военной союзной казны. Софокл оказался одним из самых плодовитых трагиков своего времени: он оставил около ста тридцати пьес – трагедии и сатирические драмы, помимо небольших стихотворений, пеанов, праздничных песен, и сочинений в прозе. Известны семь трагедий: «Антигона», «Царь Эдип», «Электра», «Трахинянки», «Аякс», «Филоктет» и «Эдип в Колоне», а от остальных дошли разрозненные части. Сюжеты для пьес он черпал из эпического цикла, в основном из мифов, легенд и аттических сказаний.… Для биографов история жизни Софокла полна «белых пятен», но достоверно известно, что в пожилом возрасте он влюбился в Феориду, известную гетеру, опытную соблазнительницу мужских сердец. Дело, как говорится, житейское, но неожиданное увлечение известного поэта заставило его забыть о собственной семье, жене и детях – соответственно, о нравственных устоях! Софокл оставил свой дом, семью и перебрался к возлюбленной, забыв, что у него есть обязательства перед сыном Иофонтом. В ответ Иофонт, уже достаточно взрослый человек, подал жалобу в суд, обвиняя отца в недееспособности из-за «болезненного состояния ума». В случае удовлетворения жалобы Софокл терял не только родных детей и супругу, но и право распоряжения собственным имуществом. А это ему было не к чему! Судьи выслушали Иофонта и его свидетелей, настала очередь Софокла. Поначалу была долгая пауза, молчание. Судьи уже подумали, возможно, прав Иофонт, когда говорил о душевном состоянии отца? Но Софокл: «Чтобы убедить вас, уважаемые судьи, что поступок мой не есть следствие моей невменяемости, а лишь движение моего любящего сердца, я прочитаю вам свою недавно законченную мной трагедию». И поэт, подняв голову и устремив взор куда-то в неведомую даль, начал… читать «Эдип в Колоне»* (*Колоны – город в М.Азии). Он читал трагедию от начала до конца в течение нескольких часов – столько судьи никому никогда не разрешали говорить! Его голос то гремел, словно медная труба в сражении, то затихал, страдая, то выплескивался эмоциями и куда-то звал … Когда Эсхил закончил, в зале суда долго стояла тишина, какая может сотвориться только в театре, до предела заполненном чувствами зрителей. Наконец, все пятьсот судей встали и зааплодировали – обвиняемому! Остальная публика гремела овацией… Софокла оправдали единогласно. После оглашения решения афиняне подхватили поэта на руки и понесли из зала суда, на улицу, к людям, как олимпионика, победителя Игр. Недоставало лишь головного оливового венка! Иофонт ушел посрамленный, хотя это обстоятельство тоже не согрело душу Софокла, истерзанную сомнениями, прав ли он до конца… Есть несколько версий по поводу последних дней Софокла, прожившего более девяноста лет. Говорили, он умер от радости по поводу одержанной победы в очередном поэтическом состязании. Но, возможно, у него не выдержало сердце при чтении своей трагедии «Антигоны». И, наконец, он «поперхнулся застрявшей в горле виноградиной» – на этот случай показывают сразу несколько античных авторов.- Афиняне почтили Софокла, учредив в его честь священный культ: соорудили святилище и обязали граждан приносить ежегодную жертву. Впоследствии. по предложению оратора Ликурга, в театре Диониса установили статуи трех знаменитых трагиков Греции – Эсхила, Еврипида и Софокла; в публичном месте обязались хранить тщательно выполненные копии всех их трагедий. СТИЛПОН (380-300 гг. до н.э.), философ. Стилпон (Стильпон) из Мегар был ярким представителем т.н. «Мегарской школы» Евклида, его блестящим учеником, «с одной стороны, а с другой — самого Диогена Синопского». Поэтому, как пишет Диоген Лаэртский, «великий искусник в словопрениях, он отвергал общие понятия. По его словам, кто говорит «человек», говорит «никто»: ведь это ни тот человек, ни этот человек (ибо чем тот предпочтительнее этого?) — а стало быть, никакой человек. Или так: «овощ» — это не то, что перед нами, потому что «овощ» существовал и за тысячу лет до нас,— а стало быть, овощ перед нами — не овощ». Стилпона изгнали из Афин за то, что он сказал, что статуя Афины в храме не богиня, ибо создана не Зевсом, а ваятелем Фидием. Как ученик «Мегарской школы» Стилпон развивает мысль, что «бытие присуще лишь идеям», отвергая какой-либо другой вид бытия. Но приступив к руководству школой после смерти учителя, Стилпон все настойчивей переводил его учение на киническую основу, проповедуя упрощенный образ жизни для каждого человека. По мнению Стилпона, «человек не будет более зависеть от внешних обстоятельств в целях достижений собственного благоденствия». Диоген Лаэртский говорит, что Стилпон «настолько превосходил всех изобретательностью и софистикой, что едва не увлек в свою школу всю Элладу». Когда он был в Афинах, и читал свои лекции, к нему приходили не только послушать, но и посмотреть, как на «редкого зверя». Зная об этом, Стилпон шутил: «На меня смотрят вовсе не как на редкого зверя, а как на настоящего человека». «Нрава Стилпон был открытого, чужд притворства и умел разговаривать даже с простыми людьми». Он держался независимо, не робел при правителях. После того как Мегары захватил и разграбил македонский военачальник Деметрий Полиоркет («Осаждающий город»), сын диадоха Антигона, тот приказал охранять дом Стилпона и, желая возместить ему убытки, спросил, сколько он потерял. Мудрец ответил: «Я никогда не обладал ничем, кроме знания, а знания у меня никто не отнял, как и воспитания». Когда египетский царь Птолемей Сотер, завладев Мегарами в т.н. «войне диадохов», приглашал Стилпона к себе на службу, предлагая большие деньги, философ отказался и, пока тот отплыл прочь, укрылся в неприметном месте на острове Эгина. Но у Птолемея Стилпон всё же побывал, на беду философа Диодора Ясосского, прозванного Кроносом. Диодор был диалектиком, проживал при дворе Птолемея. Когда Стилпон на царском пиру задал ему несколько диалектических задач, Диодор не смог ответить сразу, надолго задумался, а «царь за это его всячески корил и насмехался. Тогда расстроенный философ ушел с пира, сочинил рассуждение о спорном вопросе и умер от огорчения». Стилпон Мегарский жил в особый исторический для Греции период, начало эллинистической эпохи, последовавшей за блистательными завоеваниями Александра Великого, когда развращение общества неслыханной военной добычей и, отсюда, роскошью достигло апогея. Разграничение этого общества на классы – богатых и бедных – тоже становилось вопиюще очевидным. На этом фоне заметным явлением становились киники, открывавшие свои школы, и, даже не имея помещений, учили своей философии на улицах или в портиках храмов. В то же время киники постепенно превращались из мудрствующих философов в безрелигиозный монашествующий орден, члены которого взяли бедность за правило, жили на подаяние и призывали богатых больше не богатеть. Они же ратовали за безбрачие, хотя сами часто вели распутный образ жизни, проповедуя половое невоздержание, призывали мужчин не обременять себя семейными узами, не обзаводиться детьми, отвергали многие моральные принципы и общество. Отсюда в Греции входило в моду сожительство холостяков с гетерами. Стилпон говорил, что «на стороне жены – закон, который принуждает тебя жить с ней, сколь ни отвратительна она ни была; а наложница знает, что должна удерживать мужчину хорошим поведением, в противном случае ей придется подыскать себе другого содержателя». Поэтому, например, в Афинах многие известные граждане так и поступали: правитель Перикл жил с гетерой Аспасией, называя её женой, и ваятель Пракситель жил с гетерой Фриной, а философ Аристипп – с Лаидой, оратор Лисий – с Метанейрой, даже строгий Исократ – с Лагискион, сам же Стилпон – с Никатретой. После Стилпона, усилиями его ученика Зенона, киническое течение перешло в эллинистическую эпоху и легло в основание стоицизма – этой последней попытки классической древности построить натуралистическую этику. ТЕОФРАСТ (372-287 гг. до н.э.), философ. Теофраст (Феофраст) из Эреса (Лесбос) родился в семье небогатого сукновала. Заметив тягу сына к знаниям, отец разрешил ему не наследовать ремесло, а заняться науками, и даже помогал во время учебы скромными средствами. Юноша появился в Афинах, где поступил в Академию Платона, был учеником и другом Аристотеля. Родовое имя его было Тиртам, а Теофрастом («Богоречивый») его назвал Аристотель, «ибо он сверх всякой меры исследовал своим острым умом все умозримое». Во время учебы Теофраст обратился к изучению камней, написал трактат «Пери литон» («О камнях»), первый для греческой науки подобный и подробный труд. В нём он пользовался такими понятиями как цвет, блеск, твёрдость, прозрачность, глянцевость, ковкость, вязкость, плотность, плавкость, горючесть, запах, способность к обжигу, выдавало в нем наличие достаточно совершенных знаний о камне. Среди товарищей по академии Теофраст славился готовностью к услугам и любовью к наукам, а когда начал преподавать сам, к занятиям относился ответственно. Его лекции посещали до двух тысяч учеников, поэт Менандр и врач Эрасистрат считали его своим учителем. После смерти Платона, Аристотель покинул Афины, а Теофраст вернулся на Лесбос. Верный дружбе с Аристотелем, бывший ученик пригласил к себе учителя с семьёй, когда тот нуждался в пристанище. Здесь Аристотель жил до отъезда в Македонию к царю Филиппу II. Теофраст бескорыстно помогал учителю, давая возможность заниматься науками. После того, как Аристотель вернулся в Афины и создал свою философскую школу, Теофраст поддерживал с ним связь, а когда Аристотель удалился на покой в Халкиду, Теофраст принял руководство его Ликеем (324 г. до н.э.). Почувствовав старость, Теофраст почти перестал ходить пешком, самостоятельно передвигался мало, всё больше на дорожных носилках, несомых двумя рабами. Когда ученики спросили его, какие он оставляет им заповеди, ответил: «Заповедать мне вам нечего – разве лишь сказать, что многие жизненные услады только по видимости славятся таковыми. Едва начав жить, мы умираем; поэтому ничего нет бесполезнее, чем погоня за славою. Будьте же благополучны, а науку мою или оставьте – ибо требует она немалого труда, – или отстаивайте с честью, и тогда будет вам великая слава. В жизни больше пустого, чем полезного. Мне уже более вам не советовать, как вести себя, смотрите же сами, что делать и чего не делать»… И с такими словами, говорят, испустил дух. Перед смертью распорядился своим приличным состоянием, не забыв никого из близких, и свои обязательства перед согражданами и даже рабами, дав им вольную. А «сад и прогулочное место и все постройки при том саде – тем из друзей, которые пожелают и впредь там заниматься науками и философией, ибо невозможно там быть всем и всегда; и пусть они ничего себе не оттягивают и не присваивают, а располагают всем сообща, словно храмом, и живут между собой по-домашнему дружно, по пристойности и справедливости». Он завещал похоронить себя в саду Ликея, «там, где покажется уместнее, ничего лишнего не тратя ни на гробницу, ни на памятник». Афиняне воздали Теофрасту последнюю почесть торжественным погребением с шествием, а на надгробной плите выбили надпись: Нет, не пустые слова завещаны смертному роду: Сломится мудрости лук только, расслабь тетиву, Так Теофраст был жив и силен, покуда трудился, А отрешась от трудов, в вялом бессилье угас. Теофраст оказался плодовитым философом, оставив много сочинений разного достоинства, среди которых «Аналитика», «О споре, или Рассмотрение доводов в прении», «О чувствах», «Об окаменелостях», «О ветрах», «Различия добродетелей», «О царской власти», «Об образах жизни», «О старости», «О метеорологии», «О миростроении», «О людях», «О любви», «О счастье», «О вдохновении», «О животных», «О наслаждении», «Об утверждении и отрицании», «О металлах», «Обзор законов», «Политики», «О пословицах», «О страстях», «О тирании», «Обзор о физике», «Об истории растений», «Гармоника», «О смешном», «О преступлениях», «О клевете», «О похвале», «Похвальные слова богам», «О праздниках», «Об удаче», «Об изобретениях», «Об истории», «О слоге», «О богатстве», «О поэтике», «О мудрецах», «О погрешностях языка», «Об ораторском искусстве», «Геометрические разыскания», «Арифметические разыскания об увеличении», «О благочестии», «О воспитании детей», «О числах», «О небе» и др. ТИМОН (320-230 гг. до н.э.), философ. Тимон Флиунтский, сын Тимарха, – ученик Пиррона, основателя античного скептицизма, известный создатель сотен сатирических поэм и трагедий (их у него было шестьдесят), драм, комедий (их у него было тридцать), а также любовных поэм и непристойных стихов, малая часть которых дошла до наших дней. «Силлы» – самое известное произведение Тимона, в котором он как скептик бранит и вышучивает догматиков с помощью пародии, тем самым дает авторскую оценку жизни и деятельности многих известных философов прошлого Греции и своего времени. Например, он насмехался над Ксенофонтом в таких словах: «Две, или три, или несколько книг, бессильных и вялых, их бы могли написать Ксенофонт иль Эсхин-убедитель…» – упоминая Эсхина, он намекает на его адвокатскую судебную практику. Тимон называет философа Аристиппа «особой столь нежной, на ощупь…», а Евклида, «мегарцам вдохнувшего страсть к словопреньям», – «ловким в спорах»… Менедем из школы Федона у него «праздноглаголатель с насупленными строго бровями», Платон – «сладкоголосый, подобно цикадам, которые в роще». Аркесилая из Питаны, зачинателя Средней Академии, он обвиняет в «потакании черни», среди много другого говорит о нём так: «Так он вещал и сокрылся в толпе обставшего люда; все на него, как на филина зяблики, глядя, дивились, вот, – указуя, – сколь суетен тот, кто ласкается к черни! Невелика твоя честь – так чем же тщеславишься, глупый?»… Знаменит он еще тем, что писал удачные пародии на Гомера. Антигон Каристский, утверждавший, что Тимон «был любитель выпить», составил его жизнеописание и книгу объемом до двадцати тысяч стихотворных строк. Оставшись рано без отца, Тимон освоил профессию танцора в театре, но вскоре оставил эту беспокойную профессию и занялся философией. В Мегарах он некоторое время был учеником Стилпона, а когда понял, что выучился, вернулся домой. Женился, потом уехал в Элиду, где услышал Пиррона, чьи догматы он впоследствии и перенял. Обзаведясь семьей и детьми, Тимон быстро остался без средств к существованию. Поэтому отправился на заработки на Геллеспонт и Пропонтиду, выступал на диспутах с большим успехом как софист в Халкедоне. Разбогатев, приехал в Афины, где и жил до самой кончины, лишь на недолгое время съездив в Фивы. У него был сын Ксанф, которого обучил медицине. Это свидетельствует, что Тимон был не только философом и писателем, но и врачом. Тимон много путешествовал, был в Фивах и Македонии, его принимали в царских дворах Антигона II Гоната и Птолемея II Филадельфа. Зная жизнь и обладая проницательным умом, Тимон умел распознавать в людях хорошее и плохое, что сделало его скептиком в философии и сатириком по жизни. Ему приписывали сочинение «О чувственных восприятиях», а также сочинение «Против физиков». Подобно Пиррону, для Тимона наиболее важным в философии считался вопрос поведения человека и о высшем доступном для него блаженстве. Так же как и Пиррон, он признавал «равносильность всех возможных суждений относительно вещей и их истинной природы, как бы эти суждения ни были противоположны». И, так же как и Пиррон, он выводил из этой равносильности противоречащих высказываний о вещах заповедь «воздержания» от суждений о внутренней природе вещей и идеал совершенной невозмутимости: «Я ненавижу злых и ненавижу прочих за то, что они не чувствуют отвращения к злым». Перипатетик Иероним говорил о нем: «Как скифы стреляют, убегая, и стреляют, преследуя, так иные философы любят учеников, гоняясь за ними, а иные – убегая от них, как Тимон». Диоген Лаэртский упоминал, что Тимон был увечный на один глаз, но смеялся над своим недугом, называя себя Циклопом. Одному человеку, который на все удивлялся, он сказал: «Что же ты не удивляешься, что нас здесь трое, а глаз у нас четверо?» – при этом он имел в виду, что одноглазым был он сам, одноглазым был ученик его Диоскурид, и только у собеседника оба глаза были целы. Был он также быстр умом и остер на язык, любил словесность, с готовностью сочинял для других стихотворцев планы драм и вместе их разрабатывал. Тимон обладал тщедушным телом и «был так легок, что мог отказаться и от завтрака», но любил и выпить, искал уединения, увлекался садоводством. Считают, что философ Тимон умер, когда ему было уже почти девяносто лет. После его смерти заметно прекращается деятельность его учеников и развитие в целом школы скептицизма. ФАЛЕС (624—547 гг. до н. э.), мудрец. Это о Фалесе из Милета (М.Азия) древние сочинили анекдот: «Шёл философ, засмотрелся на звезды и оступился, упал в канаву и охает. Служанка говорит ему: «Тебе не в силах рассмотреть, что находится прямо под ногами, а думаешь увидеть то, что на небе». Эллины считала Фалеса одним из своих «Семи Величайших Мудрецов». Стремясь познать мир, он «разумом устремлялся в небо, замечая метеоры и воздушные волнения». Он один из первых древнегреческих философов понял, что «на небе нет места богам, зато есть обычные светила, естественного происхождения». Фалес предсказал солнечное затмение (585 г. до н.э.), объяснив его природным явлением. Этими и другими примерами Фалес прервал безупречную, казалось бы, цепь мифов о богах и героях; с него начинается познание мира не домыслами, а через науку. Фалес говорил: «Я благодарен богам за три вещи: что родился человеком, а не зверем, к тому же мужчиной, а не женщиной, и еще эллином, а не варваром». Хотя он, скорее всего, обманывался, если считал себя «чистым» эллином, поскольку оба его родителя были выходцами из Финикии. Но мудрецом он, конечно, стал в Греции! Фалес был неутомимым и пытливым исследователем всего диковинного, с чем ему приходилось сталкиваться. Он посетил Египет, Среднюю Азию, Халдею, и везде им двигала страсть к собиранию древних знаний и возможность получить как можно больше сведений, касающихся неба и земли, ибо он задумал «соединить их по-своему». Будучи в Египте, Фалес не только поражался каменными исполинами, древними пирамидами. Он взялся, казалось бы, за неразрешимую задачу – какова их высота. Ведь никто из египтян до сих пор не знал этого, и даже всезнающие жрецы только разводили руками, когда их спрашивали. В час, когда тень человека становится равна его росту, Фалес воткнул палку на край тени, отбрасываемую пирамидой, а когда луч света коснулся одновременно вершины пирамиды и палки, их тени образовали два треугольника. Таким образом, пирамида соотносилась с палкой так же, как их тени друг с другом. Велико было изумление жрецов, узнав о таком простом мерном способе! Он доказал, что диаметр делит круг пополам и объявил Луну «виновницей» затмений Солнца. Еще он определил величину Солнца как 1/72 части круга, им проходимого, и то же он сказал и о Луне. Именно Фалесу принадлежит создание знаменитой «Морской астрологии», и он же открыл Малую Медведицу, ссылаясь на то, что «созвездие Повозки давно знакомо финикийцам, и они руководствуются им в мореплавании»… Известно, что Фалес в беседах с Пифагором побуждал его отправиться в Египет, объясняя, что мемфисские жрецы издавна хранили тайные космические знания. Расставаясь с мудрым Фалесом, Пифагор получил наставления, которые помогали ему в дальнейшем: «Более всего дорожить временем и ради этого воздерживаться от вина и мяса и, прежде всего, избегать переедания». Его считают основоположником геометрии и астрономии, и даже «наипервейшим» философом, ибо он впервые поставил самый главный вопрос всей греческой философии: «Что есть всё?» И дал на него ответ: «Разумная вода, ибо всё из неё появляется и всё в неё же возвращается». Когда его спросили, чем отличается смерть от жизни, он ответил: «Да ничем!» — «Тогда почему ты не умираешь?» — опять спросили Фалеса. — «Именно потому, что разницы никакой!»… Фалес осторожно высказался о том, что «человеческая душа бессмертна, она есть нечто движущееся, ее природа такова, что она находится в вечном самодвижении и она разумна»… Он всегда жил неприхотливо, скромно, имея в обиходе только необходимое. Он не воспринимал наживу как часть человеческого бытия, а ратовал за устройство такого государства, в котором нет бедных и бесправных граждан, как нет и безмерно богатых. Он дорожил личным временем, не тратил его на пустяки. Воздерживался от вина и мясных блюд, да и во многом другом был умерен, например, в общении с женщинами. У него был очень короткий сон, а просыпаясь рано, делал гимнастические упражнения, совершал длительные пешие прогулки. Был, словом, бодр до старости. Фалес обожал присутствовать на гимнастических состязаниях атлетов, да и сам неоднократно участвовал в некоторых видах, доступных его возрасту и здоровью. Поэтому неудивительно, что скончался мудрец, как сообщали его современники, на стадионе во время выступления борцов, бурно сопереживая – «от жары, жажды и бессилия». Ему тогда исполнилось семьдесят лет. ФЕАНО (VI в. до н.э.), философ. Пифагор имел много учеников, среди них были и женщины, и не только умные, но и красивые. Как сообщают античные источники, великий мудрец, достигнув шестидесятилетнего возраста, не устоял перед соблазном обладать одной из них. Он женился на молодой и очень обаятельной девушке по имени Феано (Теано), дочери Бронтиноса, жителя Кротона. Но в данном случае Пифагор рассматривал свой брак с Феано как соблюдение одного из основных Космических Законов – «Закона сотрудничества и взаимодействия Начал». Поначалу Пифагор привлек внимание Феано, как она потом сама рассказывала, «светом, исходящим из всей его личности». Девушка тянулась к Учителю, желая получить объяснения по многим вопросам, и этого влечения оказалось достаточно, чтобы в её девичьем сердце воспламенилась любовь и страстное желание быть рядом с этим сложным и необычным человеком, разделить его неповторимую судьбу. Как многие великие адепты, Пифагор, отказавшись от любви к женщине, чтобы отдать всего себя служению, не делал никаких шагов навстречу её душевным порывам, пока она не стала его женой. Есть легенда, освещающая их первое знакомство, позволяющая увидеть Пифагора в ином свете – не мудреца, но человека. Был жаркий полдень, заставивший Пифагора зайти в известный кротонцам «грот Персефоны», дочери богини Деметры. Здесь он оставался длительное время, погрузившись по обыкновению в глубокие размышления. Очнулся, увидев приближающуюся к нему юную незнакомку. Она преклонила перед ним колени, склонила голову и вдруг стала быстро и нервно говорить… о своей к нему большой, «всесжигающей её тело и душу, любви! Девушка просила у Пифагора не ответной любви, а освобождения от неё, поскольку прекрасно понимала, кого она любила. Мудрец не обмолвился в ответ, ни словом, ибо его потрясло поведение девушки. Он всегда владел собой, мог устранить любые непрошеные вожделения, но в этот раз словно молния озарила его сердце. Неутоленная девичья страсть зажгла в его груди ответный огонь. Пифагор поднял молодую девушку, спросил, как зовут, и Феано увидела в его глазах ответ… Их семейный союз оказался совершенным и взаимно полезным, ибо Феано прониклась идеями мужа с такой полнотой и ответственностью, что после смерти Пифагора на несколько десятилетий продлила жизнь его Кротонской школы. По сути, если «Великий Посвященный» для своих последователей считался отцом-основателем «пифагорейского ордена», то Феано для них стала «матушкой». Всюду, где появлялись их «питомцы», находились люди, которые, смотря на них, их отношения, осознавали вдруг необходимость собственного перерождения и обновления, а в городах, разрываемых междоусобицами и политическими войнами, сразу устанавливался мир и порядок, и общество вспоминало о справедливости, гармонии и единстве. Семья Пифагора для членов «Пифагорейского братства» считалась образцовой, их дом они называли храмом Цереры, а двор – храмом Муз. Феано родила Пифагору двух сыновей – Ариместа и Телаугеса, была ещё дочь Дамо. Есть сведения, что Эмпедокл потом учился у Телаугеса, сына Пифагора, отчего стал обладателем тайн пифагорейской доктрины. Дочь Дамо тоже была причастна к просветительской деятельности отца и матери; во время религиозных празднеств Феано руководила хором женщин, а Дамо – хором молодых девушек. Отец доверил ей свои рукописные «священные заповеди», запретив передавать их в чужие руки, вне семьи. И хотя предложений продать рукописи было предостаточно, дочь свято соблюдала его запрет. Также известно, что когда наступили трудные времена для пифагорейцев, и они рассеялись по свету, Дамо жила в величайшей бедности. Сведения о Феано, философе и жене Пифагора, крайне скудные. Неизвестно, где она родилась – на Крите, в Кротоне, Метапонте или Фурии, – годы рождения и смерти. Но бесспорно, что она является автором сочинений: «О Пифагоре», «Изречения пифагорейцев», «Философские записки», «О добродетели», «К Гипподаму Фурийскому», «Женские завещания», «О благочестии». Ей принадлежит известное высказывание о супружеской верности и женской добродетели: «Добродетель супруги состоит не в том, чтобы сберечь своего мужа, но чтобы нравиться ему и угождать его желаниям, а сие исполнит она тогда, когда глупости его с терпением переносить будет». ФЕДОН (IV в. до н.э.), философ. Диоген Лаэртский в труде «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» упоминает Федона – «элидянина, из знатного рода»; он попал в плен, когда его город захватили воины Спарты, и «его заставили служить в блудилище»… Он случайно познакомился с Сократом, просил его выкупить. Сократ обратился к своим друзьям за помощью, «и Кебет, или Алкивиад (или Критон), исполнили поручение учителя, и Федон обрел свободу». После чего занялся философией как свободный человек, стал другом Сократа, верным последователем его учения. Впрочем, Иероним в книге «О воздержании от суждений», нападая на Федона, называет его рабом. Федону было восемнадцать лет, когда умер Сократ, но с этого дня «не было ничего отраднее, говорил он, чем вспоминать о Сократе, – самому ли о нем говорить, слушать ли чужие рассказы». Именем Федона назван знаменитый диалог Платона о бессмертии души, по которому можно судить, что этот философ находился рядом с Сократом до его смертного часа. Платон словами Федона рассказывает миру о последних днях и мгновениях учителя; главное в его свидетельстве – бесстрашие и благородство умирающего философа: «У меня и всех, кто был рядом с Сократом, это было какое-то совершенно небывалое чувство, какое-то странное смешение удовольствия и скорби — при мысли, что он вот-вот должен умереть… Я был свидетелем кончины близкого друга, а между тем жалости к нему не ощущал — он казался мне счастливцем, я видел поступки и слышал речи счастливого человека!»… Федон передал не только настроение Сократа перед смертью, поведения и слова его друзей, но ещё философские рассуждения о бессмертии души – его знаменитые «Четыре доказательства». Хотя неоплатоники усматривали в «Федоне» пять доказательств бессмертия души: первое доказательство — «от взаимоперехода противоположностей»; второе — «от знания как припоминания»; третье — «от равенства души самой себе (т.е. понимания души как простого объекта); четвертое — «от гармонии; наконец, пятый — от сущности души (как причины жизни). Главный вывод Сократа в пересказе Федона (по Платону): «…Если душа бессмертна, она требует заботы не только на нынешнее время, которое мы называем своей жизнью, но на все времена, и, если кто не заботится о своей душе, впредь мы будем считать это грозной опасностью. Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и — вместе с душой — от собственной порочности. Но на самом-то деле, если душа бессмертна, для нее нет, видно, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. Ведь душа не уносит с собою в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир». Смерть учителя в результате оговора мелкими людишками потрясла Федона, укрепив в правоте его слов, что «укус мелких тварей нечувствителен, до того тонка и обманчива их вредящая сила». Федон заканчивает своё печальное повествование словами: «Таков был конец нашего друга, человека — мы вправе это сказать — самого лучшего из всех, кого нам довелось узнать на нашем веку, да и вообще самого разумного и самого справедливого». После смерти Сократа Федон уезжает из Афин, возвращается в Элиду, где создает сократовскую школу, уделяя внимание этике. Он автор многих диалогов, которые находили «весьма изящными», среди них «Зопир», где Федон утверждает, что моральные качества человека можно определять по его лицу, и «Симон» (подлинные), «Медий» (некоторые приписывают Эсхину, а иные Полиэну), «Антимах или Старцы» (тоже спорный), «Симмий», «Алкивиад», «Критолай», «Кожевничьи речи» (их тоже некоторые приписывают Эсхину). ФЕДР (IV в. до н.э.), философ. Философ Федр, сын Питтака из аттического дема Мирринунта, рода Эгеидов, – последователь Гиппия из Элиды; многие философы его не любили за «продажность»: словами Аристотеля, «он не искал Истины и не учил ей, а лишь стремился преподаванием философии обеспечить свое сущее, … искал корысть в науках». Платон лично знал Федра, поэтому воспользовался этим обстоятельством в литературных целях; назвал его именем диалог. По свидетельству афинского оратора Лисия, Федр был «человек, впавший в бедность не по своей порочности». Федр – большой поклонник красноречия в философии любви; эллинистический комедиограф Алексид в своей комедии «Федр» заставляет своего героя произносить речь, «характеризующую Эрота». Отсюда вывод, Федр – лицо историческое, исторически подтверждены и его знакомство с Лисием, и его интерес к речам о любви, то есть в основу диалога Платона «Федр» положены подлинные факты. Правда, даты жизни Федра не сохранились. В диалоге «Федр» два действующих лица: пятидесятитрехлетний Сократ и молодой человек Федр, лет двадцати. Сократ встречает Федра весной на улице Афин (прим. в 416 г. до н. э.,), а Федр сообщает, что провел всё утро у сочинителя судебных речей Лисия, и теперь решил прогуляться за город. Сократ расспрашивает, какой же речью угощал Лисий: оказалось о любви, и список речи был у Федра. За городом на берегу небольшой реки Илисс Федр прочитал Сократу речь Лисия, в ответ на которую Сократ сказал свою речь. Однако недовольный ею, он произнес вторую речь, после которой последовала беседа с обсуждением речи Лисия. Таков кратко сюжет диалога «Федр». Суть речи Лисия изложена в первом же ее абзаце: «О моих намерениях ты знаешь, слышал уже и о том, что я считаю для нас с тобой полезным, если они осуществятся. Думаю, не будет препятствием для моей просьбы то обстоятельство, что я в тебя не влюблен: влюбленные раскаиваются потом в своем хорошем отношении, когда проходит их страсть, а у невлюбленных никогда не наступит время раскаяния: их ведь ничто не вынуждает относиться хорошо – они делают это добровольно, по мере своих сил, так же как принимают лишь самые лучшие решения и в своих домашних делах». Герой диалог Федр заявляет: «Вот ведь что являет любовь, -, – кто в ней несчастлив, тех она заставляет считать мучением даже то, что вовсе не причиняет огорчений другим, а кто счастлив, тех она вынуждает хвалить то, что не заслуживает даже считаться удовольствием. Поэтому следует скорее жалеть тех, в кого влюбляются, чем завидовать им». На что Сократ отвечает, что «любовь есть некое влечение, возможное всякому. В каждом из нас есть два каких-то начала, управляющие нами и нас ведущие; мы следуем за ними, куда бы они ни повели; одно из них врожденное, это – влечение к удовольствиям, другое – приобретенное нами мнение относительно нравственного блага и стремления к нему. Эти начала в нас иногда согласуются, но бывает, что они находятся в разладе, и верх берёт, то одно, то другое. Когда мнение о благе разумно сказывается в поведении и своею силою берет верх, это называют рассудительностью. Влечение же, неразумно направленное на удовольствия и возобладавшее в нас своей властью, называется необузданностью». Следует заметить, что Сократ и Федр говорили о любви между мужчинами, что было в порядке вещей в античной Элладе. Об этом – речь Лисия. Когда Сократ слышит, как Лисий понимает любовь, Сократ сразу же порывается уйти, чтобы подготовить ответную речь. Сократ, а в его лице – Платон, автор «Федра», были знатоками любви, как, впрочем, древние греки, и для её выражения у них имелись, как минимум, семь обозначений: «агапе» – любовь бескорыстная, растворённая в любимом человеке; «людус» – любовь-игра, имеющая целью достижение наслаждения, не отличающаяся глубиной чувств и не слишком связывающая партнеров; «мания» – любовь-одержимость, характеризуемая неуверенностью и зависимостью от объекта любви; «прагма» – любовь по расчету, легко контролируемая сознанием; «строге» – любовь-нежность, например, семейная любовь родителей к детям; «филия» – любовь-дружба, обусловленная личной симпатией, социальными связями; «эрос» – страстная, стихийная любовь, влюбленность, направленная на телесное обладание. О чем же писал Платон в «Федре»? О взаимоотношениях философа-учителя и юноши-ученика в обучении философии. А герой диалога Федр, как и ряд других учеников Сократа, названных в диалогах Платона, не стал знаменитым философом, но пополнил просвещенную среду древнегреческого общества классической эпохи. ФЕМИСТИЙ (317-388 гг.), оратор. Фемистий, сын греческого философа Евгения Пафлагонского, был известен в Константинополе, столице Восточной Римской империи, как оратор и разносторонний философ. Императоры Константин, Юлиан и Феодосий принимали его в своих дворах, ценили его искусство речи, которое принесло ему прозвище Евфрад («Красноречивый»); а его современник Грегорий называл «повелителем слова». Фемистий составил четыре популярных изложения работ Аристотеля – парафраз, восхищаясь его мудростью, отмечая, что «его рассуждения не забывают о природе тех, ради кого они произносятся, но врачуют немощь и восполняют недостающее и прилагают все старания, чтобы достичь высшего блага…». Именно составление «Парафразы Аристотеля» для римской интеллигенции и преподавание философии в Константинополе составляют основу политического успеха Фемистия. При деятельном участии Фемистия были переведены на латинский язык труды великих греков: Платона, Аристотеля, Демосфена, Исократа, Фукидида. Фемистий восхищается: «До настоящего времени похвалялись, что все блага мира стекаются в столицу, откуда выходило только немного земли или песка и мусор. Но вот пришел час перепродавать и вывозить, и, благодаря императору, товарами будут не пурпур, вино или хлеб, но добродетель и мудрость». Фемистий ценил свой философский труд, воспринимая его как божественную миссию; составил много речей, из которых сохранились тридцать четыре, затрагивающие государственное право и теорию риторики. Но больше он был знаменит панегириками, посвященные памяти различных римских императоров. Практически во всех сочинениях Фемистия содержатся важные для нас сведения о быте, земледелии, дружбе и, конечно, нравоучения, направленные на воспитание молодежи. Основной и любимой темой его сочинений было человеколюбие, которым он с философским упорством пытался поделиться со всем человечеством: «Не следует воздействовать на человека силой – это бесполезно; а если нужно, то лучше укрощать его и смягчать, успокаивать и урезонивать по мере возможности. И к такому обращению он отзывчив и чуток». Помимо литературного труда и преподавания, он занимался государственной деятельностью, за что был неоднократно отмечен императором Феодосием высшими отличиями. В итоге император назначил Фемистия воспитателем своего наследника Аркадия. Вопреки государственной политике, силой насаждающей христианство в общество, как единственное средство общения между людьми и Единым Богом, Фемистий не принял христианства, но относился к новой вере лояльно, поддерживая отношения с её проповедниками. Это было трудное время, для него и для прочих «язычников», когда Римская империя разделилась на два лагеря яростных противников – «правоверных» и «еретиков», при том условии, что власть поддерживала первых и воевала против вторых, считая их внутренними врагами Империи, угрожавших единству общества. Фемистий проявлял лояльность к любым обстоятельствам, терпимость к вере, зато активно выступал в поддержку политической романизации Востока. Он провозглашал, что император Константин «доставил Константинополю все блага, какие могут доставить не только живые, но и мертвые: он приказал извлечь из могил души мудрецов и героев прошлого». И власть не преминула отреагировать на его усилия, в 355 году назначила «государственным философом» и сенатором – человека, не знавшего латынь! А в 361 году Константин назначает Фемистия проконсулом, вновь делая ему исключение. Неприметный труд Фемистия на благо философии не пропал даром. Император Константин, а после его смерти – его преемники, с подачи Фемистия организовали и финансировали работу Большого императорского скриптория, в помещениях которого сотни переписчиков-каллиграфов копировали бесценные творения греческих поэтов, философов, ораторов, историков; не только великих, но и всех, чьи рукописи еще можно было обнаружить в архивах, хранилищах храмов и частных библиотеках: «иначе они были в состоянии, близком к разрушению». ФЕМИСТОКЛ (524-429 гг. до н.э.), афинский полководец. Фемистокл с детства познал презрение сверстников из «породистых» афинских семей, поскольку родители его не были столь знамениты и знатны. Оттого старался выделяться ещё в детские годы необузданностью в драках, а во взрослой жизни – дерзостью, хитростью и смекалкой. У него рано проявилась тяга к публичности, а Плутарх отмечал его «страстный горячий характер», неутомимое старание добиваться всего собственными силами. Он оказался столь жаден до славы и так честолюбив, что завидовал Мильтиаду за его триумфальную победу в Марафонском сражении с персами. Чтобы выделиться среди других политиков, Фемистокл избрал мишенью для своих патриотических речей Персию, призывая греков к войне, понимая, что он может отличиться только в экстремальных условиях. Афины, имевшие достаточно сильную сухопутную армию, на море были бессильны из-за отсутствия флота. Фемистокл сумел убедить сограждан, несмотря на сопротивление «сухопутных» военачальников, организовать строительство сразу ста боевых кораблей, триер, только за счет сокращения расходов на роскошь и развлечения. К ним прикупили у финикиян ещё столько же готовых кораблей, следом в Пирее, рядом с Афинами, возвели для флота удобную гавань. Вот когда Афины почувствовали себя владычицей морей! Когда персидская армия Ксеркса обрушилась на Грецию (480 г. до н.э.), Фемистокл убедил Афины и союзников объединиться с враждебной Спартой, чтобы вместе дать генеральное сражение персидскому флоту у Саламина. Все греческие военачальники, устрашившись превосходящих сил персов, предлагали наутро убраться прочь, но Фемистокл пошел на шаг, который позже посчитают изменой: он отправил Ксерксу тайное послание, предупредив о «бегстве» греческих кораблей. «Царю следует запереть оба выхода из пролива: он настолько узкий и неудобен, что грекам не уйти. Ты легко победишь, царь, – писал Фемистокл, – если поспешишь нанести упреждающий удар». Как поведал Геродот, Ксеркс так и сделал и, в предвкушении легкой победы, наблюдал за сражением на берегу, сидя на золотом троне. Но увидел сокрушительный разгром своего флота. Этому способствовали и погода, благоприятствующая более легким греческим кораблям, и, главное, непревзойденный полководческий талант Фемистокла. После Саламина на Фемистокла обрушилась всенародная слава; даже в Спарте признали его гений. А когда Фемистокл появился в Олимпии на 75-х Играх, все сорок тысяч зрителей на стадионе прекратили наблюдать состязания атлетов и повернулись к месту, где он сидел. Но чем дальше отдалялись саламинские события, тем больше Фемистокл раздражал афинян, особенно, то обстоятельство, что спартанцы, враги афинян, после Саламина его чествовали как своего героя. Перед Фемистоклом стоял выбор – или сойти с политической арены, или увлечь сограждан каким-либо новым всенародным делом. Он предложил построить оборонительные стены от Пирей до Афин, наперекор возражениям Спарты, – и добился своего. Ценой дипломатических уловок Фемистокл усыпил бдительность спартанцев, вернув любовь афинян. Когда в Спарте поняли, что Фемистокл их провёл, они объявили его соучастником заговора их собственного царя Аристида, уже находившегося под судебным расследованием за измену отечеству. Запросили Афины – выдать им Фемистокла, как друга Аристида. Афиняне Фемистокла не выдали, но, капля за каплей, яд подозрений отравил их любовь к нему. В 471 г. до н.э. партия Кимона устроила над Фемистоклом остракизм – всенародное выражение недоверия, – в результате чего он был вынужден покинуть Афины. Не дожидаясь наёмных убийц из Спарты и Афин, Фемистокл долго искал пристанище во многих городах Греции, пока не объявился в Персии. Ища покровительства у царя Артаксеркса, он грациозно убедил его в своей преданности интересам Персии: «… гонимый всеми греками, обращаюсь к тебе, ища твоей благосклонности, и если ты удостоишь меня ею, то найдешь в моем лице столь же переданного друга, сколь храброго врага имел твой родитель». Артаксеркс поверил ему, а на следующий год, готовясь к войне с афинянами, призвал его к себе, «отработать персидское гостеприимство». Чтобы не воевать против сограждан и, в то же время, не нарушить данное обещание служить Персии, Фемистокл нашел единственный для него удобный выход: устроив застолье с друзьями, он принял быстродействующий яд. Артаксеркс, узнав, как Фемистокл провёл его, улыбнулся и сказал приближенным: «Этот грек преподал нам, персам, урок, как можно любить свой народ». ФЕОГНИД (VI в. до н.э.), поэт. Феогнид родился в Мегарах, но так как в Греции было два города с таким названием – Мегары Нисейские и Мегары на Сицилии, – то вопрос о месте его рождения является спорным. Платон назвал его «гражданином Сицилии», хотя сам поэт в стихах о пребывании на Сицилии, Эвбее и в Спарте говорил: «…нигде так не было мне хорошо, как на родине». Выходит, для гражданства поэта «сицилийский вариант» отпадает. Феогнид принадлежал к семейству родовитой знати, был богат, но в своих стихах предупреждал, что сверхобогащение кучки аристократов за счет обнищания большинства сограждан повлечет революцию, несправедливость вызовет народный гнев. Так, собственно и случилось в его родных Мегарах: в результате прихода к власти демократической партии он, как и прочие богачи, потерял всё: бежал из города, оставив имущество на разграбление. Феогниду пришлось скитаться по Греции, стихами отображая своё душевное состояние. Жить было не на что, поначалу он продавал стихи, писал на заказ, чтобы материально поддержать себя и семью, но потом впал в крайнюю бедность. Эти печальные для него обстоятельства наложили отпечаток на дальнейшее творчество, что объясняет горькие жалобы на испорченность нравов сограждан и несправедливость с их стороны: «Лучшая доля для смертных – на свет никогда не родиться И никогда не видать яркого солнца лучей…» Лишь под конец жизни ему удается вернуться домой, униженный и отчаявшийся, вернуть потерянное благосостояние ему уже не пришлось. Феогнид был ярким представителем элегической поэзии, заполненной поучительными сентенциями. Он представляется наставником, философом и поклонником юноши по имени Кирн, сыну Полипая, ставшего одним из лидеров аристократической партии. Поэт посвящает ему многочисленные наставления, обещая ему бессмертие благодаря своим стихам. До нашего времени сохранились достаточное количество поэтических сборников с именем Феогнида, но, на поверку, в них, оказывается, включены ещё стихи Тиртея, Мимнерма, Солона, Архилоха, Фалеса, Хилона и других поэтов. Хотя этот факт является до сих пор спорным, но непосредственно к Феогниду можно с уверенностью отнести все стихи, посвященные Кирну; складывается впечатление, будто сам поэт смотрел на это имя как на печать, которая будет лежать на его стихах и охранять от похищения: «Кирн! Мои поученья тебе да отмечены будут Прочно печатью моей. Их не украдёт никто. Худшим никто не подменит хорошего, что написал я. Будут везде говорить: «Это сказал Феогнид, Славный повсюду меж всеми людьми Феогнид из Мегары» (пер. В.В. Вересаева) Исследователи творчества Феогнида обращают внимание на то, что книги его стихов разбиты на отдельные части, без видимой логической связи между ними, и число их так велико, что затрудняют современное восприятие. Известен сборник из полутора тысяч двустиший, также стихи эротического содержания и элегии, отражающие действительность того времени. А его лирика представляет собой образец классовой ненависти аристократа к «черни», призывающая представителей знатных семейств объединиться и свергнуть власть демократов, «подлых» богатеющих горожан и их вождей, «тиранов»: «Пусть еще в полной пока тишине наш покоится город, — Верь мне, недолго она в городе может царить, Где нехорошие люди к тому начинают стремиться, Чтоб из народных страстей пользу себе извлекать, Ибо отсюда — восстанья, гражданские войны, убийства, — Также монархи, — от них обереги нас, судьба!». В своих поэтических наставлениях Кирну поэт касался не только личных мотивов, но и многих сторон жизни, в основном, политического и классового характера. Поэтому поэзия Феогнида пользовались в древности большой любовью, а его изречения дали богатый материал собирателям греческих пословиц, которые использовались для школьного употребления. ФЕОКРИТ (III в. до н.э.), поэт. Греческий буколический поэт Феокрит родился в Сиракузах (Сицилия), о его родителях – отце Праксагоре и матери Филине – известно лишь то, что они приехали в Сиракузы с о.Кос. Поэтому некоторые исследователи его творчества называют Кос тоже местом рождения поэта. В юности Феокрит действительно некоторое время жил на острове Кос, где с восторгом отмечал первозданную роскошную природу, посещал знаменитый храм бога-исцелителя Асклепия. В то время Кос, как благодатное курортное место, привлекал на отдых ярких представителей греческой интеллигенции. Скорее всего, юноша познакомился с некоторыми из них, слушал их стихи. Возможно, под воздействием этих обстоятельств Феокрит «заболел» поэзией – написал свои первые идиллии – «Хариты» и «Гиерон». Последнюю он посвятил сиракузскому тирану, в надежде на вознаграждение преподнёс в дар, но Гиерон не оценил поэта. Нужда заставила Феокрита обратиться за помощью к Птолемею, тонко образованному правителю Египта, который пригласил поэта в Александрию (276 г. до н.э.), оказал содействие в житейских вопросах. В Александрии при царском дворе Феокрит пребывал несколько лет, сочиняя идиллии, в том числе хвалебный гимн «Птолемею». В Александрии самоуверенный молодой поэт близко познакомился с Каллимахом, главой александрийского поэтического кружка и ученым. Поводом стал литературный спор между Каллимахом и Аполлонием Родосским, на котором Феокрит высказался в пользу Каллимаха, даже вставил своё сочувствие ему в нескольких очередных эпиллиев, или героических стихах. Но мог ли Феокрит, с юности влюбленный в красоты Сицилии и Коса, долго жить в шумной и знойной Александрии? Ради хлеба насущного он славил царя, но дух его витал среди стад овец, мирно пасущихся на горных склонах под звуки пастушьих свирелей. По этой причине Феокрит отбыл из Египта, побывал в городах Греции и Малой Азии, на островах Эгейского моря; в Милете он встретился со знаменитым врачом Никием, стал его другом, о чем упоминает в стихах этого периода. Наконец, после длительного отсутствия поэт возвратился на Кос. Учителями Феокрита были Аристофер и эпический поэт Риан, автор эпоса о «Мессенской войне». Позже у него появились свои ученики: Филет, член косского поэтического кружка, поэт и врач Никий, поэт и астроном Арат. Среди его друзей-поэтов существовал обычай, называть себя в шутку простонародными, пастушескими именами; так, сам Феокрит называл себя Симиидом («Главарь»). Сохранился сборник поэтических произведений под его именем: более крупных идиллий (с греч. eidylion – «картинка») в сборнике насчитывается тридцать. Треть из них составляют буколики («сельские элегии» или «пастушьи песни»), остальные – панегирики в честь правителей, оказавших внимание поэту. Есть мнение, что именно Феокрит придал буколической поэзии особую художественную форму, давшую ей право на отдельное место в литературе. Это действительно так, потому что до него в Греции безыскусные буколические стихи слагались пастухами для очередного или состязательного пения. Героем в них всегда был Дафнис, красивый юноша, сын Гермеса и одной из нимф, – идеал местных пастухов; когда Дафнис обманул свою божественную возлюбленную Хлою, изменил с другой женщиной, он был наказан слепотой и превращён в камень. В буколиках собственного сочинения Феокрит тоже затрагивает вопросы безответной или несчастной любви, но при этом не ограничивается описанием пастушьего быта, а изображает также сцены и характеры крестьян, рыбаков и прочего рядового народа. При кажущейся простоте его поэзии о народе в ней нет грубости и пошлости, чем было богато его время. Язык стихов Феокрита выразителен, прост и ясен и представляет верное подражание народной речи. Помимо у поэта есть эпиграммы и «подражания». Он широко использует сюжеты из мифов и мотивы, заимствованные из местного фольклора, в котором есть агоны, состязания певцов, народный юмор и обычаи, древние обряды. В них оживают мирные картинки пастушьей жизни и сельских праздников, шутливые рецепты вызывания любви, жалобы по поводу несчастной любви, которую он считает болезнью, когда «самое лучшее лекарство от нее – излить свою страсть в песне»: … Друг мой, прошу, ради муз, сыграй на флейте двухтрубной Что-нибудь нежное мне! ФЕОН (II в. н.э.), философ. Феон родился в Смирне (совр. Измир, Турция), в одном из самых известных и цветущих городов Лидии, в Малой Азии. Смирна была основана в глубокой древности греками-эолийцами, переселившимися из Кимы под предводительством Тесея, аттического мифического героя, сына афинского царя Эгея. Родина Феона славилась еще как место рождения Гомера, статуя которого была выставлена в великолепном здании, Гомерейоне. В Смирне Феон написал книгу «О математических знаниях, полезных для чтения Платона», сделавшую его известным в среде греческих философов. С тех пор его называли Феон Смирнский. Он жил в эпоху императора Адриана, вступившего в управление Римской империей в 117 году, прославившегося своей щедростью к народу и многочисленными казнями, которым он незаслуженно подвергал своих приближенных. В то же время Адриан покровительствовал греческой науке и культуре, что положительно отразилось на деятельности Феона и его признании. Феон прилежно изучает платоников, сторонников Платонизма или «теории идей», когда идея понимается как «предельно обобщённое жизненно функционирующее логическое понятие, содержащее в себе принцип и метод осмысления каждой вещи, обладающее художественной структурой и являющееся специфической субстанцией»… После смерти Платона в 347 г. до н.э. его учение в течение длительного времени оставалась академической догмой, лишь в I в. до н. э. Посидоний развил его в стоический Платонизм, просуществовавший длительное время. Начиная с этого времени, платоники, используя Аристотеля и пифагореизм, стали решительно бороться со всеми элементами натурализма, сохранившимися ещё у самого Платона и окрепшими в эпоху эллинизма благодаря деятельности стоиков, эпикурейцев и скептиков. Итогом этой почти трёхвековой борьбы явился неоплатонизм (III в. н. э.). К работе по «корректировке» Платонизма подключился и Феон Смирнский, он гораздо больше и глубже сблизил платонизм с математикой, восстанавливая математику в числе дисциплин, необходимых для философа-платоника. Интересно отметить, что в своей работе «О математических знаниях, необходимых для понимания Платона» Феон открыто использует пассажи из малоизвестного тогда перипатетика Адраста Афродисийского и выдержки из Трасилла Мендетского (город Мендет, Египет), греческого астролога, жившего в Риме и учившего императора Тиберия философии. Такое свободное обращение с чужим текстом свидетельствует не только об уважении Феона к старым авторитетам в сравнении с новейшими источниками, но и о его стремлении понять математику как именно философскую дисциплину. Другим явлением того же примерно времени, когда жил и работал Феон, были сочинения Никомаха Геразского «Введение в арифметику», «Теологумены арифметики», «Гармоника», а также не дошедшее до нас «Введение в геометрию», оказавшие заметное влияние на все последующее развитие платонизма, как учебные пособия, которые реально использовались впоследствии в школах позднего платонизма. Затем появились другие труды, характеризующие другую тенденцию платонизма II века, представленную прежде всего в «Учебнике платоновской философии» Алкиноя, а также в трактате Апулея «Платон и его учение». Феон связывает Платонизм с теорией музыки как «примирение противоположностей, единение множества и согласия противностей; ибо она налаживает не только ритмы и напевы, но и вообще всяческий строй… К музыке относится согласие вещей и наилучший распорядок во всем; в космосе это есть гармония, в городе – благозаконие, в домах – целомудрие… И польза этой науки простирается на четыре области дел человеческих: душу, тело, семью, город. Ведь все четыре нуждаются в ладе и строе». Таким образом, эта пропорция у Феона как система и совокупность разных отношений имеет обобщенный и потому большой философский смысл: «…различие родов зависит от подвижных звуков, то есть от двух внутренних звуков тетрахорда. Смотря по тому, как они расположены в отношении крайних звуков, принимаемых за постоянные, получается три рода мелодий. Впрочем, кроме этих трех основных родов мыслима еще общая… Родов три: диатон, хрома, гармония. Диатон состоит – сверху вниз – из интервалов – «тон, тон, полутон»; хрома – «полтора тона, полутон, полутон»; гармония – «два тона, диэс, диэс» (диэсом называется мельчайший интервал звука, как бы разложение звука). ФЕРЕКИД (600-508 гг. до н.э.), философ. Уникальность биографии Ферекида Сиросского в том, что древние греки считали его наставником юного Пифагора; многому его научил, а тот сохранил добрую память о своём учителе на всю жизнь. Чтобы стать великим мудрецом, Ферекиду помог не только природный ум. Он приобретал за любые деньги и изучал тайные книги финикийских магов, покинул родной Сирос, чтобы стать учеником мудреца Питтака на Лесбосе. По рекомендации Питтака, дядя Пифагора Зоил пригласил в наставники к своему юному племяннику именно Ферекида. Ферекид сочинил свой первый философский труд «Семинедрие, или Богосмешение», причем, не стихами, как все греческие философы, а прозой. Это событие послужило поводом для появления логографов, или «писателей о причинах», использовавших новую, отличную от стихов, литературную форму для создания анналов своих государств. С Ферекида начинается кризис антропоморфического мировоззрения; он пытается осмыслить имена богов, а также упростить мифологическую картину мира путем отождествления некоторых богов. У него всесильные боги утрачивают свои четкие контуры и начинают смешиваться друг с другом, поэтому «Богосмешение». Впервые греки услышали от Ферекида, что «Зевс и Время были всегда, и Гея тоже, ей же имя Земля, ибо Зевс дал землю, очень ее чтя»… Он первый заявил, что «душа человека бессмертна… Она – жизнь тела, один дух в нас – с неба, а другой – от земных семян»… После выхода «Семинедрия» Ферекида узнала «вся Греция», хотя он сам продолжал болезненно относиться к славе Фалеса, стараясь обойти его во всенародном признании. Прокл говорил о Ферекиде: «Учение Платона не столь загадочно, как Ферекида». Многие причисляли Ферекида к «Семи мудрецам», признавая его автором многих мудрых размышлений, среди которых самые известные: «Лучшее – враг хорошего»; «Кто стремится быть добродетельным, уже добродетелен»; «Осмеивать других по нраву лишь ленивым»; «Трудно хвалить того, кто заслуживает похвалу»; «Терпение и труд делают больше, чем сила и деньги»; «Кто не ценит верной жизни, тот ее и не заслуживает»; «Если бедность – мать преступлений, то лень – их бабушка». Но более его считают философом. О Ферекиде сочиняли немало легенд, как позже о Пифагоре. Говорили, что однажды прогуливаясь на Самосее, он увидел с берега корабль под парусом и сказал, что сейчас он станет тонуть, – и корабль действительно утонул на глазах присутствующих. В другой раз, отведав воды из колодца, он вдруг сказал хозяину колодца, что на третий день в этих местах случится землетрясение, – так и случилось. По дороге из Олимпии в Мессению он заночевал в доме некоего Перилая; поутру посоветовал ему поскорее уйти прочь с домочадцами и ценным добром, во избежание скорой беды. Перилай удивился такому совету, но не послушал странного гостя. А вскоре к городу Перилая подступили враги; сожгли многие дома, пограбили всё вокруг. Перилай и его семья сильно пострадали. Античные авторы утверждают, что Ферекид прожил более девяноста лет, но кончина его была ужасной. Вначале его одолел непонятный недуг: «тело покрылось горячей и клейкой, как слизь, испариной; впоследствии испарина приняла опасный характер, и он чудовищно завшивел. Вши съедали Ферекида, и он таял каждым днем, пока не умер». Скорее всего, так и было, потому что сохранилось письмо Ферекида к Фалесу, в котором больной описывает своё состояние именно таким образом и заканчивает словами: «Болезнь меня гнетет все неотступнее; ни из врачей, ни из друзей я никого не впускаю, они стоят у дверей, а на расспросы их, каково мне, я в замочную щель выставляю палец мой, изъеденный болезнью. И назавтра я велел прийти ко мне, хоронить Ферекида». И он действительно умер на следующий день. Таков был мудрец Ферекид. *** Жители Делоса, чтившие Аполлона, покровителя острова, рассказывали, будто бог наслал на Ферекида такую страшную болезнь за его богохульство: «за то, что живя на Делосе, он кичился своей мудростью, а особенно тем, что никогда не приносил жертв; но хвастался, что живет, тем не менее, счастливо и беспечально, не хуже людей, жертвующих целые гекатомбы* («царские» жертвоприношения в сто быков). Вот за эти дерзкие речи бог тяжко покарал Ферекида»… Впрочем, в других городах Греции люди рассказывали, будто неизлечимо больной Ферекид пришел в Дельфы и от отчаяния и невыносимых болей бросился вниз со скалы. А Аристоксен в книге «О Пифагоре и его учениках» сообщает: «Пифагор похоронил Ферекида на Делосе». ФИЛОДЕМ (I в. до н.э.), философ. Филодем из Гадары (Палестина) в 80-х гг. до н.э. оказался в Неаполе (Италия), где основал эпикурейскую школу, которую однажды посетил юный римлянин Вергилий , ученик греческого поэта и грамматика Парфения. Услышав Филодема, его необычное сочетание серьезной философии и легкой поэзии, он стал приверженцем его творчества. Цицерон тоже знал и хвалил Филодема как ученого, образованного человека и талантливого поэта, «со вкусом». В молодости Филодем обучался в Афинах у Зенона Сидонского, который был, что необычно для эпикурейцев, хорошим писателем; возможно, под его влиянием у Филодема зародилась любовь к поэзии и эпикурейству, поскольку у него сложилось четкое представление о «добродетели, и тому подобном, как заслуживающим почитания только в случае, если это доставляет удовольствие, а если не доставляет, то с ним нужно проститься». Некоторое время Филодем жил в Риме в семье консула Луция Пизона (с 58 г. до н.э.), против которого Цицерон держал свою великолепную судебную речь. Филодем настолько сблизился с семьей Пизона, что получил от него в дар виллу на курорте Геркуланума. Этот факт подтвержден в XIX веке раскопками засыпанного вулканическим пеплом Геркуланума, здесь были найдены фрагменты сочинения философа и прочие артефакты. Философские труды Филодема не признаются слишком оригинальными, поэтому его знают больше как автора эпиграмм, большей частью игривого, эротического содержания. В изящной форме поэт изображает любовь в самом легкомысленном виде, имея в виду, прежде всего, влечение к гетерам, любовь свободную и жизнерадостную, без всяких обязательств, морали, предосторожностей и соображений о невзгодах в дальнейшем. Филодем написал много диатриб – это трактаты на различные моральные темы (о смерти, бедности и т.д.), объеденные под общим названием «О пороках и противоположных им качествах». Писал он также в прозе, но дошедшие до нашего времени источники не дают необходимого представления об этой части его творчества. Кроме того, известны лишь некоторые работы Филодема, такие как «О поэтических произведениях», где он затрагивает взгляды греческих философов, в том числе стоиков Аристона Хиосского (III в. до н.э.) и Кратета Пергамского (II в. до н.э.), и, возможно, Неоптолема Парионского или Гераклида Понтийского. Есть у Филодема также «Риторики» и трактат «О музыке», характеризующие фон тогдашней эстетики. По его авторитетному мнению, «в современной музыке отсутствует всякое благородство и этическое содержание, а есть чисто внешние, чувственные её восприятия… Музыка дает не больше, чем пища и благовоние, она действует не больше запахов и вкусовых веществ, она бессильна как-нибудь действовать на душу». Также категорично Филодем высказывается, что «счастливая жизнь возможна и без жены, а если она есть в хозяйстве, то управлять им не может». И верный друг, «когда он есть, причиняет больше неудобств, чем когда его нет… Отсутствие друзей сокращает расходы, хотя это обстоятельство лишает поддержки, вызывает презрение у всякого и пренебрежение у доброжелательных; если приобретать дружбу, можно будет преуспевать». Трактат «Об экономике», как сборник философских правил ведения домашнего хозяйства, Филодем сочинял в соответствии с римской модой на назидания по поводу процветания сельскохозяйственного поместья промышленного типа. Особое место он уделил оценке богатства с философской точки зрения, говоря о богатстве, как о бремени, «однако мерилом его считать только тяготы – нет оснований: ведь и у добывающего себе необходимое на каждый день есть тяготы, и живущий в изобилии испытывает порой какие-нибудь неудобства. Его следует рассматривать как нечто преимущественно способствующее самому совершенному образу жизни». В случае неудачи Филодем предлагает «не удручаться из-за того, что богатство убывает, и не подвергать самого себя каким-то пыткам из-за неумеренного стремления, будь то к большему или к меньшему – это и есть правильное распоряжение богатством… Ибо разумный человек не сокрушается и без страха относится к будущему благодаря невзыскательному и простому образу жизни».И тратить, по Филодему, нужно в соответствии со своим состоянием: то, что для одного дорого, для другого – дешево». Но чтобы достичь благополучия, нужно трудиться – очевидный факт для Филодема: «Хозяева должны вставать раньше рабов, а ложиться – позже, и весь дом никогда не должен оставаться без надзора, как и город, ни днём, ни ночью; и иметь обыкновение подниматься ночью, потому, что это полезно и для здоровья, и для хозяйства, и для философии». ФИЛОСТРАТ ФЛАВИЙ (ок.18О-248 гг.), писатель. Филострат Флавий, сын афинского софиста Филострата, жил сначала в Афинах, потом в Риме, в период правления Септимия Севера. Юлия Домна, супруга императора, отметив Филострата Флавия, приняла его в свой ученый кружок, сделала придворным ритором – сочинителем речей. Императрица поручила ему написать биографию полулегендарного мудреца Аполлония Тианского, своего любимца, жившего в I веке. Этой ответственной работе Филострат посвятил много лет, написал восемь книг, закончив полный труд уже после трагической смерти императрицы в 217 году. Получился большой религиозно-философский роман, созданный без умышленной полемики против христианства, но с целью доказать, что знаменитый неопифагореец Аполлоний был выдающимся подвижником, проповедником язычества и древних знаний, одаренным свыше провидцем, чудотворцем и истинным мудрецом. Идеализация Аполлония у Филострата получилась, он сделал из него живой образ, которым греко-римское язычество воспользовалось в борьбе с христианством. Филострату принадлежат «Биографии софистов», в двух книгах, – жизнеописание личностей, посвятивших себя ораторскому искусству, «написанное со знанием дела и со вкусом». Сочинение трудно назвать философским, оно дает обзор софистики с V в. до н. э. до своего времени, характеризуя высказывания и деятельность выдающихся представителей греческой культуры. Филострат дает обзор древней софистики в лице ее главных представителей — Горгия, Протагора, Гиппия, Продика, Пола, Фрасимаха, Антифонта, Крития и Исократа. Выводит ряд представителей второй софистики — Эсхина, Никета, Исея, Скопелиана, Дионисия Милетского, Лоллиана, Марка Византийского, Поламона, Секунда, за ними следует Герод Аттик и другие многочисленные софисты, современники Филострата. Здесь собраны характеристики софистов, если не по названию, то по духу — Евдокса Книдского, Леонта Византийского, Карнеада, Диона Прузского, Аполлония, Евфрата, Фаворина. Сочинение «Биографии софистов» не отличаясь системностью изложения или исторической перспективой, но оно ценно наличием биографий почти всех представителей софистики. Во времена римских императоров этот труд оказался очень важным для истории греческого просвещения. Его другой труд «Герои», написанный в период правления Каракаллы, сына императора Септимия Севера и Юлии Домны, отображает характеры и деяния героев, сражавшихся под Троей; главной целью этого сочинения было возрождение и укрепление пришедшей в упадок народной, то есть, языческой религии. Филострат вообще бережно относился к древней вере, всегда говорил: «Раз уж богам все известно, явившийся в храм должен по совести возносить одну-единственную молитву: «Боги, воздайте мне по заслугам». С Каракаллой у Филострата сложились неплохие отношения, поскольку он сопровождал императора в поездке по Галлии, Сирии и другим областям Римской империи, которую тот устроил в поисках приключений. Судя по всему, в этой поездке родилось любимое выражение Филострата – «Уважай многих, а доверяй немногим», – что пытался внушить жестокосердному и развратному правителю Рима. Из остальных произведений Филострата до наших дней сохранились «Послания», большей частью эротические шутки. «Картины» в двух книгах дают нам представление об исторических портретах, ландшафтах, сценах охоты, жанровых сцен. Это произведение Филострат дает, судя по всему, как описание живописных картин из частных коллекций в Неаполе, или как примеры для занятий риторическим искусством. Из его эпиграмм сохранилась одна – на изображение раненого Телефа, сына Геракла и Авги, дочери аркадского царя Алея, брошенного своей матерью сразу после рождения. У Филострата есть ещё сочинение «О гимнастике», сохранившееся в отрывках, и небольшой сборник «Писем», дающий представление об эпохе, в которой жил и работал Филострат (авторство сомнительно). Филострат советовал начинающим авторам, чтобы «речь в письме казалась более изысканной, чем обычная речь, и более обычной, чем изысканная. Пусть украшением ей служит отсутствие прикрас». А когда говорил о Времени, то считал его неистребимым, ибо «всё стирается временем, но само время пребывает благодаря памяти нестареющим и неуничтожимым». ФОЙНИК (III в. до н.э.), поэт. Фойник (Феникс) из Колофона был одним из позднейших ямбических поэтов античной Греции, вместе с Парменоном из Византии, Гермием из Курия и Геродом Александрийским. Само слово «ямб» связывали с мифом о богине Деметре, которая в поисках пропавшей дочери Персефоны забрела ко двору элевсинского царя Келея. Там она находилась в глубокой печали, пока служанка Ямба своей грубой шуткой не заставила ее рассмеяться. Первоначально в греческой поэзии ямбический стих так и служил для выражения едкой насмешки и шутки. Позднее название ямба было перенесено на соответствующий сатирический жанр, используемый в диалогических частях драмы. Впоследствии ямбический стих, наиболее близкий к ритму обыкновенной разговорной речи, стал применяться и в стихотворениях иного содержания, особенно же в диалогических частях драмы. Это направление отразилось в области «веселой трагедии» – трагикомедии, нечто вроде фарса. Ее родоначальником является Ринтон, уроженец Сиракуз. Он использовал остроумие и шутки местного населения, создав на их основе комические сценки и пародии. Представителем этого направления был Сотад (начало III в. до н.э.), который подверг осмеянию египетского царя Птолемея II Филадельфа за его кровосмесительный брак с родной сестрой Арсиноей, и за это был зашит в мешок и брошен в море. Такое же направление нашло выражение “холиямбов”, т.е. хромых ямбов или сказонтов. Сохранилось несколько отрывков из сатирических произведений Феникса Колофонского, в которых он бичует алчность богачей. В духе народных песен написано стихотворение «Вороны», где представлен нищий, который бродит по улицам с «вещей» вороной и выпрашивает подарочки. В Греции в начале весны существовал обряд, когда мальчики носили по деревне ласточку, вырезанную из дерева, стучались в дома побогаче и пели: «Прилетела ласточка, принесла нам хорошую погоду и хорошие годы». Затем они просили гостинцев, а если не получали ничего, прибегали к угрозам. Феникс Колофонский использовал этот сельский обычай, сочинив такого же рода сатирическую песенку для мальчиков, несущих ворону: Подайте, люди добры, ячменя горстку Вороне нашей, аполлоновой дочке, Пшеницы миску, грошик иль кусок хлеба,— Чего кто хочет. Дайте, добрые люди, Вороне из того, что под рукой вашей. Она и соль возьмет, ворона соль любит. Кто даст сегодня соли горстку, тот завтра Кусок отломит сот медовых. Эй, малый, Дверь отвори! Уже услышал нас Плутос, Пусть девушка несет вороне смокв груду. О боги, дайте ей вы всяких благ вдосталь, Богатого пошлите, знатного мужа, — Пускай отец понянчит на руках внука, Пускай положит на колени мать внучку, — Пока же кормит пусть родных братьев. А я, куда б меня ни понесли ноги, Все подпеваю звонким Музам у двери, И давшим и не давшим я прошу блага. Всё, милые, чем закрома у вас полны, Дай, господин, и ты, невеста, дай тоже. (пер. Н. Т. Голинкевича) В своих стихах поэт осуждает богатых за то, что «многим богатства не приносят пользы; им следует лишь таким имуществом владеть, которым они могут разумно распорядиться»… По их вине «ныне многие честные и достойные люди вынуждены подыхать с голоду; а те, кто, как говорится, гроша ломаного не стоит, купаются в роскоши»… Но главное для поэта, что «они не прислушиваются к разумным речам, которые сделали бы их души мудрее и научили распознавать добро и справедливость», в связи с чем восклицает: «И если хорошенько вдуматься, то очень справедливо сказать: в голове у них одни только деревяшки да камни». ФОКИОН (402-318 гг. до н.э.), полководец. Фокион происходил из бедной афинской семьи, учился у Платона, дружил с Ксенофонтом, был большим поклонником Диогена из Синопа. По характеру и душевным свойствам, кроткий, человеколюбивый, он казался суровым и неприступным, из-за чего с ним не всегда решались заговаривать. В молодости служил у прославленного полководца Хабрия, отличился умением вести переговоры, после чего прослыл человеком, к мнению которого следует прислушаться. На фоне беспримерной лжи и лести, коими были насыщены речи многих афинских демагогов и ораторов, Фокион следил за собой, своим внутренним содержанием и порядком слов в своих речах, особенно, если давал какие обязательства. Следуя этому правилу, Фокион зря ничего не говорил, зато старался заключить много смысла и говорил кратко. Не обладая высоким ораторским талантом, он напоминал афинянам о присущих им недостатках, отступая от манеры политиков, выражая мысли сильно, иногда применяя грубое словцо. В этом искусстве он преуспел гораздо больше Демосфена, о котором говорили, как об ораторе «превосходнейшем». Но Фокиона признавали «сильнейшим», потому что он всегда говорил, что считал нужным, а не то, что от него ждали. Он говорил в Народном собрании: «Вы можете заставить меня сделать то, чего я бы не желал исполнить, но вы никогда не услышите от меня таких слов, каких я не хочу произносить». При своей непопулярности дерзкого оратора Фокион обладал чем-то неосязаемым, что непременно тянуло к нему людей. Когда говорил Фокион, его внимательно слушали, не перебивая и не перекрикивая, как это случается в Афинах с нерадивыми ораторами. Но после «возмущающих слух» речей Фокиона афиняне почти всегда злились на него, нередко угрожая судебной расправой. Он презирал богатство и всякую роскошь, заодно и своих современников, замеченных в излишествах, считая их недостойными называться свободными гражданами, эллинами. Его красноречие пытались купить враги афинян, среди них македонский царь Филипп II и Александр, его преемник на престоле – безрезультатно. Афиняне избирали его стратегом сорок пять раз, настолько был высок его общественный авторитет и вера в его полководческий талант. И это при несносном характере Фокиона и не скрываемом им презрении к толпе! Зато, когда Фокиона выбирали архонтом, он больше заботился не о развязывании войны, а о сохранении мира и спокойствия для афинян. Далекий от всяких идеальных порывов, благоговея только перед теорией полезного, он считал дисциплину и порядок под руководством сильного правителя наилучшей основой общественной жизни. Именно по этой причине ему не нравились демократические формы управления, в чём противостоял Демосфену. В надежде на оздоровление прогнивающего от крайностей демократии афинского общества, ему по духу стало близко македонское влияние в Греции. Он распознал в царе Филиппе, потом и в Александре новый тип властителя, угодного народу. Поэтому, когда Филипп, имея в виду его деловые качества, доверил ему управление покоренными Афинами, в надежде соединить опыт диктатуры Перикла, справедливость Аристида и мудрость Солона, он согласился. В своих политических симпатиях, в общении с друзьями и врагами Фокион был постоянен и честен. Но когда в Афинах узнали о неожиданной смерти Александра Македонского, сограждане напомнили Фокиону о его приверженности к «македонской партии». Фокиона покидали друзья – первый признак грядущей опасности, вскоре Народное собрание проголосовало за изгнание Фокиона и его единомышленников. «Афиняне! Я признаю себя виновным и за свое правление достоин смертной казни, если вы того желаете, – сказал он. – Но не совершайте ошибки с этими людьми, которых вы называете моими пособниками! Они виновны лишь в дружбе со мной. Тогда зачем хотите их умертвить?». Его призывы были напрасными; афиняне оказались глухи к жалости и благоразумию. Кто-то спросил Фокиона, что он завещает своему сыну; он ответил: «Я завещаю не питать злобы к афинянам». В тюрьме ему дали яд цикуты; оказалось, мало – яд не подействовал. Тюремщик сказал ему, что надо купить ещё, а денег нет. «Ужели в Афинах и умереть нельзя даром!» – воскликнул Фокион, и велел родственникам дать денег тюремщику… ФРАСИМАХ (V в. до н.э.), философ. Фрасимах был гражданином Халкедона, мегарской колонии в Вифинии* (зона Боспорского пролива). Биографических сведений о нем сохранилось мало, но, возможно, имя оказало влияние на его жизненную позицию, ибо «Фрасимах» означает с греч. «агрессивный воин». В одной из пьес за 427 г. до н.э. Аристофан упоминает о Фрасимахе как о преподавателе софистики в Афинах. Еврипид в трагедии «Телеф» тоже использует героя Фрасимаха, который говорит: «Должны ли мы, греки, стать рабами Архелая, варвара?». У Аристотеля в «Политике» некто Фрасимах участвует в свержении демократии в Кумах. Ещё раз Аристотель уделяет ему внимание в своей работе «О софистических опровержениях», в части искусства красноречия: «Ибо, как говорят, начало чего бы то ни было есть, пожалуй, важнейшая часть, а потому и самая трудная… Именно так это получилось с искусством красноречия и почти со всеми другими искусствами. В самом деле, те, кто изобрел то или другое начало искусства красноречия, продвинулись крайне мало. А те, кто ныне пользуется доброй славой, будучи преемниками многих продвигавшихся, как бы сменяя друг друга, приумножали таким именно образом: Тисий — после первых изобретателей, Фрасимах — после Тисия, Теодор — после него, и так многие внесли не малую долю в преуспеяние искусства красноречия, а потому нечего удивляться определенной полноте этого искусства»… Платон в диалоге «Федр» упоминает Фрасимаха как успешного ритора; в «Византийском словаре» подтверждается его статус риторического теоретика: «Софист из Халкедона в Вифинии открыл точку и двоеточие, ввёл современный вид риторики. Являлся учеником философа Платона и ритора Исократа. Написал рекомендательные речи, «Искусство риторики», «Средства риторики», – хотя утверждение об «ученичестве у Платона и Исократа» выглядит малоубедительным, хотя бы по годам жизни. Дионисий Галикарнасский восхваляет Фрасимаха за его риторическое умение, определяет его как «простого, тонкого и находчивого и способного в соответствии с желанием изъясняться как кратко, так и многословно». Был ли Фрасимах софистом или философом, трудно сейчас судить, поскольку даже следы его трудов отсутствуют. Но мы знаем, что софисты, в отличие от философов, «мудрых от природы и в большинстве своем бессеребренников», учились у многих из них риторике (красноречию) и эристике (искусству спора). И всё – во имя того, чтобы стать платными «учителями мудрости» для желающих блеснуть эрудицией: общественных деятелей, политиков и чиновников. К тому же Фрасимах относился очень уважительно к своей работе, придавая огромное значение слову: «Слово и умение владеть им жизненно важны для обустройства государства». Фрасимах должен быть благодарен Платону хотя бы за то, что он сделал его персонажем своего диалога «Государство»; и оттого мы сейчас имеем возможность размышлять об этом человеке. У Платона Фрасимах беседует с Сократом о справедливости и несправедливости: «Несправедливость, достаточно обширная, сильнее справедливости, в ней больше силы, свободы и властности, а справедливость – это то, что пригодно сильнейшему, несправедливость же целесообразна и пригодна сама по себе». Сократ вынуждает его признать, что существуют определённые нормы мудрого правления, когда «справедливость ставится за пределы пригодности сильнейшему»… И всё же Фрасимаха считают родоначальником греческой «философии нравственности», противоположной учению Платона. Он одобрял всякую власть, верил власти, говорит о пользе власти, которая все делает во имя справедливости. Это во имя справедливости, говорил он, власть издаёт новые законы, отличные от древних, «сообразные со своей пользою»; и тогда эти свои законы власть объявляет «самыми справедливыми», их нарушителей в виде подвластного народа эта власть наказывают, уже как «беззаконников и противников Правде». Вот такое циничное понятие о справедливости и власти имел Фрасимах, своеобразный проповедник господствующего класса: «Справедливое есть не что иное, как полезное для более сильного». Но, главное, в Греции того времени подобная нетрадиционная этика восхищала многих, особенно в сравнении народа со стадом домашних животных: «Овчары или волопасы заботятся о благе овец либо быков, кормят их и ходят за ними, имея в виду благо господ и свое собственное. Те же мысли в отношении подчиненным у самих правителей обществ – как бы отсюда извлечь свою пользу». ФУКИДИД (ок.460-400 гг. до н.э.), историк. Плутарх сообщает, что семья Фукидида, связанная по происхождению с Фракией, имела здесь богатые владения, в том числе золотосодержащие прииски. Это их имущественное состояние отражалось на влиянии не только среди фракийских вождей, но и вызывало уважительное отношение к ним афинян. Фукидид получил в Афинах прекраснейшее образование, слушал знаменитого оратора Антифонт и философ Анаксагора, учился у софистов Протагора и Горгия. На молодого Фукидида обратил внимание Перикл, правитель Афин, пригласивший его в своё окружение. В 424 г. до н.э. Спарта начала очередную войну с Афинами за гегемонию, политическое влияние. Афиняне срочно создавали ополчение из граждан, избирались военачальники-стратеги. Фукидид первым откликнулся на призыв вступить в войско, хотя не имел к военному искусству никаких особых навыков, тем более боевого опыта или командирского образования. Но ему, как богатому и очень ответственному человеку, поручили командование афинским флотом. Пытаясь отбить Амфиполь, Фукидид едва не погубил своё войско и корабли. На этом его военная карьера бесславно закончилась: по возвращению Фукидида ожидал скорый суд граждан. Народ посчитал его действия умышленно преступными, обвинил … в государственной измене. По афинским законам, если Фукидид соглашался с таким обвинением, он должен был добровольно отправиться в пожизненное изгнание. Если же решался защищаться, доказывая непричастность к нарушению законов, свою невиновность, тогда народные заседатели определяли дальнейшую его участь. Фукидид не стал искушать себя надеждами на благополучный исход своего дела, оставил Афины, привычные дела, круг знакомых и друзей, чтобы поселиться во Фракии в родовом имении Скапте Гиле. Здесь, вдали от суеты и общественно полезных забот, он начал писать «Историю Пелопоннесской войны», труд, сделавший его имя бессмертным. В изгнании Фукидид прожил двадцать лет, и почти всё это время он находился во Фракии, за исключением нескольких «вылазок» в другие города и страны, когда искал материал для своей книги. День за днём записывал знаменательные события братоубийственных, греков с греками, войн на Пелопоннесе. Делал он свое дело честно, беспристрастно излагая со стороны собственное восприятие военных событий, их губительных последствий на жизни людей. Он скрупулезно собирал сведения и документы о военных действиях враждующих сторон, вел переписку с участниками событий, солдатами и военачальниками, стараясь как можно реальнее представить картину сражений. Приглашал к себе в гости очевидцев, чтобы получить сведения «из первых рук», чтобы потом правдиво, как сам считал, излагать важнейшие события прошедших лет, желая передать своё отношение и близость к людям. Чтобы усилить впечатления, Фукидид посещал Македонию, Пелопоннес и Спарту, его встречали на юге Италии и в Сиракузах на Сицилии – везде, как историк, исследователь, а потом уже – как писатель. Когда срок изгнания Фукидида завершился, он возвращается в Афины, чтобы отредактировать записи, плоды своего изнурительного труда в изгнании. Книгу начинает словами: «Фукидид афинянин описывает войну пелопоннесцев с афинянами с самого её начала, полагая, что она будет важной и более достопамятной, чем всё ей предшествовавшее…». Осознавая груз ответственности за оценку событий, за историческую правду, он писал историю не для себя и не ради тщеславия. Фукидиду было уже семьдесят пять лет, поэтому он спешил, понимая, что может не успеть. И он всё не успел – записи остановились на событиях 411 г. до н.э. Но после публикации его труда историки Ксенофонт, Феопомп, Критипп и другие авторы, его современники, подхватили эстафету, продолжив историю греческих и греко-персидских войн с того времени, до которого довёл Фукидид. Своим литературным трудом Фукидид обращает внимание читателей на то, что «история как наука призвана служить уроком для человечества, поскольку все изложенное в книгах может произойти вновь». Он пишет: «Если мою Историю сочтут полезной те, что ищут точного знания о прошлом ради постижения будущего, которое в ходе человеческих дел походит на прошлое, пусть и не являясь точным его отображением, – я буду доволен. В конце концов, я написал свой труд не затем, чтобы удостовериться сиюминутной похвалы, но чтобы он стал достоянием веков». Судя по интересу до сих пор к его «Истории», Фукидиду это удалось… ХАРИЛЛ (IX в. до н.э.) царь. Харилл (Харикл, Харилай), по сведениям некоторых античных авторов, царствовал с 884 по 825 гг. до н.э. (или 874-811). Упоминание о Харилае встречается во всех жизнеописаниях Ликурга, легендарного царя Спарты. Считается, что Харилай – сын царя Полидекта, родившийся после его гибели на войне. Полидект – старший брат Ликурга. Ликург добросовестно управлялся с возложенными по закону обязанностями опекуна малолетнего Харилая и правителя Спарты, пока родственники со стороны матери Харилая не распространили злонамеренные слухи, будто он намеревается отравить младенца ради захвата власти. Не желая давать повод необоснованным обвинениям, Ликург с тяжелым сердцем оставил Спарту. Но когда прощался с близкими и друзьями, обещал вернуться, при условии, если Харилай сам этого захочет. Харилай вырос и стал царем; он, якобы, «прославился» тем, что во время войны с Тегеей попал в плен и был освобожден под обещание никогда не нападать на тегейцев. Харилай женился, у него родился сын, и тогда царь призвал своего дядю Ликурга в воспитатели для своего сына. Ликург согласился, тем более что в Дельфах ему был оракул: «Боги вручают Ликургу слабую Спарту, которая укрепится могуществом через законы»… А когда Харилай умер от неизлечимой болезни, жители Спарты, зная о дельфийском оракуле, пренебрегли обычаем престолонаследия, избрали Ликурга своим царём. Такова краткая история о Харилае: где правда, а где вымысел – трудно понять. Но главное для Харилая, он жил в то легендарно-историческое время, когда Ликург осуществлял свои знаменитые законодательные реформы, и, возможно, Харилай принимал участие в реформировании государственного устройства. Существует легенда, что незадолго до правления Ликурга в Спарте начались смуты, потому что богатые угнетали бедных, а цари не вмешивались. Народ был недоволен правителями, и часто дело доходило до открытых уличных столкновений. В одной из таких стычек был убит отец Ликурга. По древнему обычаю, власть перешла к старшему сыну Полидекту, брату Ликурга. Но Полидект вскоре скончался, не оставив наследника, и Ликург стал единственным наследником царского престола. Однако вскоре он узнал, что царица, жена его умершего брата, ждет ребенка. Ликург объявил, что если ребенок окажется мальчиком, он передаст ему престол, а сам, пока ребенок не вырастет, будет управлять государствам в качестве опекуна. Но вдова брата, оказывается, тайно любила Ликурга и хотела, чтобы он стал ее мужем. Уверенная, что Ликургу будет тяжело отказаться от царского достоинства, царица пообещала ему, что если он женится на ней, она убьет ребенка при рождении. Ликург не хотел власти, добытой таким путем, но, опасаясь за жизнь будущего ребенка, сделал видимость, что согласился. А во время родов Ликург отправил к ней преданных ему людей для того, чтобы они отняли младенца у матери сразу после рождения и принесли к нему. Так всё и случилось, и он положил при всех младенца на трон и сказал: «Вот ваш царь, спартанцы! Давайте назовем его Харилаем (Харилай – по-гречески, «любезный народу»), и пусть он правит нами на радость народа!». По Плутарху, Ликург, преследуемый царицей, матерью Харилая, за отвергнутую любовь, покинул Спарту и отправился путешествовать, прежде всего, на Крит, где изучил государственное устройство, перенесенное им затем на родину. Тем временем в Спарте, по древнему закону, одновременно с Харилаем, происходившим из рода Еврипонтидов, правил Архелай из рода Агидов. Оба ненавидели друг друга, каждый стремился к деспотии – единоличной, неограниченной власти. Вражда ослабляла государственный строй, в Спарте усилились раздоры и, пользуясь этим, вожди простого народа стремились свергнуть власть знати и установить демократию – «власть народа». Ликург, прежде всего, открылся планами своим друзьям из самых знатных семей, привлек на свою сторону еще многих граждан. Когда ему показалось, что наступил подходящий момент и число его приверженцев достаточно велико, он с вооруженными единомышленниками занял городскую площадь. Харилай, беспокоясь за свою жизнь, укрылся в храме Афины, но, убедившись, что ему ничего не угрожает, вышел из убежища и принял сторону Ликурга. В результате реформ Ликурга, оба царя сохранили свое значение только на войне, где обладали властью над жизнью и смертью воинов, граждан Спарты, а в мирное время государством управляли закон и органы демократической власти – Герусия из двадцати восемь пожизненно избираемых стариков, от шестидесяти лет, народных представителей. ХИЛОН (642-572 гг. до н.э.), мудрец. Хилон из Спарты, сын Дамагета, считался в Греции первым из великих «Семи мудрецов». Из уважения к мудрости Хилона, спартанцы избрали его одним из девяти правителей-эфоров, когда ему было, по крайней мере, семьдесят лет. В должности эфора Хилон проявил инициативу в реформировании спартанского общества, в результате возникла т.н. классическая модель спартанского полиса. По словам Диогена Лаэртского, Хилон сделал Совет эфоров равновеликим с царской властью, а порой, больше, поскольку эфоры в Спарте контролировали действия своих царей, привлекая их к суду за правонарушения и преступления. По инициативе Хилона был принят закон, по которому председательство в Народном собрании и в Герусии передавалась от царей к эфорам. По словам Ксенофонта, цари с тех пор ежемесячно клялись перед эфорами в верности гражданской общине. Принятие подобных мер способствовало выравниванию материальных положений аристократии и рядовых граждан, в корне изменяя образ жизни спартанского общества. Для организации Пелопоннесского союза во главе со Спартой нужна была сильная политическая воля её лидеров. Эфор Хилон, как полагают некоторые исследователи, впервые сформулировал и начал проводить в жизнь новую для Спарты внешнюю политику. Его считают создателем системы косвенного контроля над союзными городами Пелопоннеса, что немедленно принесло успех спартанцам в Аркадии. Он убедил сограждан заняться поисками останков своих предков, ахейских героев, разбросанных в захоронениях Пелопоннеса, чтобы переместить их в Спарту. Такими и иными подобными мерами возрождался дух спартанских воинов, любовь к родине. Согласно Геродоту, в середине VI в. дельфийская прорицательница Пифия посоветовала спартанцам для победы над тегейцами перенести из Тегея в Спарту останки Ореста, сына Агамемнона. Как оказалось, перенос и захоронение в Спарте костей Ореста дало спартанцам важное моральное преимущество над противником. Известен также случай переноса останков Тисамена, сына Ореста из Ахайи в Спарту. Спартанцы надеялись, что, овладев останками Тисамена, они получат моральное право претендовать на северный Пелопоннес как законные наследники ахейских царей и героев. Геродот упоминает Хилона в своей «Истории» как политика и философа, мудреца, славящегося своей проницательностью. Хилон не только сам участвовал в изгнании местных тиранов из общин Лакедемона, но ещё закладывал основы спартанской политики, цель которой заключалась в усилении влияния Спарты среди городов Греции. Одним из важных для этого инструментов было предложение посредничества в уничтожении тиранических режимов по всей Греции. В результате появился привлекательный образ Спарты как законной наследницы славы ахейских предков и защитницы дорийской аристократии от тирании. Во всяком случае, Хилону удалось надолго закрепить за Спартой пример достойных тираноборцев. И если в Спарте проводились ещё какие полезные для гражданского общества акции, то участие в них мудреца Хилона несомненно. У Платона Хилон из Спарты – один из «Семи великих мудрецов Эллады»; историк Павсаний напоминает о нём, как о греческом мудреце, чьи полезные высказывания написаны в притворе храма в Дельфах. Как бы то ни было, фигура Хилона в Древней Греции была настолько значительной, что он после смерти почитался как герой и имел в Спарте свое святилище, подобно Ликургу. Умер Хилон, как утверждали его современники, в Олимпии во время состязаний атлетов, «приветствуя своего сына после победы в кулачном бою, от избытка радости и от старческого слабосилия;… И все, кто был на празднествах, с честью предали его земле». Диоген Лаэртский приводит эпиграмму, помещенную на изваянии Хилона: Благодаренье тебе, Полидевк светоносный, за то, что Сын Хилона стяжал славу в кулачной борьбе! Умер счастливый отец, на дитя-победителя глядя: Надо ли плакать о нем? Мне бы подобную смерть! А на изваянии его написано вот что: Этого мужа взрастила себе копьеносная Спарта – Был из семи мудрецов в мудрости первым Хилон. Изречение его было: «За порукой – расплата. ХРИСИПП (ок.280-205 гг. до н. э.), философ. Хрисипп из Сол (Киликия) в молодости учился в Афинах у стоика Клеанфа, позже познакомился с учением Зенона Китионского, стал его верным последователем. Слушал курсы у Аркесилая и Лакида из Афинской академии Платона. После смерти Клеанфа Хрисипп принял на себя руководство его школой, критически переосмысливая устоявшуюся систему обучения. Стоик Гекатон с Родоса, ученик Панетия, говорил, что «к философии Хрисипп пришел оттого, что наследственное его имущество отобрали в царскую казну». Судя по всему, Хрисипп был человеком надменным, потому что «среди стольких своих сочинений он ни одного не посвятил, ни одному из царей», – так говорит Деметрий в «Соименниках». Когда египетский царь Птолемей обратился с просьбой приехать к нему, Хрисипп уклонился. «Зато двух сыновей своей сестры, Аристокреонта и Филократа, он вызвал к себе и воспитал при себе»… По свидетельству Диогена Лаэртского, Хрисипп имел необычайную работоспособность – «писал по пятьсот строк в день» – написал свыше семисот философских сочинений, из которых более трехсот посвящено логике. Известны названия и содержание некоторых логических работ: «О суждениях», «О возможном», «О повелениях», «О сказуемых», «Об именах собственных», «О софизме», «Об элементах речи и слов», «Введения к двусмысленностям», «Пособия по рассуждениям и оборотам», «Об умозаключении и связанной или связанных посылках», «Предположительные рассуждения в теоремах», «О диалектических неразрешимостях» и др. Друзья и критики Хрисиппа не раз шутили по поводу литературной плодовитости Хрисиппа, говоря, что «он умножал свои сочинения тем, что по нескольку раз обрабатывал одно и то же, писал обо всем, что попадется, многократно поправлял сам себя и подкреплял себя множеством выписок». Ни одно из сочинений не сохранилось, лишь фрагменты и чужие комментарии. Аполлодор Афинский в «Собрании учений» язвит по этому поводу: «Если бы из книг Хрисиппа изъять все, что он повыписывал из других, у него остались бы одни пустые страницы!». Хрисипп делил философию на три вида: логику, физику и этику, сравнивая философию с плодоносным полем, где ограда вокруг соответствовала логике, земля и деревья — физике, а урожай — этике. Хрисипп объясняет сущее в мире наличием «движения внутрь и наружу — движение, присущее только логосу…; именно таким специфическим движением обеспечивается единство космоса, т.к. в его результате происходит экспансия мельчайших количеств вещества в область более крупных количеств, вследствие чего любое место, занимаемое каждым из них, занимается ими вместе». По словам современников, «если бы боги занимались диалектикой, они бы занимались диалектикой по Хрисиппу». Современники порицали Хрисиппа за сочинение «О древних философах природы», в котором он «выдумывает гадости про Геру и Зевса и целых шестьсот строк пишет такое, чего никому не повторить, не замарав рта». Хотя труд этот не упоминают даже составители списков его книг, ибо нет ее ни у Полемона, ни у Гипсикрата, ни даже у Антигона, – «так что эта история выдумана им самим». А в сочинении «О государстве» он «дозволяет сожительствовать и с матерями, и с дочерьми, и с сыновьями»; то же самое пишет в книге «О вещах, которые сами по себе не предпочтительны». А в книге «О справедливости» даже «повелевает поедать покойников». И вот в книге «О средствах к жизни» Хрисипп размышляет, нужны ли мудрецу средства для существования: По поводу смерти Хрисиппа существует несколько версий. По свидетельству Гермиппа, он вел занятия в Одеоне, после чего один из учеников позвал его отобедать; выпив неразбавленного водой вина, что редко делали эллины. Хрисипп сразу почувствовал головокружение, дома слег и на пятый день расстался с жизнью, «семидесяти трех лет от роду». Иные свидетельства утверждают, будто умер он «закатился смехом и испустил дух»: он увидел, как осел сожрал смоквы, предназначенные ему на обед; крикнул старухе-служанке, что теперь ослу следует, по логике вещей, дать вина из его кувшина, промыть глотку. В Афинах на агоре, городской площади, поставили статую Хрисиппа с лошадью. Поскольку «телом он был тщедушен», Карнеад называл Хрисиппа не иначе, как «Крипсгиппом», что означало «спрятанный за лошадью» – это имелся в виду его памятник в Афинах, где тело было почти все заслонено соседней конной статуей. В Солах долго выпускали монеты с изображением своего знаменитого земляка. ЭЗОП (VI в. до н.э.), баснописец. История жизни Эзопа, известного в античности баснописца, полна неординарных событий. Отсюда не существует ни одной его правдоподобной биографии. Многие современники Эзопа свидетельствовали, будто он был, или калека, или необычайно уродлив и еще с детства немым. В рабство попал молодым – захвачен на море пиратами, привезен в Грецию из Египта. Геродот не сомневался, что Эзоп был родом из Фригии (М.Азия), другие авторы утверждали, что он фракиец с Балкан. На Самосском рынке рабов Эзопу с его неказистой внешностью была уготована судьба – гнить в рудниках. Есть легенда, будто он, зная цену своему уму, сам стал искать будущего хозяина, выкрикивая о своих достоинствах; им оказался местный философ Ксанф, который пришел, чтобы купить красивого молодого раба для домашнего хозяйства. Эзоп окликнул его и сказал: «Смотри не на вид мой, а на ум! Не всегда ведь тот дурак, у кого лицо неказистое!». Как оказалось, новый хозяин Эзопа не прогадал, хотя жена была в ярости, увидев обличье Эзопа. Но Ксанф имел в городе собственную философскую школу, и очень нуждался в грамотном помощнике. У Эзопа за неказистым видом и необычной словоохотливостью скрывались замечательные качества мудреца, присущие не подневольному человеку, а свободнорожденному эллину! Вскоре, действительно, Эзоп, замечая, как Ксанф тяготится своими обязанностями наставника молодых философов, стал незаменимым ему помощником. Он нередко предлагал хозяину свои советы, ненавязчиво внушая нравоучения, а хозяин не гнушался принимать от раба подобные «подарки», без стеснения выдавая их за свои философские мысли. В этом Эзоп находил лишь развлечение для своего оригинального ума, стараясь облегчить своё пребывание в доме Ксанфа всеми доступными средствами. Эзоп не ограничивался только делами своего хозяина. Он охотно помогал каждому, кто обращался к нему за советом и разъяснением какого-нибудь дела. Умел толковать знамения богов и сновидения, чем предотвратил немало бед. Иногда Эзопу выпадало присутствовать в диспутах серьезных мужей самосских, в которых участвовал Ксанф, и тот нередко побеждал, когда раб, невзначай, шептал ему на ухо дельную подсказку. Вскоре о мудрости Эзопа узнала вся Греция. На остров приезжали жители других городов только для того, чтобы увидеть или услышать веселого мудреца. Самосцы устыдились, что их знаменитость заключена в оковы позорного рабства, и решили сообща купить для него свободу. Как ни упирался Ксанф, ему пришлось дать вольную Эзопу. А получив свободу, Эзоп, наконец, в полной мере познал славу народного мудреца. Его язвительные экспромты, философские притчи и злободневные побасенки вслед за самосцами вскоре повторяли во всех греческих городах – «бедняки смеялись над богачами, умные над дураками, добро торжествовало над жадностью и злом». Обязанности свободного человека заставили Эзопа включиться в общественную деятельность и даже заняться политикой. Однажды он даже взялся за посольство к лидийскому царю Крезу, который вознамерился захватить Самос. Эзоп побывал в Сардах у Креза, который остался доволен встречей с мудрым и веселым человеком, отказавшись от своих захватнических замыслов. У Эзопа была давнишняя мечта — побывать в Египте и Вавилоне, ознакомиться с жизнью греков в других городах. Благодарные самосцы собрали ему необходимые средства, и Эзоп отправился в путешествие, из которого уже не вернулся. Эзоп оказался в Дельфах, священном центре Эллады, где от близости к богу трепетали сердца греческих паломников. В Дельфах Эзоп, упиваясь славой общепризнанного мудреца и непревзойденного спорщика, немного «забылся». Свобода, недавно обретенная рабом, пьянила его, оттого он вскоре совершил непоправимую ошибку, которая, увы, стоила ему жизни. Он стал осуждать богачей и знатных людей, и даже жрецов, этих «неприкасаемых», убеждая их правильно распорядиться «неправедно нажитым добром». Последней каплей, переполнившую чашу терпения местных жителей и жреческого сословия, стал случай, когда Эзоп неосторожно высказался по поводу древних дельфийских устоев, обвинив их чуть ли не в том, что они – предки рабов. И жрецы, задумавшись, как искоренить злонамеренные слухи, придумали подлость… Эзопа обвинили в краже золотой чаши из храма Аполлона, жертвенного дара – кощунство, караемое смертью! Эзоп понимал, что чашу ему подложили, но доказать этого на суде не смог. Когда исполнитель казни подошел к нему, чтобы столкнуть со скалы, Эзоп сам шагнул в Вечность… ЭМПЕДОКЛ (ок.490-430 гг. до н.э.), философ. Эмпедокл из Акраганта (Сицилия) имел возможность стать царем, но отказался, ссылаясь на занятость философией. Говорят. «Что мне один город Акрагант, – сказал он, – по сравнению с беспредельным эллинским миром!». Юный Эмпедокл был членом «пифагорейского братства», но нарушил священный обет молчания, переложив в стихи некоторые тайные положения учения, и был изгнан. Тем не менее, любовь к Пифагору он сохранил на всю жизнь, даже копировал, но делал это с особым блеском, «расхаживая, облаченный в пурпур и багряницу, щеголяя расшитым золотом поясом и дельфийским венцом на голове. На ногах он всегда носил диковинные сандалии на высоком медном каблуке с огромной пряжкой… Длинновласый, всюду сопровождаемый служителями, он был сумрачен, возвышен и всегда одинаков в своих манерах. Эпаминонду оказались близки мысли Пифагора о переселении душ. Претендуя на роль бога, оказавшегося волею случая среди людей, Эмпедокл, как утверждали очевидцы, «лечил болезни и защищал от старости», «прекращал неутомимые ветры, которые налетали на землю и губили урожаи своим дыханием» или, наоборот, «наводил ветры возмездия» или «проливал благодатные дожди, прекращая летние засухи» и, наконец, «возвращал из Аида умершего человека»… Он не лечил лекарствами, только «Словом», на самом деле часто избавляя немощных и больных от недугов. Людям же он говорил: «А я — уже не человек, но бессмертный бог для вас». Обладая природным красноречием, Эмпедокл открыл основы риторики; по словам Аристотеля, научил Горгия, который потом «торговал обретенными знаниями». Проявив познания ученого, Эмпедокл по просьбе граждан Акраганта «осушил сильно заболоченную долину реки Селинунта, гнилой воздух которой грозил горожанам болезнями». Неутомимый в выдумках философ посоветовал жителям Акраганта построить поперек ущелья высокую каменную стену, «чтобы гнилые ветры не влияли на состояние воздуха». По другим сведениям, он посоветовал пробить в скале тоннель, открывший свежему воздуху доступ свежему воздуху в город. Сделав, как он сказал, люди действительно забыли о многих своих болезнях. Когда сильный ветер угрожал урожаю на полях, Эмпедокл заставил натянуть по краю поля шкуры на жердях, что позволило изменить направление ветра. Подобно Пифагору, Эмпедокл прославился как пророк и чудотворец, однажды в драке предотвратил кровопролитие, когда один юноша хотел отомстить виновнику смерти своего отца: «Эмпедокл заиграл на лире умиротворяющую мелодию, и юноша успокоился». Он чудесным образом, «оживил мертвую женщину» — скорее всего, вывел из летаргического сна больную, проспавшую тридцать дней «без дыхания и пульса». Умелый врач и пытливый наблюдатель природных явлений, Эмпедокл сочинил стихотворные философские трактаты, поэмы «О природе» и «Очищения», «Врачебное дело». Помимо, сочинил около пяти тысяч стихотворений на разные темы. Он является автором гимнов Аполлону, и все это интеллектуальное богатство принадлежит одному человеку — философу Эмпедоклу из Акраганта! Философ жил в постоянном поиске сути вещей и проблем, жалуясь, что «мы ничего не чувствуем и ничего не видим, а все вещи сокрыты для нас, нет ни одной, о которой мы в состоянии были бы установить — «что она такое?». Исходя из взгляда, что мировой процесс есть не что иное, как сменяющееся в вечных ритмах формы смешения и разделения, Эмпедокл заключает, что «в мире ничто не возникает и ничто не исчезает». Только в XIX веке это его знание обретет известную всем формулу «всеобщего закона сохранения энергии»: «Энергия не возникает из ничего и не исчезает бесследно, но что все процессы изменения суть формы превращения энергии». Он хотел быть неповторимым и гениальным во всем, и даже смерть свою Эмпедокл, говорили, придумал сам — эффектную и загадочную… По поводу его смерти есть несколько легендарных версий, каждая из них могла быть правдой: упал нечаянно в море и захлебнулся; в результате помутнения разума, повесился дома на потолочном крюке; на городском празднике свалился с колесницы, сломал правую ногу и оттого умер. Но самая распространенная версия – история с огнедышащим вулканом Этна. Эмпедокл любил посещать этот вулкан. Вот и в этот день, покинув пирушку, он в одиночестве отправился ночью отправился к вулкану, — ему казалось, что рядом с ним он становится ближе к богам… «Чтобы постичь Вечность», он, скорее всего, по собственной воле бросился в пасть вулкана, как и обещал друзьям… ЭПАМИНОНД (418-362 гг. до н.э.), полководец. Эпаминонд родился в Фивах (Беотия) в обедневшей знатной семье. В юности познакомился с бродячим философом Лисисом из Тарента, неистовым последователем Пифагора, от которого почерпнул строгую мораль, добродетель и прочие этические заповеди; он настолько любил правду, что не допускал лжи даже в шутку. Увлечение пифагорейством дало ему направление мыслей и действий, возможность быстро находить правильное решение в любой ситуации. Он неистово укреплял тело физическими упражнениями, с усердием обучался искусному владению оружием и военной выучке. Высшей идеей жизни Эпаминонда стало самопожертвование ради отечества; заметив эти качества, фивяне избрали его на высшую полководческую должность беотарха. Ему поручили создать боеспособное войско из молодых людей, обучив их военной выучке и способности переносить походные тяготы и побеждать врага. Вначале были учения, потом боевые походы и первые победы Эпаминонда. Ему поручали вести сложные политические переговоры со Спартой, яростным противником возвышения Фив; он справлялся и на этом поприще. Но однажды Эпаминонд вернулся из Спарты, не договорившись, после чего спартанцы начали готовиться к войне. Сограждане несправедливо обвинили его в превышении полномочий, нанесение вреда интересам Фив, судили и отправили в отставку. Но когда царь Спарты Клеомброт повёл войско на Фивы (371 г. до н.э.), фивяне вновь обратились к Эпаминонду, поручив защиту города. Несмотря на возражения других военачальников, желающих отсиживаться за крепкими стенами, он вывел войско за двенадцать километров, встретив Клеомброта у Левктр. Здесь Эпаминонд умело расположил наличные у него силы, значительно уступавшие спартанским, и блестящим маневром и даже хитростью разбил врага. Клеомброт с остатком войска бежал в Спарту, где ему пришлось оправдываться перед судьями-эфорами: «Эпаминонд украл у меня победу, потому что действовал не по правилам!». Фивы ликовали, восхищаясь мужеством своих воинов, шумно чествовали Эпаминонда. Поверив в его полководческий гений, союзники Фив предложили ему принять командование над объединенным войском, выступающим против Спарты и её союзников на Пелопоннесе. Последующие за этим победы Эпаминонда и присоединение к военному Беотийскому союзу новых городов обеспечили фиванское влияние в значительной части Греции. Затем последовал ряд других сражений, выигранных Эпаминондом, и даже чуть ли не пала сама Спарта, оставленная на время войны без своего войска. Но когда армия Эпаминонда подошла к городу, и навстречу вышли около трехсот стариков, женщин и больных воинов, готовых умереть в последнем бою, полководец сказал: «В город не входить! Эпаминонд не воюет со стариками и женщинами!». В Фивах Эпаминонда и его военачальников ожидал… суд по обвинению в превышении должностных полномочий. Оказывается, они ещё четыре месяца назад должны были сложить с себя полномочия и ожидать новых назначений – таков закон! На суде Эпаминонд взял всю ответственность на себя, сказав, что подчиненные ему военачальники действовали по его приказам, и не должны нести ответственность, а он не мог оставить армию, когда ещё велись боевые действия. Он просил судей взвесить на весах своего правосудия, с одной стороны, вину его должностные нарушения и, с другой стороны, заслуги, которые он имеет во имя могущества Фив, свободы и благополучия фивян. Эпаминонда на суде оправдали, но опять отправили в отставку. Тем временем Спарта оправилась от позора поражения в предыдущей войне, призвала в свои ряды новых союзников и даже Афины, своего вечного противника. Было знаменитое сражение у Мантинеи (362 го до н.э.), где фивяне под командованием Эпаминонда были опять в меньшинстве. Эпаминонд и на этот раз проявил смекалку, удачно расставил своих воинов, чтобы они могли не только противостоять врагу, но и совершать маневры и нападать. Применил хитрую тактику, неожиданную для врага. Все произошло так, как предполагал фиванский полководец. Уже был заметен перевес в пользу фивян, спартанцы дрогнули, но тут был смертельно ранен Эпаминонд. Спартанцы понесли огромные потери и готовы были отступить, и только гибель Эпаминонда спасла их от второго, после Левктр, позорного разгрома. Оба войска разошлись без окончательного результата. Но с тех пор Спарта никогда уже не угрожала Фивам. Фивяне потом ещё не раз организовывали военные действия против своих врагов, но полководца Эпаминонда у них уже не было; с его смертью стало угасать и величие Фив. В 335 году до н.э. Грецию потрясла страшная весть: Александр Македонский захватил и разрушил город Эпаминонда до основания. ЭПИКТЕТ (ок.50-138 гг.), философ. В Древней Греции Эпиктета считали своим, национальным философом, в Риме – римлянином — ведь с умными людьми приятно родниться! Ни то, ни другое; Эпиктет (с греч. «Приобретенный») родился в Пераполе (Фригия), он сын рабыни, считался рабом. Вместе с семьей он переходил от одних хозяев к другим, пока не попал в дом Эпафродита, могущественного вольноотпущенника императора Нерона. Сам бывший раб, Эпафродит, пораженный способностями мальчика, дал ему достойное образование и затем свободу. Эпиктет с детства не отличался крепким здоровьем, хромал – результат жестокого отношения к рабу прежних хозяев, – но обладал стойкостью и независимостью духа, что позволило ему дожить до старости. Эпафродит позволил Эпиктету посещать лекции модного римского философа Музония Руфа, под влиянием которого юноша увлекся учением стоиков. Через несколько лет Эпиктет уже сам преподавал философию в частной школе Рима, по отзывам, довольно успешно. потому что, когда император Домициан начал компанию по изгнанию из Империи «философской ереси» вместе с её носителями, в числе беглецов оказался и Эпиктет. Он поселился в Никополе на Истре, в городе с отчетливо выраженной греческой культурой, где проживали фракийцы, греки, римляне. Здесь открыл свою школу. Его учеником Арриан из Никомедии, будущий наместник римской провинции Каппадокия; он записал речи Эпиктета, воспользовавшись новым методом записи – стенографическими знаками. Сам Эпиктет ничего не писал, излагая свои мысли устно, в подражание Сократу, поэтому человечество благодарно Арриану за его «ученический» реферат в четырех книгах под названием «Беседы», посвященные Эпиктету. Под именем Эпиктета сохранилось ещё «Руководство по этике», как запись рассуждений Эпиктета, выполненная кем-то из учеников. Хотя Эпиктет имел много знатных и богатых учеников, однако вел скромный образ жизнь. Он не женился, считая семью отвлечением от философии, которая «достойнее двух-трех ребятишек»; но приютил подкидыша, взяв женщину в дом для ухода за младенцем. Философ полагал, что основная задача философии — «научить различать то, что в силах человека сделать что-либо полезное, и что человеку не по силам». Учение Эпиктета составляет часть философской мысли периода т. н. «римского стоицизма», в которой господствовали Сенека и Марк Аврелий, носители особой моралистической направленности. Эпиктет тоже полагал, что философия есть лекарство, необходимое для исцеления больной души, а школа философа — лечебница; «больна же всякая душа, которая сама не может разобраться, в чем добро и зло, что такое прекрасное и постыдное, в чем счастье, что следует делать». Философия Эпиктета подчиняет чувства разуму, рассматривает и устанавливает мерки, которыми измеряются причины человеческих разногласий. Пользоваться же познанным в обыденной жизни — дело человека добродетельного! Эпиктет настойчиво подчеркивает необходимость добродетельного воспитания человека, призывая его к смирению, снисходительности, терпимости, совестливости, освобождаться от страха, скорби и прочих страстей. «Недостаточно просто знать, – говорит он, – нужно поступать в соответствии со своим знанием», что отличает его от многих философов своего времени. У него философия состоит не в чтении книг о мудрости, «она означает неустанное упражнение в практической мудрости». Это положение не требует от человека затворничества, ибо «хороший человек обязательно будет участвовать в делах государства». Необходимость перемены образа жизни от худшего к лучшему у Эпиктета обусловлено стремлением «явить себя чистым перед богом», которому мудрец должен быть благодарным за все, что с ним происходит. Человек получил от бога жизнь и должен возвратить ее спокойно, «сообразовав свою волю с ходом вещей». Величие человеческого духа у Эпиктета проявляется в возможности быть счастливым в скорбях этой жизни, живя свободно в этом мире по разуму, совести и вере. Однажды Эпиктет встретил человека, который, как тот говорил, занимается философией и вообще любит и интересуется многими подобного рода науками. Но Эпиктету он показался ему одним из тех, кто заботился обо всем, кроме своего нравственного совершенствования. Эпиктет стал громко укорять человека: «И куда кладешь ты это? Посмотри сначала, чиста ли твоя посуда: если ты кладешь философию в глупые мечтания, она пропадет и, когда сгниет, превратится в едкую мочу или во что-нибудь еще худшее!»… ЭПИКУР (342-271 гг. до н.э.), философ. Эпикур родился на Самосе в семье афинских переселенцев. В юности увлекся философией и отправился в Теос (Иония), где слушал лекции знаменитого Навсифана, ученика Демокрита. Демокрит, затем Платон стали его кумирами, он увлекался модными течениями в философии, познал скептицизм Пиррона, но, как говорил позднее сам, «у Аристиппа я научился мудрости удовольствий, у Сократа — удовольствию от мудрости»… В восемнадцатилетнем возрасте Эпикур появился в Афинах, чтобы посещать платоновскую Академию, которой руководил Ксенократ. Ещё с молодости Эпикур испытывал боли в желудке, в мочевом пузыре у него появились камни, — болезни по тем временам неизлечимые, что приносило ему невообразимые страдания. Он стойко держался, терпя муки, пытаясь «жить философией, приспосабливаясь к собственным страданиям и при этом оставаться счастливым». Его всегда окружали друзья, общение с которыми облегчало недуги, они сочувствовали ему, душевно поддерживали… Наконец, у Эпикура появился интерес к преподаванию, он захотел убедить себя, что и очень больному человеку доступны радости и увлечения. Заодно, хотел научить «жить правильно» и других, своих учеников. Эпикур много путешествовал – Колофон (М.Азия), Митилены (310 г. до н.э.) на Лесбосе, где он основал школу; перебрался в Лампсак на Геллеспонте (Дарданеллы), где также появилась его школа. В 306 году тридцатипятилетний Эпикур переселяется в Афины, где создал школу под романтическим названием «Сад». Здесь он буквально наслаждался чувством первооткрывателя «эликсира счастья», которым щедро делился с любым приверженцем своего учения. Тридцать шесть лет учил в своем «Саду» Эпикур «блаженствовать, страдая», находясь в поиске пути к совершенному счастью человека и, как ему казалось, нашел его, предлагая человеку освободиться от страха перед богами. А раз так, то и не должно быть страха перед смертью; не сама смерть причиняет страдания, а сознание того, что она придет, ее тревожное ожидание. Но если она сама по себе не страшна, почему должна быть страшна мысль о ее приходе?» Эпикур разрешал посещать свои лекции женщинам и рабам, к нему в школу за советами приходили и знатные гетеры, и портовые проститутки. Известно, что его собственный раб по имени Мис стал его верным учеником, и гетера Леонтия тоже, к тому же – любовницей. Она, видимо, тоже была счастлива от общения с ним, родила дочь, написала несколько книг философского содержания, не связанной с ее бывшей профессией. Эпикур написал более трехсот сочинений, затрагивающих живую природу в целом и атомистику, в частности. Темой философских изысканий и рассуждений Эпикура были боги, образ жизни человека, болезни, настроения и пороки человеческие. Этика, по его представлению, должна указывать путь к счастливой жизни. Но высшее счастье, «которое доступно», Эпикур видел в общении с друзьями. «Познать жизнь может только мудрец», – говорил Эпикур, предлагая подняться выше суеты. Он хотел прожить спокойную старость в окружении близких друзей, любимых женщин, видя даже в старости «обитель человеческого счастья». А ученики Эпикура смотрели на него, как на живого бога, после смерти сделали его учение догмой, почти религией. Эпикура замучили физические страдания — это понятно из его последнего письма к другу Идоменею: «Писал я это тебе в блаженный мой и последний мой день. Боли мои от поноса и от мочеиспускания уже так велики, что больше стать не могут; но во всем им противостоит душевная моя радость при воспоминании о беседах, которые были между нами. И по тому, как с малых лет относился ты ко мне и к философии, подобает тебе принять на себя заботу и о Метродоровых детях». После очередного сильнейшего приступа семидесятидвухлетний философ лег в медную ванну, наполненную горячей водой, и затребовал неразбавленного вина. Выпил много, попросил еще, и еще выпил и… пожелал расстроенным друзьям не забывать его. Время спустя, со счастливой улыбкой ушел в иной мир, который выстроил в собственных философских думах… Вот строки одного из его учеников: «В жаркую лег он купальню и чистым вином опьянился, и через это вошел в вечно холодный Аид»… Говорили, что на прощание философ сказал друзьям: «Никогда не хотел я нравиться народу – ведь народ не любит того, что я знаю, а я не знаю того, что любит народ». ЭПИМЕНИД (VI в. до н.э.), мудрец. Эпименид был родом из Кносса (Крит), имел отношение к энтузиастическому* (энтузиазм – из практики мистерий, божественное вдохновение, исступление, восторг; упоение, сильное воодушевление, душевный подъем) культу Зевса, в результате чего обладал сокровенной жреческой мудростью и таинственной чудотворной силой. Существует легенда, будто его, когда он был мальчиком, отец отправил на поиски пропавшей овцы; устал, заснул под деревом, проснулся под вечер и вернулся домой, без овцы. А в доме, который почему-то немного изменился, живут незнакомые люди – ни родных, ни знакомых! Когда он назвал своё имя, люди сказали ему, что здесь действительно жил такой мальчик, но он пропал … пятьдесят лет назад! И родители его давно умерли, только жив еще младший брат. Мальчик разыскал своего брата, сильно постаревшего, рассказал о себе, – и слух о том чуде мигом разнесся по округе. Все заговорили об Эпимениде, как о любимце богов. А потом Эпименид стал взрослеть, как обычно, по своим годам. Эпименид позже рассказывал, что во время чудесного сна он «видел богов, общался с богиней Истины и Правды». У него проявились многие чудесные способности, в том числе целительные и поэтические. Он сочинил эпическую поэму «Теогонию» («О происхождении богов») и поэтическое повествование о легендарном путешествии Ясона в Колхиду на корабле «Арго», также поэму «Происхождение куретов и корибантов» и прозу – «О жертвоприношениях в критском государственном устройстве» и «О Миносе и Радаманфе». Ему принадлежат множество «изречений оракула» и «умилостивительные песнопения». Известно, что афинский законодатель Солон, интересуясь государственным устройством Критского царства времен царя Миноса, общался с Эпименидом. За Эпименидом числятся дела, связанные с «очисткой Афин от скверны убийств» (596 г. до н.э.), устранение моровой болезни и чудесное исцеление афинского народа, дав повод утвердить дружественные отношения между Кноссом и Афинами. В Афинах Эпименид основал храм Благих Богинь и воздвиг жертвенник с надписью: «Неведомому Богу», о котором упоминал апостол Павел в «Деяниях святых апостолов». Подобным образом им был очищен Делос, куда призвали старца жители острова. А когда Эпименид вернулся на Крит, критяне приносили в его честь жертвы, как живому богу. Некоторые уверяли, что он никогда не спал, а досужее время проводил, собирая зелья. Говорили, что после возвращения на родину Эпименид вскоре умер, – «а исполнилось ему тогда сто пятьдесят семь лет».. А критяне говорили, что прожил Эпименид «триста лет без одного года». Существует легенда о т.н. «коже Эпименида», испещренной древними письменами, прочесть которые удалось только в настоящее время. Удивительно, но до нашего времени, говорят, сохранилась одна такая часть его тела, и находится она в «Философском Подвале», больше известном под названием «Сократовская пещера»: «это самый обильный источник изречений древних философов, когда либо записанных, да еще таким необычным способом». Считается, что Эпименид, встречаясь со многими мудрецами, причем «из разных времен, как прошлых, так и будущих», брал с них во время этих встреч «автографы», которые записывались прямо на его тело острой иглой. Татуировка? Среди философов Эпименид известен высказыванием, который, как оказалось, потряс многих мудрецов: ему приписывается стих «О лживости критян»: «Если кто лжет, и сам утверждает, что лжет, то лжет ли он в этом случае или говорит правду?». Это изречение получило в истории философии название «парадокс лгущего критянина». Хрисипп по поводу одной лишь этой фразы написал три книги! Говорили, что Фалес Косский не смог решить этот парадокс и, с отчаяния, покончил с собой! Другой философ, Диодор Крон, отказался от пищи, дав обет, пока не решит парадокс Эпименида, – и вскоре умер от голода! Парадокс привлекателен тем, что «если все критяне лгут, то ложно и утверждение самого Эпименида». Самым существенным является для решения парадокса, как раз, определение того, «может ли лгун, то есть тот, кто лжёт, сказать, говорить истину». Человек лжёт, когда говорит неправду, зная об этом, но он не является лгуном, говоря правду, истину. Иначе, единожды солгав в жизни, человек становится лжецом на всё последующее время, даже если он больше ни разу не солжёт. Этот момент является ключевым для решения его парадокса. Эпименид, сказав однажды, что «все критяне лгут», не имел в виду, что все критяне всегда лгут. Это и является ключом к решению его знаменитого парадокса. ЭПИХАРМ (VI -V в. до н.э.), комедиограф. Эпихарм родился на о.Кос (Сицилия), в младенческом возрасте родители увезли его в Мегары; в результате войны Мегары были разрушены, и родители перебрались на Сицилию, в Сиракузы (484 г. до н.э.). Поэтому основная деятельность Эпихарма как комедийного поэта- комедиографа прошла в Сиракузах, за что его иногда называли Эпихарм Сикул*, т.е. Сицилиец (с греч. Сицилия – Сикулий). Это было время правления двух тиранов, могущественного Гелона и жадного, недоверчивого и склонного к насилию Гиерона I (с 487 г. до н.э.), его старшего брата. Но на творчестве Эпихарма это обстоятельство, видимо, не отразилось, возможно, потому что он проявлял обычную осторожность: воздерживался от публичных высказываний, «переложив в стихи мысли мужей пифагорейских и, скрывая учения Пифагора под видом шутки, распространял их таким образом». Но, судя по всему, покровительство тиранов поэтам и художникам сыграло положительную роль в творчестве Эпихарма. В ранние годы Эпихарм знал учение Гераклита, увлекался философией Пифагора, возможно, был его слушателем, но иногда, соблюдая семейную традицию, занимался врачебной практикой, как отец и старшие братья. Возможно, для того, чтобы заработать на жизнь. К тому же, Эпихарм написал несколько медицинских трактатов и работ по ветеринарии. Есть мнение, что Платон в учении об идеях воспользовался его подсказкой о «различении чувственного и умопостигаемого мира». Были у Эпихарма сочинения по сельскому хозяйству, где он досконально освещал проблемы плодородия. В его «Записках» говорится о природе, знании и врачевании; большую часть этих записок снабдил стихами. Есть у него заслуги в области греческой грамматики – «к семнадцати буквам алфавита Эпихарм добавил еще восемь. Хотя введение двух букв за Эпихармом не бесспорно». Греческая культура обязана Эпихарму за то, что он придал древней сицилийской комедии, существовавшей с дорических времен, классическую форму, после чего поэты Софрон и Ксенарх продолжили его развитие. К его авторству причислены тридцать пять комедий, хотя дошедшие фрагменты не дают полного представления об их ценности. Есть сообщения о полусотне сочинений, объем которых редко превышал четырехсот стихов. Но в любом случае сочинения Эпихарма отличаются от других произведений древнегреческих поэтов простотой сюжета, без искусственной сложности и тематической проблематичности. С его подачи, греческие комедии повсеместно стали носителями общественной морали и политической сатиры. Эпихарм писал комедии, но главное в них для него был не поэтический слог или сюжет, а философия, идеи которой он мастерски вплетает в поэтические тексты; он буквально вкручивает учение Гераклита, Пифагора и других философов в сюжеты, делая комедию живой, острой и, в конце концов, смешной. Один герой, к примеру, у него, должник, говорит своему кредитору, что он не тот человек, кто брал в долг; сейчас перед кредитором находится другой человек, и этот человек ему не должен. Объясняет такими словами: «Один растет, другой же худеет. В изменении же находятся все люди во всякое время. А то, что по своей природе изменяется и никогда не пребывает в том же самом положении, то, должно быть, будет уже чем-то отличным от переменившегося. Точно так же ты и я были вчера другими, чем сегодня, и в будущем будем опять иными. И никогда мы не бываем теми же самыми, согласно тому же самому закону». Это явный намёк на Гераклита! Рассказывали, что Эпихарм, уже в преклонном возрасте, сидел как-то с такими же стариками в помещении постоялого двора, где они с удовольствием попивали прохладное винцо, в меру разбавленное родниковой водой. Его собеседники наперебой говорили: «Мне надо прожить еще пять лет», «А мне – три», «А мне – четыре». Тогда Эпихарм сказал: «Друзья, чего вы гадаете, кому сколько надо ещё прожить? Все мы ненароком сошедшиеся здесь уже стоим у предела своей жизни, так что пора нам собираться в путь, пока мы не почувствовали тягот старости». Считается, что Эпихарм умер в 448 г. до н.э. глубоким стариком. ЭСХИЛ (525-456 гг. до н. э.), поэт. Эсхил из Гелы (Сицилия) вначале был воином, доблестно сражался с персами при Марафоне и Саламине. В двадцать пять лет представил на Дионисиях в Афинах свою первую трагедию, приняв участие в состязаниях с именитыми трагиками Херилом и Пратином. Правда, удивить искушенных зрителей не смог, но в тот день Эсхил совершил «переворот» в театральном искусстве: заставил режиссеров заменить безликий задний занавес сцены «живой» декорацией, соответствующей теме его пьесы; предложил актерам надеть характерные маски и надеть высокую обувь (котурны), чтобы зрители с дальних рядов могли лучше увидеть и понять происходящее на сцене. До Эсхила главным действующим лицом на сцене был хор из мужчин и один актер-декламатор; он добавил ещё одного актера, чем заметно принизил роль хора в спектакле, зато оживил действие. Эсхил предложил участникам хора не стоять на месте, не только петь, но ещё танцевать, проходить шествием по сцене, уточняя телодвижениями и поэзией идею и настроение пьесы. Его нововведения были с удовольствием приняты зрителями. Свою первую награду Эсхил получил, когда ему исполнилось сорок лет, и с тех пор он безраздельно царил в греческом театре, проявляя ещё себя в сатировской драме. Стремясь к точному выражению своей творческой идеи, он нередко сам брался за исполнение главных ролей, и это получалось у него замечательно. Когда Эсхила спрашивали, откуда черпает он своё творчество, отвечал: «Это сам Дионис является ко мне во сне и велит служить Элладе на поэтическом поприще». Поэт брался, в основном, за мифологические темы, но писал, прежде всего, о волновавших его современников размышлениях и тревогах, от решения которых зависела судьба Афин. Эсхил верил в народовластие и не сомневался, что афинские граждане не должны служить никакому правителю, не допускать тиранию власти. В трагедии «Персы» (477 г. до н.э.) Эсхил воспел победу демократии над деспотизмом и, в то же время, с огорчением констатировал, что спасительное единство граждан окончилось вместе с освободительной войной. Он с сожалением отмечал, что между бедными и богатыми нарастают противоречия. По этой причине Эсхил осуждал Фемистокла за деспотические методы управления Афинами. Боясь мести со стороны Фемистокла, поэт уезжает на Сицилию, где, к удивлению многих, приобрел покровительство тирана Гиерона. Эсхила эти обстоятельства не смутили, он воспринимал гостеприимство Гиерона, как должное, считая себя общегреческой знаменитостью. Поэт ещё дважды посещал Сицилию, написал драму «Этнийцы», содержание которой имело отношение к сицилийским обстоятельствам. Здесь он снова поставил своих «Персов», запрещенных в Афинах, и снискал такую же громкую славу, как прежде на родине. В 468 году до н.э. после изгнания Фемистокла из Афин Эсхил вернулся домой, где окунулся в подготовку к очередным поэтическим состязаниям. Но его ожидало большое огорчение – первую награду получил молодой и ещё неизвестный поэт Софокл. Эсхил чувствовал себя оскорблённым, обвиняя судей и зрителей в непонимании его таланта, хотя в его случае обстоятельства были сильнее таланта. Раздосадованный Эсхил в тот же день засобирался вновь на Сицилию. Но афинские друзья, успокоили его, уговорили остаться. На следующий год он показал афинянам новую трилогию об Эдипе – «Эдиподею», включающую трагедии «Лай», «Эдип» и «Семеро против Фив», где изобразил единоборство человека с Судьбой, дерзкое, но фаталистически тщетное. Народная любовь вновь вернулась к Эсхилу! Но слава поэта и всенародная любовь не помешала недоброжелателям поэта подать на него донос по причине того, что, якобы, в некоторых драмах он «возмутительно позволяет себе разглашать таинства Элевсинских мистерий, что позволяет врагам ослабить мощь Афинского государства». Ему грозила смертная казнь! Пришлось Эсхилу на суде доказывать свою невиновность, приведя в заслугу своё боевое прошлое на пользу отечества. В итоге Эсхил был оправдан, «за недоказанностью преступления», а доносчик наказан большим денежным штрафом». Эсхил сочинил девяносто трагедий, среди которых наиболее известные «Просительница», «Орестея», «Прометей Прикованный» и «Прометей освобожденный». До конца жизни он написал еще несколько драм, из которых «Орестейя» доставила ему в 458 году очередную блестящую победу в Афинах. А всего он принимал участие в состязаниях драматических поэтов пятьсот один раз, на которых почти всегда побеждал! ЭСХИН (ок.390-314 гг. до н.э.), оратор. Эсхин, сын школьного учителя и жрицы. Отец готовил его к деятельности государственного писца, а он избрал стезю актера. Но вскоре желание заняться политической деятельностью сделало Эсхина оратором. Впервые афиняне услышали Эсхина в 348 г. до н.э. в Народном собрании в связи с покорением македонянами афинской колонии Олинф; тогда он страстно призывал к созданию антимакедонской коалиции союзных городов. Но не прошло и несколько лет, как Эсхин, подкупленный золотом царя Филиппа, возглавил промакедонскую партию, резко сменив политический настрой. Он до конца оставался верным приверженцем мира с Македонией. Эсхин вместе с Демосфеном и Филократом принял участие в посольстве афинян, отправленное к Филиппу для переговоров о мире (346 г. до н.э.). Благодаря уловкам царя Филиппа, подписанный договор о мире оказался невыгодным для Афин. Это дало повод Демосфену по возвращению домой обвинить Эсхина в измене Афинам, «как подкупленного царем». На суде Эсхин защищался, выступив со встречным обвинением в отношении Демосфена и его сторонников, в частности, оратора Тимарха, но уже в моральном аспекте. Благодаря яркой разоблачительной речи Эсхина Тимарха обвинили в мужской проституции, что спасло самого Эсхина от сурового наказания за измену, которого он явно заслуживал, и нанесло урон престижу Демосфена, как политика и оратора. Через три года Демосфен вернулся к теме «измены Эсхина», нашел новый повод возобновить процесс против Эсхина, приписывая ему ответственность за все беды, которые постигли Афины после столь «удачно заключенного мира с Филиппом». И на этот раз Демосфену понадобилось употребить все своё красноречие и старание, чтобы отбить все упреки и вновь возбудить подозрение судей против него, вызванного Эсхином. Искусной аргументацией и привлечением достойных уважения свидетелей, в частности, Эвбула и Фокиона, Эсхин вновь добился оправдания. Но когда македоняне с царем Филиппом стали угрожать безопасности Афин и всей Греции, политические взгляды Эсхина послужили Демосфену подспорьем в борьбе против своего политического врага и его партии. Эсхин, в итоге, уступил место на политическом Олимпе своему Демосфену. В 337 г. до н.э., пытаясь привлечь к себе внимание афинян и затаив месть к Демосфену, Эсхин возбудил судебное разбирательство против Ктесифонта, когда тот внес в Народное собрание предложение наградить Демосфена золотым венком – «за заслуги перед Афинами». Эсхин говорил: «Если вы не перестанете так щедро дарить награды и так бездумно жаловать венки, то ни от награждаемых не ждите благодарности, ни для государства – поправления дел; потому что подлецов вы не переделаете к лучшему, а хороших людей только вгоните в крайнюю тоску». Демосфен защищался блистательно, в результате чего Эсхин получил лишь одну пятую голосов и был вынужден уплатить огромный штраф в тысячу драхм – «за клевету». Выслушав судебное решение, Эсхин сказал с огорчением, что «суды по закону перевелись, а судить стали по злобе и по особым постановлениям»… В итоге он отказался уплатить штраф – у него не было столько денег на штраф, – что послужило поводом изгнать его из Афин. Он поселился в Эфесе, позднее жил на Родосе, где открыл школу красноречия; некоторое время жил на Самосе. Но больше никогда не возвращался к политической деятельности. Эсхин не записывал свои речи, в отличие от многих других ораторов, как это делали, к примеру, Антифонт, Лисий, Исократ. Выступая в судебных заседаниях или перед народом в собраниях, он имел обыкновение импровизировать. Поэтому до нашего времени дошли только три подлинные речи Эсхина: «Против Тимарха», «О нечестном посольстве» и «О венке». В них обнаруживается природный ораторский талант, способность увлекать слушателей ясностью доводов, разнообразием примеров, силой и пафосом изложения. Он успешно применяет поэтическую образность речи, доходчивые эпитеты, что заставляло слушателей верить ему даже в неподходящих для этого случаях. Но с профессиональной точки зрения, содержание речей Эсхина уступает многим античным писателям, отличаясь сравнительной бедностью мысли, отсутствием эрудиции и вдумчивости и склонностью к посредственности и умеренности. Не говоря уже о моральной стороне и политике. КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ